Только никому не говори. Сборник

— Так.

— И в среду приехали за ними в Отраду?

— Ничего подобного! — Вертер так и взвился. — Не за ними, а попрощаться: я уже надумал в Ленинград прокатиться.

— Ведь вы должны были в субботу Саше билеты вернуть?

— Позже бы вернул. Как-нибудь без них он перебился бы.

— Но вы не вернули?

— Не до них было. Маруся исчезла.

— А вместе с ней и билеты исчезли?

— Я ничего не знаю, я их потом в глаза не видел.

— А почему? Почему бы вам потом не забрать — скажем, у Анюты — чужие билеты?

— Мне казалось неделикатным суетиться из-за пустяков в такое время.

— Однако такое время — согласен, тяжелое — не помешало вам блестяще поступить в университет.

— Уж прям блестяще…

— Не спорьте. Я сам из того же заведения и знаю, чего стоят три пятерки на вступительных. И экзамен по русскому, пожалуй, самый ответственный. Билеты вам бы пригодились, а?

— Я не хотел беспокоить родных Маруси.

— Бросьте! В чем беспокойство-то? Подъехать в удобное для Анюты время и забрать? — я выдержал многозначительную паузу. — Но вы, конечно, знали, что билетов у Черкасских нет. Ну, знали? — и вперил в Вертера сверлящий взгляд: приходилось играть на нервах.

— Ничего я не знал, — прошептал он и побледнел.

— Знали, знали… Пойдем дальше. Саша на одном с вами факультете. Вы, наверное, встречали его?

— Встречал.

— Когда?

— Тогда же в сентябре, они с «картошки» вернулись. Вы мне ловушку готовите, да?

— Готовлю. Саша поинтересовался судьбой своих билетов?

— Поинтересовался… чуть драться не полез.

— И что же вы ему ответили?.. Думаете, что сказать? Советую правду — все это легко проверить.

— Сказал… — Вертер вздохнул. — Сказал, что тетрадку потерял.

— Зачем надо было врать?

— Я… мне не хотелось рассказывать… тяжело… — на него жалко было смотреть.

— Придется. Я вас предупредил, что у меня есть новые данные. Отвечайте четко и честно: когда и при каких обстоятельствах вы уничтожили тетрадь с билетами?

Вчера целый вечер я готовился к этому диалогу и предугадал почти все ответы на мои вопросы. Последний решающий вопрос логически вытекал из нашего разговора: билеты, ради которых Петя приезжал на дачу, исчезли, но до Саши не дошли. Однако подкрепить свой вопрос фактами я бы не смог — одни догадки и ощущения: испуг, замеченный соседкой, бегство в Ленинград, вранье Саше и страх. Пришлось идти ва-банк, взять «на понт», сделать ставку на трусость, рискнуть — и выиграть: мальчишка отвернулся от меня и заплакал.

— Я ее не убивал… — тихо сказал он.

— Вас никто не обвиняет, только просят помочь. Вы знаете, кто убийца Маруси?

— Не знаю… я не видел, честное слово! Но догадываюсь.

— Кто?

— Ее сестра, Анюта.

Его страх — какой-то непонятный, темный ужас — вдруг передался и мне. Довольно долго мы сидели молча. Наконец юноша шевельнулся, украдкой взглянул на меня. Я заговорил:

— Давайте восстановим те события. Третьего июля, в воскресенье, вы привезли билеты Марусе и договорились, что приедете за ними в среду. Кто-нибудь присутствовал при этом? Я хочу спросить: знал ли кто-нибудь о том, что вы встречаетесь в среду?

— Никто не знал. Я вошел в калитку, а Маруся как раз выходила из дому с тарелками. Я ей отдал билеты, она отнесла их в дом, и мы договорились насчет среды. И она никому об этом не сказала, как я понял впоследствии. Она была со странностями и любила всякие тайны. А вообще с ней было интересно, я никого интересней не встречал.

Драгоценное признание. Итак, в среду в три часа вы появились на даче и никого не застали, так?

— Так.

— Поговорив с соседкой, вы отправились на речку…

— Нет, сначала было на станцию — разозлился: точно договаривались. Но потом все-таки на речку двинул.

— Понятно. Не найдя сестер, вы вернулись на дачу. Что вы там увидели? Отвечайте спокойно, не упускайте даже мелочей.

— Это нетрудно, Петя усмехнулся. Я уже три года об этом рассказываю — самому себе. Ладно. Дверь была по-прежнему заперта, я постучал, подергал, прошелся по саду и увидел открытое Марусино окно (за час перед этим оно было закрыто). Я заглянул, но в комнате вроде никого не было… и позвал: «Марусь!» Да, дверь из светелки этой самой была приоткрыта, и в соседней комнате свет горел, чего прежде не было. Позвал — никто не отвечает. Вдруг смотрю: на письменном столе — он вплотную придвинут к окну — та самая тетрадка с билетами… протянул руку и взял. Там много тетрадей лежало, а эта — сверху. Я ее засунул за ремень джинсов. Опять позвал — молчание. Я решил записку оставить…

— То есть вы не хотели, чтобы ваша ссора с Марусей переросла в окончательный разрыв?

