Одержимый

Одним из ведущих направлений снижения издержек являлось использование внедрения программного обеспечения сетевого менеджмента. Корпорации только начали использовать эти программы для поставок деталей и узлов, регулирования отношений производителей и покупателей, между подразделениями одной компании.

«Вестидж» пока не успела завоевать место под солнцем, но, судя по всему, могла принести миллиарды. И сливки в этом случае снимали первые инвесторы, венчурные капиталисты вроде «Киндл инвестмент патнерс» и некоторых других. Именно их обогащал рост стоимости таких компаний, как «Вестидж технолоджис».

Энни сказала, что инвестиции на ранних стадиях — конек ее отца. Таким чутьем, как он, могли похвастать немногие.

— Он хочет, чтобы ты пошла по его стопам, — заметил я.

— Я могла, — игриво ответила Энни. — Но вот встретила тебя.

На следующий день, после ленча в Центральном парке, мы взяли такси и поехали к третьему по высоте зданию Нью-Йорка. А потом стояли на обзорной площадке Эмпайр-стейт-билдинг и целовались.

— Почему ты это делаешь? — спросил я.

Она вновь поцеловала меня.

— Потому что от тебя пахнет пиццей и жевательной резинкой.

— Занимаешься этой работой, — уточнил я. — Радости ты вроде бы от нее не получаешь. А тут я посмотрел, какие рожицы ты строила обитателям зоопарка, и подумал: почему не выбрать более спокойную жизнь? Какой бы она ни была?

Я почувствовал порыв ветра и поднял воротник ее куртки, чтобы ей не надуло в уши.

— Нат, ну-ка повтори, что визжала та забавная обезьянка, — попросила она.

Я взвизгнул.

— Я восхищаюсь твоим решением уйти из медицины, свернуть с наезженной колеи. Чтобы регулярно спать днем. Мне в тебе это нравится. — Она стала серьезной. — Но пусть тропа моя не такая уж безмятежная, если исходить из твоего понятия безмятежности, это не означает, что я выбрала неправильный путь. Мне он нравится, я могу создавать большие компании, предоставлять людям новые возможности, зарабатывать большие деньги. А потом могу приходить домой, и у меня еще будет достаточно времени для того, чтобы потратить его на зоопарк.

На обед мы так и не попали. Я принял душ и переоделся. Энни находилась в ванной целую вечность.

Наконец я постучал.

— Заходи.

Она сидела на унитазе полностью одетая, в короткой юбке и черных чулках. Выглядела бы потрясающе, если бы не красная полоска помады, уходящая вниз от правого угла рта. Как у грустного клоуна.

— Повтори еще раз этот визг мартышки. — Она попыталась улыбнуться.

— В чем дело?

— Ты меня не любишь.

— Что?

— В реальной жизни такого быть не может.

Я взял бумажную салфетку, вытер помаду с ее губ и подбородка.

— Не говори глупости. Я люблю тебя всей душой. Никогда и ни к кому такого не испытывал.

Энни закрыла глаза, глубоко задумавшись, открыла, потом рассказала мне одну историю. В шестнадцать лет, летом, отец устроил ее на работу к местному кандидату от республиканской партии. Вместо этого она пошла в добровольцы к демократическому кандидату. Отец пришел в штаб-квартиру демократа и начал на нее кричать, прилюдно унижая. Позднее он показал ей газетную статью, в которой сообщалось, что много лет тому назад у демократа был роман с няней, которая сидела с его детьми, незаконной иммигранткой. По словам Энни, она заподозрила, что ее отец сам организовал утечку этой информации.

— Он маньяк, — вырвалось у меня.

Энни переварила мои слова.

— Чего мы только не делали вместе, когда я была маленькой. Ходили в зоопарк, путешествовали. Но больше всего мне нравилось кататься с ним на лыжах. Не сам спуск, подъем. Мы сидели с отцом вдвоем, подвешенные между небом и землей, и он задавал мне вопрос за вопросом: что я думаю о том, что я думаю об этом. Я так злилась, когда подъем заканчивался, и скатывалась по склону как можно быстрее, чтобы вновь оказаться на подъемнике. Потом я подросла и стала независимой.

Она вытерла с подбородка остатки помады.

