Город в законе: Магадан, триллер

Игра началась.

Теперь сдает он.

Я поднимаю карты.

Есть особая магия в этом нехитром действе. Никогда не знаешь, что на этот раз дарит тебе судьба. Жирных тузов со смеющимися дамами в окружении чванных королей, или мелочь семерок и десяток, неожиданно выстраивающихся в непробиваемую схему мизера — помощи равных тогда тузам и королям. Или голяк — пас, когда впору поплакаться в жилетку Валентине на невезуху. Я думаю, чтобы по-нять Достоевского и Пушкина и многих, и многих, надо тоже быть игроком. Впрочем, необязательно в карты. В жизни всем нам выпадают моменты, когда на кон ставишь многое, даже саму ее…

Но в картах мне видится модель жизни, ее микрокосм.

Ты надеешься, строишь план и терпишь крушение.

Надо уметь проигрывать, держать удар. Удача повернется к тебе лицом.

Ты выигрываешь, все за тебя… потерял осторожность и все потеряно.

Наполните эту схему любыми обстоятельствами и деталями, дайте костям мясо и музыку включите — от плясовой до Шопена… Вся жизнь — игра!

У меня четыре масти и все по трц. Максимум три взятки без учета прикупа. А в прикупе может быть твоя удача, а может, и наоборот… Знал бы прикуп, жил бы в Одессе, — гласит игроцкая заповедь. Всего две карты бросает игрок посреди стола — они пока ничьи, они того, кто отважится на игру и сделает вызов судьбе.

Две карты! Приди ко мне две червушки — капитальный ремонт! Семь игры.

А не приди?

Но ведь что-то там есть.

А первый ремиз — золото. Я объявляю…

— Раз!

Все уже пропасовали и Поручик открывает мне прикуп. Два короля. Один червей, они и будут козырь, а второй — к тузу. Взятка. Шесть железных.

А если и расклад мне благоприятствует, могу и привезти.

— Шесть на червях.

— Вист.

— Второй.

Ну что ж, втемную даже интересней. Что-то они пронесут, может.

Взял семь взяток. Джентльмен опять без взятки, лезет на двоечку в гору.

Бухгалтер пишет висты на меня.

Сдача.

— Пас!

— Раз!

— Вист!

— Семь треф!

— Сыграно!

— Без лапы! Шесть да без одной, да за приглашение…

— Попка трусики сжевала, — комментирует нашу осторожность Поручик.

— Раз!

— Два!

— Отдаю все четыре на треф…

Пуля потихоньку заполняется, крупные игры редки и к столу мы поднимаемся тоже не часто, но поднимаемся и выпитое оживляет игру. Чуть-чуть раскованнее, чуть небрежнее. Единственный, на кого водка кажется не действует совсем — это Джентльмен. Даже наоборот. Чем больше он выпьет, тем кажется собранней. Только говорит несколько медленней.

Бухгалтера поймали на мизере, всучили две взятки. От этого или спиртного он побагровел, движения стали размашистыми и опять пишет висты на меня.

— Обожди, Геннадий Михайлович, я же не играл!

— Ох, черт, не туда!

Игра примерно равная. Джентльмен удачно все-таки сыграл несколько крупных темных и за счет разницы пули и горы выглядит наравне со всеми. В игре остается немногим больше двадцати.

И тут ко мне подваливает карта.

Даже без прикупа — девять на руках!

Прикуп практически ничего не дает и я оставляю его сдающему — пусть потренируется.

Все ждут, какой козырь я объявлю.

— Девять бубен!

— Вист, — мгновенно реагирует Поручик.

Боже, что я натворил. Вместо червей заказал бубен! а их у меня всего две штуки

— А могу я поднимать?

— Можешь, но в той же масти, — Поручик беспощаден. — Игра завистована.

Это уже раздевание. Без пяти на гору, то есть на девяносто.

Через несколько минут Бухгалтер, сыграв все-таки свой мизер, закрывает игру. Поднимаемся к столу, с огорчения я выпиваю полстакана водки — был в выигрыше, а сел почти, на пятьсот рублей из-за глупой оговорки.

Джентльмен утешает меня:

— Да брось ты, я в прошлый раз на тысячу влетел тоже так — на руках одна масть, а я ляпнул другую.

