Немцы в городе (СИ)

Стас ловит такси. Странная квартира на Ленинской и её не менее странная обитательница ждут.

— Иду-иду, милый! — за дверями раздаются спешные тяжёлые шаги. Фрау распахивает обе двери и буквально втаскивает Стаса внутрь квартиры за воротник его новенькой куртки. Наскоро заперев все замки, теперь они могут в полной мере рассмотреть друг друга. Фрау, одетая в свободного кроя джинсы и длинный розовый кардиган без рукавов, возвышается над Стасом чуть ли не на голову. На ногах всё те же домашние тапочки, однако густые тёмно-каштановые кудри на этот раз собраны на затылке блестящей золотистой заколкой. На руках — свежий аккуратный маникюр, как и прежде, алый, на губах — идентичного цвета помада. Глаза подведены тонкими неяркими стрелками. Зрачки бледно-серых грустных глаз расширены и внимательно изучают обновлённую версию Стаса.

— Прекрасно выглядишь, мой мальчик, — чуть помедлив, хозяйка позволяет гостю разуться и пройти внутрь квартиры.

— Ты тоже, только... — Стас завистливо осматривает мощную рельефную грудь, идеальный пресс и объёмные, атлетичные мышцы плечевого пояса Фрау. Тоненький кардиган на голое тело позволяет разглядеть всё это великолепие в мельчайших деталях.

— Только что? — Фрау оборачивается, и, поджав тонкую верхнюю губу, в упор смотрит на парня. — Тебя что-то смущает?

Стас чувствует неудобство и неуклюже пытается оправдать свою опрометчивую реплику:

— Фрау, ты не думай, я не хотел тебя обидеть. Просто я всегда думал, что такие, как ты, накачивают сиськи, а не качают бицуху.

— Такие, как я — это какие? — И, не позволяя раскрасневшемуся гостю окончательно сгореть от смущения, она добавляет: — Не беспокойся, милый, Фрау Шнайдер невозможно обидеть. А с герром Шнайдером ты пока ещё не знаком. — Она жестом увлекает гостя в сторону стальной лестницы.

С кем? Герр Шнайдер — её муж? Стас не решается задать вопрос вслух и покорно следует за хозяйкой.

Они спускаются на первый этаж — туда, где Стас и Диана когда-то проходили собеседование с Ольгой. Окна плотно завешаны, помещение уставлено коробками.

— Вчера доставили. Это мебель. Здесь, на комбинате, мы будем производить такую же, — Фрау умело распаковывает одну из коробок. — Всё в разобранном виде, как в Икее, только со вкусом. Раз-два взяли. — Она набирает деталей предположительно будущей кровати в охапку и виртуозно закидывает их сквозь люк в потолке на второй этаж. — Чёрт! Так мы и до китайской пасхи не управимся!

Немного подумав, мужчины решают разделить обязанности. Фрау будет разносить детали по нужным комнатам, а Стас, уже на месте, собирать из них мебель. Дело пошло быстро, однако, фронт работ кажется необъятным. Через час Фрау, на правах хозяйки, объявляет перекур.

Обa сидят в гостиной Линдеманновской бабушки. Пара банок холодного пива приводят Стаса в чувства — ему уже начало было казаться, что конструкторская деятельность сводит его с ума. Фрау включает один из компьютеров в комнате с балконом и ставит музыку. Led Zeppelin – Kashmir: Стас моментально узнаёт классическую композицию по первым аккордам. Неожиданные музыкальные предпочтения загадочной Фрау в очередной раз заставляют его удивиться.

— Это любимая песня Пауля, — поясняет она, — Я всегда её слушаю, когда скучаю по нему. Он даже написал свою песню под влиянием этой, Mein Herz Brennt называется.

— Пауль? Кто это? — нерешительно интересуется Стас.

Фрау подзывает его к монитору компьютера, и, пролистывая картинки из папки с фото, наконец, останавливается на одной и разворачивает её во весь экран. На фотографии — невысокий подтянутый брюнет с пронзительными синими глазами и обезоруживающей улыбкой. Ладный оголённый торс симпатичного незнакомца перехвачен ремнём от гитары.

— Это — Пауль. Любовь моей жизни. Мы с первого класса сидели за одной партой и были лучшими друзьями. А классу к девятому я стал ловить себя на мысли, что хотел бы быть для него больше, чем другом. Но я так боялся его потерять, что молчал до последнего. Всегда буду помнить тот день — наш выпускной. Мы оба в костюмах, с цветами в петлицах, такие счастливые, такие красивые, и вся жизнь впереди! Когда толпа вокруг уже обратилась в бесформенную пьяную массу, я затащил его в подсобку кладовщика и признался во всём... — Фрау снова поджимает накрашенную верхнюю губу, отводя взгляд от монитора.

