Черные кувшинки

Уроды.

Можно подумать, что в полнолуние они устраивают тут свои призрачные вернисажи. Я обернулась. В самом низу, на другом конце кладбища, хоронили Жерома Морваля. Аккуратная могила, красивое надгробие. И местечко самое что ни на есть козырное — по соседству со всякими Ван дер Кемпами, Ошеде-Моне и прочими Боди. Там собралась вся деревня — ну, или почти вся. Человек сто, не меньше. Все в черном, с непокрытыми головами. Или под зонтиками.

Сто плюс один. Один — это я. На другом конце. Кому какое дело до смерти старика или старухи? Если хочешь, чтобы тебя оплакивали, пожалуй, имеет смысл сдохнуть молодым, в расцвете сил. Даже если ты — последняя сволочь, о тебе будут скорбеть. Кто первый, того и сапоги. На моего мужа кюре потратил хорошо если полчаса. Кюре у нас молоденький, родом из Гасни. Я его раньше не видела. Зато Морваля отпевал епископ из Эврё! Говорят, дальний родственник его жены. Церемония затянулась почти на два часа.

Догадываюсь, что вам это кажется удивительным. Двое похорон на одном и том же кладбище, на расстоянии нескольких десятков метров и под одним и тем же упорным дождем. Вам не нравятся такие совпадения? Они представляются вам слегка натянутыми? Тогда послушайте, что я вам скажу. Нет никаких совпадений. В череде случившихся событий нет ничего случайного. Напротив. Каждый элемент на своем месте, и все рассчитано с точностью до минуты. Каждый фрагмент этой преступной мозаики является частью цельной картины. И, клянусь вам могилой мужа, остановить лавину никто уже не в силах.

Я подняла голову. Отсюда, сверху, вид на происходящее открывается такой, что аж дух захватывает.

Патрисия Морваль стоит перед могилой мужа на коленях. Безутешная вдова. За ее спиной — Стефани Дюпен. Лицо серьезное, глаза заплаканные. Ее держит под руку муж. Суровый взгляд, кустистые брови, мокрые от дождя усы. Вокруг них толпятся люди — родственники, друзья, незнакомцы. Инспектор Серенак тоже пришел. Стоит чуть поодаль, ближе к церкви, неподалеку от могилы Моне. Епископ заканчивает произносить надгробную молитву.

В траве — три плетеные корзины. Каждый берет из них по цветку и бросает в разверстую могилу: штокрозы, ирисы, гвоздики, сирень, тюльпаны, васильки… Кошмар. Только Патрисии Морваль могла прийти в голову эта идея. Как будто солнце хоронят.

Даже Моне до такого не додумался бы…

Им хватило деликатности изваять на гигантской гранитной доске серую кувшинку.

Бездна вкуса.

А вот со светом у них промашка вышла. Знаменитое солнце Живерни не пожелало проводить покойного в последний путь. Что ж, не все купишь за деньги. Как знать, может, Бог и правда есть.

Мокрая земля у меня под ногами охряными ручейками оползала по узким тропкам между могилами. Ни на одном из жителей Живерни, собравшихся внизу, разумеется, не было сапог. Надо думать, инспектор Серенак довольно посмеивается. Что ж, каждый развлекается как может.

Я стряхнула воду с повязанного на голове черного шарфа. Промок насквозь. Чуть поодаль я заметила сбившихся тесной кучкой детей. Кое-кого из них я узнала. Фанетта плакала. Сразу за ней стоял Винсент. Возможно, ему и хотелось ее утешить, но он не осмеливался. У детей серьезные выражения лиц — в одиннадцать лет смерть представляется особенно несообразной.

Дождь немного утих.

Пока я наблюдала за сценой похорон, мне вспомнилась одна игра, в которую мы играли детьми. Дана загадочная история, и надо найти ее разгадку, для чего можно задавать вопросы, предполагающие ответ «да» или «нет». Один человек похоронил родственника. Через несколько дней он вдруг без всякой причины убил другого родственника. Почему? «Он хорошо знал этого родственника? — Нет». «Он хотел ему за что-то отомстить? — Нет». «Он надеялся унаследовать его деньги? — Нет». «Он боялся, что родственник откроет страшную семейную тайну? — Нет». В эту игру мы играли часами…

Дождь прекратился.

Все три корзины с цветами опустели.

