Путь Черной молнии (СИ)

Любопытные граждане стояли возле областного суда и пытались узнать, что происходит, кого судят?

И получали разные ответы:

- Зэков судят, они бунт в зоне подняли, говорят, они много убили людей.

- Да что вы врете, это менты их избивали, а они пытались защищаться.

- Правильно мужики подняли бунт, видно эти твари - менты им действительно духоту создали.

- У меня сына на следствии заставили признаться в участии бунта, где же справедливость?

- А моему спину разрубили, огромный шрам остался.

- А моего сына так избили, что теперь он инвалид, у него рука левая сохнет.

- Да кто избил то, сами же зэки и покалечили.

- А ты откуда знаешь, ты там был?

- Я нет, но ведь говорят...

- Да мало ли, что говорят: говорят - в Москве кур доят. Не знаешь, и не трепись тут.

- А у меня сына убили там, еще до их бунта, я до сих пор не могу добиться правды, мне следователь сказал, что дело о смерти моего сына будут здесь рассматривать.

Это действительно было правдой, в зал суда была приглашена мать Равелинского.

Дело в том, что следствие все - таки доказало вину Дронова: его обвиняли в организации убийства Равелинского. Так же суд рассматривал версию, что после убийства Равелинского и начались неповиновения заключенных, которые переросли в кровавый бунт. Судья выявила несколько несоответствий в деле Равелинского и направила его на доследование, чтобы выявить исполнителя приговора воли Дронова.

Саше постоянно приходилось смотреть в сторону мамы. Екатерина все время пыталась держаться, чтобы не расплакаться на глазах у людей. Многие из матерей не могли сдерживать себя, то и дело в зале раздавались всхлипывания, а порой стоны, так режущие слух судье, заседателям и всему присутствующему составу.

Пришло время опроса пострадавшего лейтенанта Брагина, который сообщил суду о событиях рокового дня.

Судья, внимательно выслушав его, задала вопрос:

- Вы утверждаете, что именно Вас и еще троих служащих смены контролеров, удерживали, как заложников?

- Да, товарищ судья.

- Вам отказывали в пище и в приеме воды?

- Совершенно верно, также мне отказали в медицинской помощи, но потом нашлись люди и помогли мне.

- Кто Вам оказал помощь?

- Осужденный Сергеев многим оказывал квалифицированную помощь, так как на свободе работал врачом. И осужденный Воробьев, напоил нас всех водой и принес в изолятор хлеб.

- Вы просили Воробьева, чтобы он посодействовал Вашему освобождению?

- Нет, осужденный Сергеев просил его о помощи, напоминая о моем тяжелом состоянии.

- Воробьев передал мятежным главарям Ваше прошение?

- Да, он уговорил своих,- Брагин замялся, подбирая нужное слово, но не желая повторять слова судьи, продолжил, - непосредственных организаторов беспорядков, чтобы меня отдали в руки врачей, находящихся за забором.

- Вас освободили?

- Да, меня на носилках унесли на КПП и отдали дежурившим военным.

- Вы можете остаться в зале суда и сесть рядом на скамью, - сказала судья, обращаясь к лейтенанту.

- Товарищ судья,- обратился к ней Брагин, прошу Вас учесть еще один важный момент. Пожалуйста, возьмите во внимание, что осужденный Воробьев со своими друзьями добровольно вызвались освободить из рук насильников - бандитов школьную учительницу, благодаря их действиям, она теперь жива и здорова.

- - В деле присутствует этот факт, я приму его к сведению.

Екатерина с гордостью взглянула на сына, подбадривая его кивком головы.

- Обвиняемый Воробьев, что Вы можете сказать по существу этого факта?

- Ничего гражданин судья, я полностью согласен.

- Вам не препятствовали в вашей просьбе.

- Нет, все решили, что так будет правильнее, я даже дословно могу процитировать слова Дронова.

- Любопытно, что же он сказал?

- Вот его слова: "Мы не должны с позиции силы решать судьбу кого-либо, тем более наш неприятель сейчас немощен. Сейчас, в конкретном случае, я говорю о лейтенанте, и как человек, я не бью слабого, и мое последнее слово: я призываю братву - отдать Брагина".

- Надо же, какое благородство со стороны бандита,- в словах судьи прозвучали нотки сарказма.

