Черные тузы

здесь нам сам Бог велел проложить кабель и все сделать по уму. Когда Марьясов поедет по этой дороге, я буду стоять вон за теми елками. То есть, не я один. С семи утра здесь будет твой отец. Если после взрыва Марьясов не умрет, то есть не совсем умрет… Короче, мы с твоим отцом спокойно подойдем к Марьясову, и все кончим одним движением левой пятки.

– Это как?

– Это никак. Это я шучу. Даже удивляюсь, как ты в газете держишься с твоим-то чувством умора. Из движущейся машины меня не увидят, зато сами будут, как на ладони. Припорошим провод снегом, хотя он белый, и так никто не заметит. Вот кабель придется немного укоротить. Я на всякий случай взял шестьдесят пять метров. Но тут и сорока за глаза хватит.

– А дома этого нельзя было сделать, цепь эту собрать, провод укоротить?

– Можно, конечно, можно, – согласился Савельев. – Но лучше такие вещи делать на местности. От печки плясать. Если есть такая возможность, а возможность у нас есть. Кстати, может быть, ты сам хочешь это сделать? В смысле нажать на кнопку?

– Хочу. Но борюсь, что в последний момент у меня не хватит духу.

– Тогда лучше и не пробовать. А ты, Петя, чего такой невеселый?

Рослякову не хотелось выдавать эмоций, он только чувствовал, что говорит что-то не то, не так, не о том, и даже не своим, а чужим, тонким от волнения, противным голосом. Он наблюдал за неторопливыми действиями Савельева, ощущая странную внутреннюю дрожь. «Господи, неужели это я участник, правильно сказать, организатор покушения на убийство? – спросил себя Росляков и сам себе честно ответил. – Точно, я участник и организатор покушения на убийство. Точнее, участник убийства. Это дико, это чудовищно дико. Что же я тогда здесь делаю? И сколько людей в этот раз будет находиться в машине рядом с Марьясовым? А в джипе сколько людей? Значит, все они погибнут? Господи, сколько же там будет людей?»

Савельев продолжал зачищать провода, а Росляков, не находя себе применения, топтался над ним, изводил себя бессмысленными и страшными вопросами.

– Так чего ты невеселый? – снова спросил Савельев.

– А чего веселиться-то?

– А ты посчитай, сколько ты денег сэкономил на взрывчатке, – Савельев снял шапку и вытер рукавом ватника лоб. – Сто грамм пластида стоят пятьсот долларов. А нам не сто грамм нужно, даже не килограмм. Есть у тебя такие деньги? То-то. Но дело даже не в деньгах. Взрывчаткой в Москве сами менты и торгуют через подставных лиц. Двойной навар: и деньги им, и уже готовое уголовное дело. Утром ты покупаешь взрывчатку, а вечером уже сидишь в камере, в том следственном изоляторе, что стоит во дворе Петровки. А если сбытчики взрывчатки не менты, то уж поверь мне, такие люди у ментов на прицеле. Позволяют им работать до поры до времени, а потом берут тепленьких. Вот и радуйся, что деньги сэкономил и свободно дышишь лесным воздухом, а не хмырю какому-нибудь показания диктуешь, не в СИЗО паришься. Первыми тебя изуродуют менты, а потом уж старость и болезни.

– Я в душе очень даже радуюсь, это просто не