Современный польский детектив

Разумеется, постановка социальных и моральных проблем, психологический анализ мотивов поступков, сознания человека, реалистическое жизнеописание для произведений этого жанра не самоцель. Эти вопросы куда успешнее решаются другими жанрами прозы. Детективный роман допускает много условностей, неприемлемых для «серьезной» реалистической литературы; события здесь конструируются и компонуются более или менее искусственно. Реальные элементы психологии, общественной жизни, экономики и т. д. важны лишь постольку, поскольку они образуют необходимый фон повествования, способствуют созданию тайны преступления и ее раскрытию.

«Элементы действительности в такие романы включаются, но скорее можно сказать, что она вталкивается в повествование, врывается в него, обычно обосновываясь на второстепенных линиях, которые отражают жизнь, как небо надо льдами отражает их свинцовую белизну» [10]. Это замечание об условных жанрах, в том числе детективном романе, известного советского теоретика В. Шкловского применимо и к рассматриваемым произведениям, однако польские романисты сознательно стремятся к жизненной достоверности поступков своих героев, многих деталей, портретов, сцен, диалогов повествования, в целом заведомо условного, сконструированного часто (как у К. Коркозовича) недостаточно правдоподобно.

Интересно мнение Е. Эдигея по поводу того, является ли детективный роман реалистическим произведением. В интервью, данном газете «Трибуна люду» по случаю исполняющегося в 1982 году семидесятилетия писателя, Ежи Эдигей без колебаний сказал: «Конечно, является. Если через тысячу лет кто-нибудь будет писать о нынешней повседневной жизни в Варшаве либо другом польском городе, лучшим источником описания улиц, трамваев, автомобилей, интерьера, одежды, обычаев будут детективные романы, ведь в них нельзя ошибаться в так называемых малых реалиях» [11].

Распространенным приемом приближения вымысла к жизни является изображение действия в реальных городах с подробным описанием улиц, домов, ресторанов, кафе, с точным указанием маршрутов автобусов, рейсов самолетов и т. п. Польские критики высчитали даже, что действие 60% польских детективных романов 1970-х годов происходит в Варшаве, в 20% случаев — в других городах, хорошо известных каждому поляку: Сопоте, Закопане, Вроцлаве и прочих,— и лишь в оставшихся 20% — «где-то в Польше».

В Варшаве развертывается действие романов Эдигея и Коркозовича — ради убедительности повествования авторы широко используют варшавский «географический колорит». Вот один только из многих возможных примеров из романа «Завещание самоубийцы»: «На площади Люблинской Унии водитель облегченно вздохнул. Главная опасность миновала. На центральных улицах, несмотря на поздний час, было еще оживленное движение. Здесь была меньшая вероятность, что случайно задержат. Проехав спокойно Маршалковскую, он свернул в Иеро-золимские Аллеи, обогнул площадь и выехал на Новый Свят. Еще два поворота: первый на Фоксаль, потом на Коперника и затем вниз по Тамке.

У статуи Сирены на берегу Вислы, видной издалека, машина остановилась».

«Завещание самоубийцы» Е. Эдигея вообще можно считать «классическим» образцом современного польского детективного романа. Ежи Эдигей (псевдоним Ежи Корыцкого) — автор опытный и плодовитый, написавший начиная с 1963 года более сорока произведений этого жанра. В упомянутом интервью с писателем сообщается, что его книги переводились на семнадцать языков (в том числе на японский, монгольский, казахский), изданы общим тиражом более трех миллионов в Польше и более двух миллионов за рубежом. По числу переводов на другие языки Е, Эдигей уступает в польской литературе только С. Лему.

Действие большинства его книг происходит в современной Польше. Мотивы преступлений берутся из жизни, по словам писателя, это, как правило, «месть, разоблачение позорящей тайны, подделка документов об образовании, понемногу уходящее в прошлое сведение счетов еще со времен гитлеровской оккупации Польши». Установка на типичность мотивов преступления, а также множество подробностей повседневного городского быта в романах Эдигея повышают к ним читательское доверие.