— Да я не из денег, Володь, так, настроение…

А настроение исчезло потому что я вижу — и тут мы изменились. И тут во главе угла нажива. Обмани ближнего, иначе дальний приблизится и обманет тебя дважды. Еще год назад на такие оговорки мы и внимания не обратили бы, что же с нами делает время!

И водка.

Легкий туман поплыл перед глазами, огорчение исчезло. Сам виноват — пять раз подумай, а потом скажи. Да сначала про себя-то ли говоришь, проверь. Язык мой — враг мой.

У Поручика язык чешет без остановки:

— Ну вот кто из вас скажет, где в Магадане находится подземный переход? — Он озирает нас круглыми от спиртного глазами и останавливает свой взгляд на мне.

— Ну скажи, краевед.

Это продолжается наше давнее соперничество. Мы с ним оба четверть века на Колыме и оба достаточно поколесили по ее дорогам, иногда спорим, где находится то или иное озеро или река, или перевал. У него преимущество по трассам, понятно, дальнобойщик, у меня по общей картине.

Вопрос, действительно, интересный. Я пролистываю в памяти наши улицы — ничего и близко нет. Знаю, что тогда были прожекты построить переходы на Колымском шоссе, затем на Ленина у Полярного, но они так и остались прожектами.

Но то, что рассказывает Поручик, для многих открытие.

— В девяносто втором году собрались строить на Нага- евской школу. Тогда в моргородке много детей жило да и Шанхай поставлял учеников, а школа получалась через дорогу. И тут начальник второго строительного управления, возглавлял его тогда Шапкин, с проектом и вышел. Его поддержали и отвалили пятьсот тысяч рублей. По тем временам большие деньги, особенно если на доллары по тогдашнему курсу перевести.

Потом все строительство в городе лопнуло и школа осталась на уровне первого этажа, можете съездить посмотреть. Исчезла надобность и в переходе. Деньги, понятное дело, остались у подрядчика.

— Ну хоть что-то было сделано, — интересуюсь я.

— Яму большую выкопали, прямо напротив магазина. Но после того, как прошлый год в нее две машины влетели, засыпали.

Поручик торжествует. Похоже, в этот раз он меня на лопатки положит.

Ага, как же!

— Ну так вот, — нарочито небрежно говорю я. — С этим начальником стройки я водку вчера пил. И не надо обижать мужика, ни к чему. Они всего метра до сбойки не дошли — бетон кончился. А потом дожди, а потом борьба за демократию, кому оно на хрен, то строительство нужно!

— И еще! Есть и второй подземный переход, куда более древний. И вел он от нынешнего обкома партии во двор магазина "Алмаз", там раньше следственный изолятор' НКВД находился.

— Из бюро и в БУР, — каламбурит кто-то, но никто даже не улыбнулся.

БУР — барак усиленного режима. Старые колымчане это знают. Бараки эти, как правило, из дикого камня с коваными решетками еще и сейчас стоят по старым лагерям..

— Два-один, — резюмирует, вздохнув чему-то, Джентльмен.

Я выхожу на веранду, подышать свежим воздухом. Вид отсюда замечательный. Дача расположена высоко на сопке, у кожзавода и отсюда хорошо видно синюю подкову бухты Гертнера и город вплоть до Пионерного. Улицы, площади, зеленые огоньки скверов, белые девятиэтажки восклицательными знаками расставленные по Набережной. В обозримом будущем ее планировали одеть в бетон, очистить от мусора, на всем протяжении разбить бульвары… Сейчас, когда городской бюджет задыхается без денег, об этих дерзких проектах уже никто и не заикается — завезти бы уголь на зиму, заплатить бы чем учителям и медикам.

Со стороны моря медленно поднималась громадная фиолетовая туча. Лучи заходящего солнца, как прожектора, били в ее толстое шевелящееся нутро и не в силах пробить ее расплывались как масло по воде. От этого казалось, что там, в глубине бушует фантастический пожар. Его длинные языки едва не достигали тихих мирных улиц, плоских крыш девятиэтажек, зеленых лиственниц городского парка.

Я написал — мирных улиц… Должно быть, задумался.

ГЛАВА X