— Да, не хотел. Я думал, что они с речки вернулись и опять отлучились куда-то. Но у меня ручки с собой не было. Перемахнул через подоконник и стол и тут увидел Марусю, — он замолчал.

— Где она была?

— Она лежала на диване у самой стенки, из окна не видно… Знаете, я этого до самой смерти не забуду! Она мне каждую ночь снилась и до сих пор иногда снится… часто… Моя жизнь это кошмар какой-то, даже женитьба не помогла. Она была задушена, и главное — только что, понимаете? Вот прямо перед этим, еще совсем теплая…

— Вы дотронулись до нее?

— В тот момент нет. Что вы! Это был такой ужас… лицо нечеловеческое, язык наружу… а шея!.. и глаза — вот именно что вылезли из орбит… В общем, я как увидел — даже не помню, как в сад прыгнул и помчался к калитке. И вот подлетаю я к калитке и слышу: «Молодой человек!» Соседка, через забор. Говорит: «Вы девочек так и не нашли?» Я говорю: «Не нашел». И вдруг она руками всплеснула и как заорет: «На вас лица нет! Вы совсем зеленый! Видно, на солнце перегрелись. Может, воды вам принести?» Ну, тут я опомнился слегка, от воды отказался, чего-то там залопотал про экзамены, переутомление, а сам смотрю на нее и думаю: «Эта бабушка меня погубит!» Марусю только что убили, а кроме меня, тут нет никого, и всюду — на столе, на подоконнике — мои отпечатки. Вообще, надо сказать, меня подвела любовь к детективам, именно в том направлении голова заработала… а лучше плюнуть бы мне на все да уйти к черту! Не знаю, может правда, лучше…

— Что же вы сделали?

— Старушка говорит: «Не стоит ходить по солнцепеку, посидите в теньке — вдруг девочек дождетесь». Я ответил: «Посижу, посижу», — и пошел назад. Я решил стереть отпечатки: ничего не видел, к окну не подходил, Марусю ждал на крыльце. Упереться — и все. Фактов нет — докажите! Опять влез в светелку, на Марусю не смотрю, быстро в другую комнату прошел, оказалось, кухня — там свет. Я ни до чего не дотрагивался, взял какую-то тряпочку, вернулся в светелку и подошел к столу. А сам смотрю в сад, чтоб только не взглянуть на диван… И вдруг вижу: у заднего забора кусты зашевелились, там, где дыра, представляете? Кто-то идет, конечно, Анюта с речки, сейчас будет крик на всю деревню, а я около трупа следы стираю. И деться некуда: у калитки старушка засечет. Я решил спрятаться. То есть это я сейчас вам говорю «решил», «подумал» — а на самом деле как будто не я, а какая-то посторонняя сила в считанные секунды мною двигала.

— Инстинкт самосохранения, — подсказал я нетерпеливо.

— Он самый! Я потом высчитал: с моего возвращения с речки до окончательного ухода прошло всего двадцать минут, а я ощущал — вечность. Ну, понятно было, что просто прятаться глупо: крик поднимется, деревня сбежится, меня, конечно, мигом обнаружат… А кусты шевелятся все ближе и ближе к дому, кто-то подходит, очень медленно, но — вот, сейчас!.. Я подхватил Марусю на руки и побежал… сам не знаю куда… прятаться. В общем, я влетел на кухню, споткнулся о дерюжку — она как-то скомкалась у порога — и растянулся на полу. Тут я понял, что погиб окончательно, как вдруг увидел прибитое к полу кольцо — прямо у самых глаз — и сообразил, что здесь люк в погреб. Про погреб я знал: в воскресенье родители сестрам говорили, что прибраться там надо. Одним словом, я открыл люк, спустился вниз — к счастью, на кухне свет горел, было лесенку видно. Положил Марусю на землю, люк закрыл, при этом через щель расправил дерюжку, чтобы кольцо прикрывала… ну, чтоб люк не сразу, по крайней мере, бросился в глаза. Опять спустился вниз и замер. Полная тьма, вонь какая-то гнилая и ни звука. Я ожидал шагов от входной двери, но они раздались в светелке, значит, кто-то влез в окно, на секунду остановился, пробежал прямо над моей головой через кухню, очевидно, в другие комнаты заглянул, опять пробежал в светелку и полез в окно: слышно было, как стол заскрипел. Тут до меня дошло, что это, должно быть, убийца.