Эмоциональное воздействие на читателя оказывает и обращение автора почти в каждом романе к трагической странице польской истории — годам второй мировой войны и оккупации Польши, к героическому Варшавскому восстанию 1944 года. Действие романа «Внезапная смерть болельщика» (1978) строится вокруг необъяснимого на первый взгляд убийства преуспевающего доцента. Выясняется, что причина убийства кроется в далеких годах войны, когда будущий доцент выдал своих товарищей по подпольной организации. В разговоре адвоката Рушинского (роман «Завещание самоубийцы») с одним из свидетелей по делу о завещании детально прослеживается ход боев на улицах Варшавы во время восстания. «Это уже история, давняя история, которую каждый объясняет по-своему,— говорит Рушинский в ответ на пространное изложение клиентом своей версии причин разгрома Варшавского восстания.— Я лично думаю, что судьба восстания решалась на Воле. Прорыв гитлеровцев по Вольской, Хлодной и Мировской к Саксонскому саду и дворцу Брюля предопределил судьбу всего дела. Захват немцами других районов уже был только вопросом времени». В этом же романе преступник использует факт из военной биографии одной из своих жертв, применяет нестандартное орудие убийства — не разорвавшиеся в годы войны авиабомбы. Отметим, кстати, изобретательность автора. В одном из лучших его романов, «Баба Яга теряет след» (1967), действие которого происходит в криминогенной среде частников-спекулянтов, роль «исполнителя» преступления отводится дрессированной собаке.

В «Завещании самоубийцы» ярко проявилась отмеченная выше тенденция многих польских писателей: произведение Е. Эдигея насыщено элементами социального анализа, польской истории, автор стремится к воспитательному воздействию на читателя. При этом, как и положено в хорошем детективном романе, он заботится о хитроумных и логичных перипетиях сюжета, о том, чтобы читатель имел равные шансы с героем, ведущим расследование,— и тот и другой располагают равными сведениями для разгадки тайны преступления,— тщательно монтирует ложные следы, следит за тем, чтобы преступник с самого начала находился в поле зрения читателя, за прочими непреложными требованиями детектива, свод которых сам писатель охарактеризовал так: «Преступник не может быть болен психически или пьян, не может действовать с помощью сложных технических устройств. Он должен появиться уже в первых главах. Он должен быть разоблачен и наказан. Обязательное условие — показать, что преступление себя не оправдывает. Читатель должен начинать догадываться, кто убил, прочитав три четвертых романа, но окончательно утвердиться в подозрении лишь на последней странице».

В этом своде требований не упомянут важнейший элемент — образ положительного героя. В отличие от многих других писателей у Эдигея нет постоянного героя-детектива, хотя во многих его книгах, начиная с романа-дебюта «Чек для «белого» ганга» (1963), в главной роли выступают майоры милиции, которые носят разные фамилии, но похожи друг на друга как две капли воды. Соблюдена «майорская» традиция и в «Завещании самоубийцы». Майор Лешек Калинович, «мужчина по-спортивному подтянутый, светловолосый и загорелый», как и его предшественники, как большинство работников милиции в польской детективной прозе, допоздна засиживается на работе, да и дома его «ждет толстая папка с документами, которые он должен просмотреть к завтрашнему дню», он не берет отпуска, он неудачлив в личной жизни («неудачный супружеский опыт»), но может быть галантным кавалером и, когда захочет, «интересным собеседником».

В большинстве польских «милицейских романов», в том числе у Эдигея, действуют обычно трое представителей милиции: убеленный сединами полковник — воплощение жизненной мудрости и профессионального опыта (в «Завещании самоубийцы» существует, хотя и за кулисами, некий полковник Альбиновский), расторопный майор и менее расторопный капитан или поручик. Дополняет их добросовестный и честный служака-сержант, которому не хватает образования и знания всех деталей следствия.