Смертоносная чаша

астную. – И она вновь всхлипнула. – Хорошая была девушка, ох, хорошая. И красавица какая! На Елену Прекрасную похожая.

Я вспомнил, как совсем недавно бабуля отзывалась о порядочности и уме Анны, а особенно о ее неотразимом сходстве с ведьмой, но решил мудро промолчать.

– А вы никак соседкой ее будете, бабушка? – по-кошачьи мяукал Порфирий и вился возле бабули, словно возле золотой рыбки, разве что не облизывался.

Бабуля всхлипывала, украдкой поглядывая на меня, как на старого приятеля, понимающего ее с полуслова. Я сообразил и мигом очутился возле бара, отлично помня, откуда Толмачевский вытащил бутылочку ратафии. Я знал: она сейчас не помешает. И тут же разлил ее по рюмкам из богемского стекла, словно всю жизнь прослужил у Толмачевского в качестве мажордома. Вначале я поднес рюмочку бабульке, как самому почетному гостю.

– Эх, – от души крякнула она, – за несчастную. Чтоб земля ей была пухом. А красавица-то какая! – Глазки бабульки заблестели, и я, воодушевленный ее примером, тоже залпом выпил. Голова моя еще гудела, и хорошее согревающее было просто необходимо.

Я выжидающе посмотрел на Вано и Порфирия.

– Не пью, – недовольно буркнул заядлый трезвенник Порфирий.

– А я – на службе, – печально вздохнул Вано, с завистью глядя на нас с бабулей, осушивших по второй.

Я окончательно пришел в себя, хотя ноги еще были тяжелыми. Но главное – я мог свободно передвигаться в пространстве.

– Ну-с, бабушка, а теперь вы расскажите, что все-таки произошло. Насколько мне известно, вы всегда на стороне закона и в любое время суток готовы оказать ему услугу.

– Готова, миленький, – закудахтала бабулька, окрыленная водкой. – Да вот, думаю, Василиска лучше бы все рассказала, ведь она заходила сюда, стало быть, все и видела.

Мое сердце сжалось. Вновь – Василиса. В ее невиновности я не сомневался ни на минуту, но было больно, что ей вновь грозят неприятности, покруче прежних. А Порфирий победоносно взирал на меня и, не отрывая взгляда от моего хмурого лица, спросил Бабу-Ягу:

– Так, значит, бабушка, Василиса здесь была? И вы это видели собственными глазами?

– Видала, как не видать. Только ее и видала. Даже дверь приоткрыла. Вижу, шмыгнула она вот сюда, а потом так же и выскочила и к себе побежала. А потом – с чемоданчиком уже от себя. Я еще спросила: «Уезжаешь никак, Васенька?» А она мне: «Да, бабуля». А я ей: «Надолго ли?» А она мне: «Может, и навсегда».

Я готов был растерзать на части эту словоохотливую бабулю или заткнуть ей рот тряпкой, только бы она замолчала. И уже искренне жалел, что налил ей такой чудесной ратафии. Лучше бы сам все выпил. А Баба-Яга не умолкала. Бесконечно радуясь, что оказалась в центре внимания таких красивых молодых парней, она даже умудрилась кокетливо улыбнуться, вспомнив свое гимназическое прошлое и начисто забыв про трагическое настоящее.

– Я еще, ребятки, подумала: как это, навсегда? А за квартирой кто будет присматривать? За цветочками? Ох, любила она цветочки выращивать…

– Вы сказали, бабуля,