По мраморной доске с именем моего мужа стекали капли. Толпа внизу наконец-то рассеялась. Жак Дюпен все так же прижимал к себе жену. Ее длинные волосы прилипли к мокрому черному платью, подчеркивая рельеф груди. Они медленно прошли мимо Лоренса Серенака. Инспектор пожирал взглядом Стефани Дюпен.

Наверное, на воспоминание о той давней детской игре меня навел его жадный взгляд. Я промучилась всю ночь, но к утру нашла разгадку. На похоронах мужчина влюбился в незнакомку, но она исчезла прежде, чем он успел с ней заговорить. И он придумал: надо, чтобы умер еще кто-нибудь из членов этой семьи, и тогда незнакомка снова придет на похороны. Большинство моих друзей, вместе со мной ломавших голову над таинственной историей, возмутились: дескать, так нечестно. Только не я. Меня пленила неопровержимая логика этого преступления. Странные шутки играет с нами память. Я годами не вспоминала про эту игру. До самых похорон мужа…

Внизу разошлись последние участники церемонии.

Теперь, когда мне все стало ясно, я могу приоткрыть завесу тайны.

Антураж самый подходящий.

ЭТО НЕ ПОСЛЕДНЕЕ УБИЙСТВО В ЖИВЕРНИ.

Слово ведьмы.

Я постояла еще немного, глядя на оползающий холмик земли над могилой мужа. Больше я сюда, скорее всего, не приду. Во всяком случае, при жизни. Что мне здесь делать? Вторых похорон, в которых я заинтересована, не будет. Шли минуты, может быть, часы…

Наконец я спустилась.

Нептун послушно ждал меня у кладбищенских ворот. Я пошла по улице Клода Моне. Смеркалось. Зажглись фонари. С цветов, высаженных вдоль ограды, капала вода. Талантливый художник мог бы кое-что извлечь для себя из этой живописной картины.

В окнах домов тоже загорался свет. Я прошла мимо школы. В соседнем доме горело круглое окно под самой крышей. Это комната Стефани и Жака Дюпен. Что они сейчас делают? О чем говорят, снимая промокшую одежду?

Подозреваю, что вам очень хотелось бы проникнуть в мансарду и подсмотреть за ее обитателями. К сожалению, даже мне, опытной серой мышке, не дано карабкаться по водосточной трубе.

Я лишь слегка замедлила шаг, но продолжила свой путь.

18

Лоренс Серенак медленно продвигался в темноте, ориентируясь лишь на скрип собственных башмаков по гравию. Найти дом помощника ему не составило труда — Сильвио Бенавидиш дал достаточно точные указания. Пройти вдоль течения Эпта до Кошереля, по мосту перейти на другую сторону, повернуть налево, к церкви — ее не пропустишь, после десяти вечера это единственное в поселке освещенное здание. Серенак осветил фарами мотоцикла имя владельца на почтовом ящике и поставил свой «Тайгер-триумф Т100» между двумя монументальными цветочными вазонами. Дальше возникли сложности: звонка на калитке не оказалось. Впереди угадывалась гравийная дорожка, а метрах в пятидесяти темнело пятно дома. Серенак открыл калитку и шагнул на дорожку.

— Черт!

Инспектор врезался коленом в кирпичную ограду. Высотой около метра, она преграждала ему путь. Он ощупал холодный камень и железную решетку, припорошенную густой пылью. Когда до него дошло, что это дворовый гриль, вдали мигнул огонек. Секундой позже на большой веранде вспыхнул яркий свет. Должно быть, его вопль переполошил всех соседей. Из-за стеклянной двери показалась фигура Сильвио Бенавидиша.

— Идите прямо, патрон, — раздался его голос. — По дорожке. Только осторожней, не наткнитесь на гриль…

— Понял, понял, — пробормотал Серенак, думая про себя, что совет немного запоздал.

Он двинулся вперед, осторожно переставляя ноги, но метра через три снова налетел на препятствие, упал, задев локтями что-то вроде железного ящика, и, не сдержавшись, взвыл от боли.

— Эй, патрон, как вы там? — обеспокоенно и смущенно крикнул Сильвио. — Я же предупреждал: там гриль!

— Блин, — поднимаясь, ругнулся Серенак. — Хоть бы сказал, что их тут у тебя целая куча! Коллекционируешь ты их, что ли? Сколько там еще?