Клуб удивительных промыслов (рассказы)

– Вот что, Грант, – сказал он, стряхивая о косяк пепел сигареты, – я без денег до апреля. Вы не одолжите мне сто фунтов?

Мы с Рупертом молча переглянулись. Бэзил, сидевший у стола, неспешно повернулся на вращающемся стуле и взял перо.

– Выписать? – спросил он, открывая чековую книжку.

– Все-таки, – начал Руперт как-то слишком громко, – поскольку лейтенант Кийт решился высказать такую просьбу при мне, члене семьи…

– Вот, прошу, – сказал Руперт, бросая чек беспечному офицеру. – Вы спешите?

– Да, – отрывисто ответил тот. – Я должен повидаться с… э… моим агентом.

Руперт ехидно смотрел на Кийта, словно вот-вот спросит: «Со скупщиком краденого?», но он спросил:

– Агента? Какого же именно, лейтенант?

Кийт недружелюбно глянул на него и отвечал без особой любезности:

– Жилищного.

– Вот как, жилищного? – мрачно спросил Руперт. – Не пойти ли с вами и мне?

Бэзил затрясся от беззвучного смеха. Лейтенант Кийт замялся и нахмурился.

– Простите, – переспросил он, – что вы сказали?

Проходя все фазы жестокой иронии, Руперт ответил:

– Я говорю, что хотел бы пойти с вами к жилищному агенту. Вы не возражаете, если пойдем мы все?

Гость буйно взмахнул тростью.

– Прошу! – воскликнул он. – Ради Бога! И в спальню. И под кровать. И в мусорный ящик. Прошу, прошу, прошу.

И выскочил из комнаты так быстро, что у нас перехватило дыхание.

Неспокойные синие глаза Руперта Гранта озарились сыщицким пылом. Он догнал Кийта и заговорил именно с той фальшивой развязностью, с какой переодетый полисмен должен говорить с переодетым преступником. Подозрениям его способствовала особая нервность спутника. Мы с Бэзилом шли за ними, зная без слов, что оба мы это заметили.

Лейтенант Драммонд Кийт вел нас через очень странные, сомнительные места. По мере того, как улицы становились извилистей и теснее, дома – ниже, канавы – неприятней, Бэзил все больше хмурился с каким-то угрюмым любопытством, а Руперт (вид сзади) победно ликовал. Пройдя четыре или пять серых улочек бесприютного квартала, мы остановились; таинственный лейтенант еще раз оглянулся в мрачном отчаянии. Над ставнями и дверью, слишком обшарпанными даже для самой жалкой лавчонки, висела вывеска: «П. Монморенси, жилищный агент».

– Вот его контора, – язвительно сказал Кийт. – Подождете минутку или ваша поразительная заботливость велит вам выслушать нашу беседу?

Руперт побледнел, его трясло. Ни за что на свете он бы не выпустил добычу.

– Если позволите, – сказал он, сжимая за спиной руки. – Я имею некоторое право…

– Идемте, идемте, – вскричал лейтенант, безнадежно и дико махнув рукой, и ринулся в контору. Мы пошли за ним.

П. Монморенси, жилищный агент, одинокий и пожилой, сидел за голой бурой конторкой. Голова у него была как яйцо, рот – как у лягушки, бородка – в виде сероватой бахромы, а нос – красноватый и ровный. Носил он потертый сюртук и какой-то пасторский галстук, завязанный совсем не по-пасторски.

Словом, он так же мало походил на агента по продаже недвижимости, как на разносчика реклам или на шотландского горца.

Простояли мы секунд сорок, но странный старый человечек на нас не смотрел. Правда, и мы на него не смотрели, при всей его странности. Мы, как и он, смотрели на хорька, ползавшего по конторке.

Молчание нарушил Руперт. Сладким и стальным голосом, который приберегался для самых важных случаев, а репетировался в спальне, он произнес:

– Мистер Монморенси, надеюсь?

Человечек вздрогнул, удивленно и кротко поглядел на нас, взял хорька за шкирку и сунул в карман. После чего виновато выговорил:

– Простите?

– Вы жилищный агент? – осведомился Руперт.

К великой его радости, человечек вопросительно взглянул на Кийта.

– Вы агент или нет? – заорал Руперт так, словно спрашивал: «Вы громила?»