— Он чувствует, что теряет тебя?

— Возможно. Мой отец — прагматик. Отношения для него важны, но он понимает, что они — явление временное. Сначала их завязывают, они укрепляются, а потом рвутся, став очень уж зыбкими. У отца есть свое определение… любви. Для него эмоциональные увлечения до какого-то момента радостны и приятны, но становятся помехой, если выходят из-под контроля.

Мягкость полностью ушла из нее.

Я рассказал ей о каталоге «Скаймолл», вызвав ответную улыбку. Услышал, что подвал их дома завален вещами, купленными по этому каталогу, к примеру мисками, которые обеспечивали кошек чистой аэрированной водой; чемоданами с ручками правильной эргономической формы; моделями дистанционно управляемых акул. Ее отца завораживала эта капиталистическая приманка.

Я рассмеялся.

— Если он когда-нибудь придумает кабельный телевизионный канал «Покупки на дому», мы обречены.

— Вот почему моя мать и ушла от него. Он воспринимает любовь точно так же, как и шапку-холодильник для сафари, работающую на солнечной энергии. Это иллюзия, нечто такое, что можно желать, к чему стремиться, при условии, что прибавляется не очень много забот.

Она отвернулась от меня к зеркалу, посмотрела на мое отражение. Я ждал продолжения, но его не последовало, как и ответов на мои последующие вопросы.

Я предположил, что она хочет остаться одна, вышел из ванной, сел на кровать. Наконец дверь ванной открылась. Энни разделась догола. Потом мы занялись любовью, страстно, яростно, и с губ Энни впервые начали срываться ругательства и четкие указания, что мне нужно делать. Я уже принялся их выполнять, но атмосфера вдруг изменилась, Энни захихикала, а потом мы оба принялись смеяться.

На следующий день состоялась большое совещание. Задача Энни состояла в том, чтобы убедить инвестиционных банкиров вывести акции компании на биржу, что означало для «Киндл инвестмент патнерс» многократный возврат вложенных средств. Совещание состоялось в конференц-зале отеля, где мы остановились. Через пару минут после того, как Энни скрылась за дверью, я заметил, что она оставила конверт из плотной бумаги с материалами для презентации. Конференц-зал со стеклянными стенами я нашел без труда. Энни вела совещание. Пятеро мужчин внимательно слушали, в том числе и Дейв Эллиот, адвокат отца Энни.

Я постучал по стеклу, и Энни взмахом руки предложила мне войти.

— Натаниэль Айдл, — представила она меня, в ответ мужчины кивнули. Взяла конверт, заглянула в него. — Благодарю. Вроде бы все на месте.

Я попытался поймать ее взгляд, но она уже смотрела на мужчин, так что мне не оставалось ничего другого, как скромно удалиться.

Двумя месяцами позже мне досталось место в первом ряду на поединке Энни с ее отцом.

Мы были в атертонском особняке. Ее отец и его третья жена (женщина тридцати с небольшим лет, более мягкая и мудрая, чем стандартные блондинки, на которых женятся богачи) вроде бы уехали на пару дней. Энни и я сидели на кухне, жарили рыбу. Услышали, как открылись ворота.

Гленн Киндл пребывал в превосходном нестроении. Он тут же повел нас в гараж, и мы поняли почему. Вместо того чтобы уехать на уик-энд, он направился в автомобильный салон и купил кабриолет «мерседес». Протянул Энни ключи.

— На следующей недели акции «Ноутс мейл» выходят на биржу. В немалой степени благодаря нашему новому младшему партнеру. — Он широко улыбнулся.

Ключи застыли на открытой ладони Энни. Она не могла сказать ни слова. На лице отражалось недоумение. Ее отец подмигнул мне, провел ладонью по синему борту прекрасного автомобиля и двинулся к двери в дом.

— Прокатимся? — предложил я Энни.

Но она смотрела вслед отцу. Тот повернулся, улыбнулся ей.

— Тед такого не ожидал, — сказал он.

— Что ты с ним сделал?

— Уволил, — буднично ответил ее отец. — Он этого заслужил. Мы все сделали сами. Он, конечно, не обрадовался. Назвал меня безжалостной тварью. Раньше меня никто так не называл.