Напряжённую паузу заполняют лишь звуки музыки.

— И что? — заинтересованно подаётся вперёд Стас. — Что он ответил?

— Тебе правда интересно, мальчик мой, или ты просто пытаешься быть вежливым? — Фрау смотрит ему прямо в глаза и грустно улыбается.

— Мне правда интересно, — сказал Стас и не соврал.

— А ты сам как думаешь, что он ответил?

— Ээ, отверг? — Стас снова краснеет. Ну что за глупое слово — “отверг” — что за нелепый пафос!

— Нет, — голос Фрау смягчается, и всё её могучее тело будто бы оттаивает, меняя напряжённую позу на более расслабленную. — Он внимательно меня тогда выслушал, обнял, честно объяснил, что против природы не пойдёшь, а в его природе — страсть к женщинам, но я всегда буду его лучшим другом, его самым близким человеком... Вот такой он, майн шац, моё золото, мой Пауль. — Она слегка касается монитора губами, оставляя на нём нечёткий отпечаток своей помады.

— И вы до сих пор общаетесь?

— Естественно. Наша шестёрка навсегда вместе. Некоторым ребятам пришлось расстаться со своими жёнами, детьми, родителями... Того требовала их же безопасность. Но друг с другом мы не расстанемся никогда. Если только кто-то из нас умрёт... — Фрау закрывает окошко с фото на компьютере, но оставляет музыку. В плэйлисте — вся классика рока.

Оба возвращаются к работе. Стас не может не отметить, насколько легко Фрау таскает тяжеленные коробки с этажа на этаж — словно играючи. Он очень силён, эта Фрау! И он ему интересен, даже если он — это она. Ближе к полуночи, спустя долгие часы физического труда, с перерывами на перекус, перекур и пиво, основная работа остаётся позади. Шесть комнат — по две на каждом этаже — обставлены мебелью и готовы принять постояльцев.

— Мелочами я займусь сам. Мальчикам ещё понадобится постельное бельё, полотенца, посуда и прочее бытовое барахло. Всё же, зимовка в ваших широтах — тот ещё экстрим! — Фрау открыто и искренне улыбается, и Стас замечает ровную белизну её безупречных зубов. — Не смею больше тебя задерживать, мальчик мой. Ты мне сегодня очень помог, — она протягивает гибкую ладонь с наманикюренными тонкими пальцами для прощального рукопожатия.

Рукопожатие это крепкое, но не грубое, кожа у Фрау неожиданно нежная и мягкая. Стас с полсекунды наслаждается сухим теплом её прикосновения.

— До свидания, Фрау, — и вот, он уже в дверях.

— Ауф видерзейн, Станислав, — её рельефное бледное лицо исчезает в дверном проёме.

Стас привычным уже маршрутом бредёт до памятника Толстому, без наушников. Сегодня фоном его мыслям с поверхности его памяти играет приставучий струнный проигрыш из Kashmir’а.

====== 11. А девочка созрела (Оливер во сне и наяву) ======

На протяжении нескольких дней ничего не происходит, и Диану уже начинает утомлять унылое течение офисных будней. Хотя, в целом, на комбинате потихоньку складывается какая-то деятельность, контрастирующая со скупыми на корпоративные события неделями предыдущего месяца.

Бабье лето, заметно припозднившееся, играет в городе Мценске яркими красками. Наслаждаясь последними тёплыми лучами тусклого октябрьского солнца, люди сбрасывают плащи и куртки, временно меняя их на толстовки и жакеты. Сквозь окно приёмной Диана смотрит на красные кленовые листья, устилающие землю внутреннего дворика густым покрывалом, и ловит в себе ощущение того, что вот-вот что-то должно произойти. Новая, непредсказуемая глава её жизни пугает, манит, не отпускает, и она уже совсем рядом.

К полудню приходит е-мэйл от Ольги. Текст краток: “Скачай прикреплённый файл, изучи и никому не показывай. И ничего не бойся. О.” В прикреплённом файле досье на Кречетова: подробная биография, семейный фотоархив, история продвижения по карьерной лестнице, информация о жене и детях, а также о ближайших подельниках. И главное: что он любит, что не любит, что и вовсе ненавидит — теоретический инструктаж по соблазнению. Диана всё ещё не готова свыкнуться с мыслью, что ей придётся быть с этим жирным, старым, мерзким и самодурно-жестоким мужланом. Если, конечно, у неё всё получится в точности, как Тилль и компания на то рассчитывают. Хоть бы не получилсь... Вот бы ничего не получилось!