– Да… о, да!.. – ответил тот с нервной, почти кокетливой улыбкой. – Именно жилищный агент! Да, да.

– Так вот, – с ехидной мягкостью сказал Руперт, – лейтенант Кийт хочет с вами потолковать. Мы пришли сюда по его просьбе.

Лейтенант, мрачно молчавший, заговорил:

– Я пришел, мистер Монморенси, по поводу моего дома.

– Да, да, – откликнулся жилищный агент, барабаня по конторке, – все готово, сэр. Я все выполнил… это… ну…

– Хорошо, – оборвал его Кийт, словно выстрелил из ружья. – Не беспокойтесь. Сделали все – и прекрасно.

И он резко повернулся к дверям.

Мистер Монморенси, немыслимо жалобный, что-то забормотал, потом решился:

– Извините, мистер Кийт… я спрошу… я не совсем уверен. Отопительные приборы там есть… но зимой… на такой высоте…

– Нельзя много ждать? – оборвал его лейтенант. – Ну, конечно, я и не буду. Все в порядке, мой дорогой. Вы не беспокойтесь, – и он взялся за ручку.

– Мне кажется, – с сатанинской вкрадчивостью произнес Руперт, – мистер Монморенси хочет еще что-то сказать.

– Я про птиц, – в отчаянии воскликнул агент. – Что с ними делать?

– Простите? – в полном недоумении выговорил Руперт.

– Как насчет птиц? – повторил Монморенси.

Бэзил, стоявший до сей поры спокойно или, точнее, тупо, как Наполеон, внезапно поднял львиную голову.

– Прежде, чем вы уйдете, лейтенант, – спросил он, – скажите, что будет с птицами?

– Я о них позабочусь, – ответил Кийт. – Они не пострадают.

– Спасибо, спасибо! – вскричал в полном восторге загнанный агент. – Не сердитесь, пожалуйста. Вы знаете, как я люблю животных. Я такой же дикий, как они. Спасибо, сэр. Но вот еще одно…

Лейтенант очень странно засмеялся и повернулся к нам. Смысл его смеха был примерно такой: «Ну что ж, хотите все испортить – пожалуйста. Но если бы вы знали, что вы портите!»

– Еще одно, – тихо повторил мистер Монморенси. – Конечно, если вы не хотите, чтобы к вам ходили гости, надо его покрасить зеленым, но…

– Красьте! – заорал Кийт. – Зеленым, и только зеленым.

И прежде, чем мы опомнились, вылетел на улицу. Руперт Грант собрался не сразу, но заговорил раньше, чем затихло эхо хлопнувшей двери.

– Ваш клиент взволнован, – сказал он. – Что с ним? Ему плохо?

– Нет, что вы! – смутился Монморенси. – Дело у нас непростое. Дом, знаете ли…

– Зеленый, – невозмутимо сказал Руперт. – Видимо, это очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси, часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?

– Понимаете, – дрожащим голосом отвечал агент, – это для того, чтобы он не бросался в глаза.

Руперт безжалостно улыбнулся.

– Можете вы сказать мне, – спросил он, – где не бросается в глаза зеленое?

Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух ящериц, пустил их по конторке и ответил:

– Нет, не могу.

– Вы не можете объяснить, в чем дело?

– Вот именно. – Жилищный агент медленно встал. – Не могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?

Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился, и взял себя в руки.

– Простите, – благоразумно ответил он. – Ваши реплики так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз простите мою дерзость.

– Что вы, что вы! – проговорил жилищный агент, не спеша вынимая южноамериканского паука из жилетного кармана и пуская его на конторку сбоку.

– Что вы, сэр! Заходите к нам, окажите честь.

Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними звездами, была пуста.

– Ну, что ты теперь скажешь? – крикнул он брату. Брат не ответил.

Молча пошли мы по улице, Руперт – в ярости, я – в удивлении, Бэзил – просто скучая. Мы проходили улицы, одну за другой, огибали углы, пересекали площади – и не встретили никого, кроме пьяниц по двое, по трое.

На одной улочке их стало пятеро, потом – шестеро, а там – и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках пальцев была кровь. Хуже того – на камнях лежал или очень длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости. Однако на ней крови не было.