- Гражданин судья, разве это не поступок?- просил Сашка

- Воробьев, я сейчас расплачусь. Не делайте из Дронова героя.

Садитесь на свое место.

Сашка сжал челюсти, в его глазах сверкнула злость, но заметив умоляющий взгляд матери, промолчал и сел на скамью.

Процесс шел своим чередом: опросы, вопросы, ответы, уточнения. Уже две недели длился суд, казалось, не будет конца и края поездкам в тесных автозаках.

Затем настали черные дни обвинения. Прокурор четко гнул свою линию. Двадцать шесть человек обвинялось по 77 статье, части первой, за дезорганизацию, сопротивление администрации и участие в преступных группах. Статья предусматривает наказание в виде лишения свободы от трех до восьми лет. Девять заключенных обвинялись по статье 77, части второй, за создание вооруженных формирований и повлекших за собой гибель людей, этот пункт гласил: от восьми до пятнадцати или смертная казнь с конфискацией имущества.

Прокурор делал особый нажим в сторону Ирощенко, Сибирского и Рыжкова, называя их оголтелыми бандитами и убийцами. Они единственные из оставшихся в живых, кого обвиняли в убийстве военнослужащих.

Адвокатам, защищающим своих подследственных, порою становилось жарко, приходилось, чуть ли не с боем отстаивать правоту действий своих подзащитных.

Шоком для прокурора, послужил факт передачи адвокатом судье документа, являющегося копией списка требований заключенных. Хотя в ходе предварительного расследования это действие упорно скрывалось. В документе насчитывалось триста восемьдесят подписей осужденных данной колонии. Также адвокаты предъявляли десятки документов судебно-медицинской экспертизы, показывающие, что большое количество заключенных было жестоко избито сотрудниками администрации, солдатами и заключенными активистами.

После опроса и дачи показаний, Сашке наконец-то удалось встретиться с Ирощенко и Сибирским, он был рад живому общению с ними. Друзья долго разговаривали, вспоминали. Сергей Ирощенко часто вздыхал, когда упоминали о погибших друзьях. Рана на ноге больше не тревожила, зажила, как на собаке.

- Сереж,- обратился Сашка к Ирощенко,- почему только вас с Лехой Сибирским подводят под "мокрую статью" (Расстрельная статья). Пархатого адвокат отшивает, ему хотят статью переквалифицировать. Практически вся зона бунтовала. Вы что, выходит крайние?

- Санек, Совдепия не дремлет, из тех, кого бы они хотели расстрелять, мы с Лехой только и остались. Вы еще совсем пацаны, дадут вам по десятке, может, кому и больше перепадет, а я с "вышаком" уже смирился, пусть адвокат упирается, меня все равно судья не будет слушать.

- Но ведь тебя не могли видеть, ты же не убивал!

- Не забывай, что я был "военным консультантом" у нашего "генерала", и я захватил у солдат автоматы. А Ефремова подстрелил?! Тем более Санек, фотографии - вещь упрямая, я на них, как раз запечатлен во время метания "ежей". Техника, брат мой, с ней не поспоришь.

- Может это подстава?- не унимался Воробьев.

- Может, Сашка, может. Устал я пацаны, - произнес он печально, - хотите, по секрету скажу, никому больше, только вам двоим. Комитетчики пытались сломать меня, выбить показания, каждую ночь вели допросы, потом уводили в карцер. На следующую ночь все заново, и так день за днем. Я удавиться хотел, так они круглосуточное наблюдение за мной установили, не дали твари, посчитаться с жизнью. После попытки самоубийства, меня вообще догола раздевали, только на следствие давали одежду. Я никого не сдал, но и не отрицал, что кого-то убивал, семь бед - один ответ.

- Серега, так давай сейчас на суде и скажи, как эти твари с тобой обращались, судьи - то Московские, может помогут.

- Санек - Санек,- произнес с сожалением Леха Сибирский, то-то и оно, что Московские, они и раскрутят нас по - полной, на - то они и выездная, судебная коллегия. Ты думаешь, они нас слушать будут? Вот хрен нам! Они для проформы процесс ведут, чтобы матери наши не возмущались много. Все они заодно: и прокурорские, и адвокаты.