Крик ночи

Когда Колл назвал нужный адрес, Гольт приказал:

— Возьмите автомобиль и доставьте мне Паркера. Если вы его не застанете у сестры, попытайтесь все же отыскать его и привезите его сюда, как бы это поздно не было.

…Через некоторое время явился Колл в сопровождении одетого в свой лучший костюм Паркера.

— У вас есть ключ от дома мистера Гринби?

— Да, сэр.

— Тогда сейчас же поехали туда!

— Что-нибудь случилось? — испуганно спросил Паркер.

— Нет, ничего особенного, — нетерпеливо сказал Гольт.

Он не считал нужным доверяться Паркеру. Когда они приехали к дому Гринби, Паркер открыл дверь и зажег электричество.

— Идите наверх и посмотрите, дома ли мистер Гринби.

— Но, сэр…

— Делайте то, что я вам говорю, — коротко приказал Гольт.

Паркер вышел. Через некоторое время он вернулся назад.

— Вы были в комнате?

— Так точно, сэр.

— Там никого не было?

— Насколько я мог судить, никого!

— Что это за помещение? — спросил Гольт, указывая рукой на одну из дверей.

— Это жилая комната.

— Откройте, пожалуйста.

Дверь не была заперта.

— В высшей степени странно, — пробормотал Паркер.

— Что странно? — быстро спросил Гольт.

— Когда я уходил, дверь была заперта на ключ.

— Кто, кроме вас, может иметь ключ от этой комнаты?

— Только хозяин. Все двери снабжены американскими замками, которые так хитро замаскированы, что их трудно найти.

Поставив электрический фонарь на пол, Гольт исследовал дверь. На полированной поверхности была маленькая щелка, окруженная множеством мелких царапин…

— Тот, кто в последний раз вставлял ключ, не был хорошо знаком с дверью, — заметил он.

Гольт открыл дверь и зажег электричество. Комната была пуста. Он глубоко вздохнул и потянул носом воздух.

— Вы ничего не чувствуете, Паркер?

— Да, здесь какой-то странный запах…

Это был слабый запах фиалок.

Гольт осмотрел комнату. Мебель, покрытая белыми чехлами, стояла на своем месте. Все сигнальные звонки были в порядке. На подоконнике сыщик нашел некий маленький предмет — металлическую скобку, что применяется лишь в бюро Кука для скрепления железнодорожных билетов. Но если скобку можно забыть, выбросить, то почему же здесь валяются и билеты?

Обыск остальной части дома тоже не дал никаких результатов. Здание было совершенно пусто. Миссис Гринби бесследно исчезла.

— Я думаю, этого достаточно, Паркер, — сказал Гольт, окончив осмотр.

— Никаких следов? — спросил слуга, боявшийся взлома.

Гольт отправился домой. По дороге он думал, что Мэри могла зайти к нему, но выяснилось, что никто не приходил. Его ждали лишь две телеграммы. Он открыл первую в надежде, что ее отправила Мэри, но это была депеша из Скотленд-Ярда, от инспектора Трейзона.

«Сегодня в одиннадцать часов вечера мы арестовали Виллэ», — сообщал Трейзон.

Вторая телеграмма была более серьезного характера. Шеф его департамента посылал ему из Вашингтона приглашение:

«Немедленно явитесь в Вашингтон для личных переговоров. Поезжайте пароходом „Туранник“…

Гольт громко выругался. «Туранник» снимался с якоря на следующий день. Всю ночь он был занят упаковкой вещей, а на другой день в шесть утра оставил Лондон.

Об аресте Виллэ Хельдер услышал в клубе — один из его агентов сообщил ему эту новость по телефону. Он пошел в библиотеку, уселся в кресло и принялся было размышлять о происшествиях этого вечера, как вдруг ему передали телеграмму, отправленную всего два часа тому назад из Нью-Йорка. Содержание ее было коротким:

«Немедленно приезжайте в Нью-Йорк пароходом „Туранник“.

Она была подписана человеком, с приглашением которого Хельдер был обязан считаться. Он поспешил домой, чтобы сделать все необходимые для отъезда приготовления.

…На пароходе Гольт встретил человека, которого меньше всего хотел видеть. Оба переплыли через океан, не обменявшись друг с другом даже словом.

Пока Гольт и Хельдер решали свои дела в Америке, весь Лондон говорил о внезапном отъезде молодой четы Гринби.

«Утренняя Почта» особенно интересовалась этим происшествием, считая, что здесь непременно кроется тайна. Те, кто умел читать между строк, открыто заявляли, что вся эта история — сплошная мистификация.

Репортеры выдвигали версию, что Гринби инкогнито вернулся в Лондон, чтобы иметь возможность спокойно провести свой медовый месяц. Постепенно эта газета становилась все смелее и смелее, так как энергичный репортер, разыскивающий чету по всему континенту, не нашел никаких следов… Куда же они могли деваться?

Друзья репортера принимали это исчезновение за шутку, полагая, что Джексон хочет воспользоваться этой темой, чтобы немного оживить «мертвый сезон», переживаемый прессой. Чтобы опровергнуть эти слухи, Джексон попытался разыскать обоих мужчин, вместе с ним видевших Мэри. Велико же было его удивление, когда он убедился, что оба исчезли из Лондона!

Через неделю после появления заметки в редакцию «Утренней Почты» прибыло письмо из Люцерна, написанное на бланке швейцарского отеля.

«Многоуважаемый господин редактор!

С большим интересом и неменьшим удивлением мы читали сообщение в Вашей газете. Нам непонятно любопытство Ваших сотрудников, проявляемое к нам. Будем Вам чрезвычайно признательны, если Ваши коллеги проявят большую сдержанность и добросовестность в своей работе. Думаем, что мы как частные лица вправе требовать это. Не откажите в любезности сообщить нашим друзьям в Лондоне, заинтересованным а нашем благополучии, что мы пребываем в полном здравии. В дальнейшем надеемся на Ваше молчание.

Чета Гринби».

Широкоплечий редактор «Утренней Почты» громом обрушился на совершенно уничтоженного Джексона. Нельзя было утверждать, что лексикон уважаемого редактора отличался разнообразием. Потоки брани перемежались крепкими словечками с такой быстротой, что бедный репортер проклял день и час, когда вздумал заняться этим делом.

— Ваша статья поставила нас в дурацкое положение! Это же черт знает что!..

Джексон был достаточно умен, чтобы не противоречить шефу. Редактор позвонил, и, передав письмо вошедшему сотруднику, сказал:

— Сделайте из этого письма статью. Сообщите читателям, что они могут успокоиться, поскольку супруги Гринби живы и здоровы. Объясните им, что таинственное исчезновение разъяснилось, и что мы интересовались только психологической стороной этого дела.

— Не мешало бы справиться у нашего люцернского корреспондента, действительно ли проживают эти господа в упомянутом отеле! — прервал редактора Джексон.

Шеф снова взорвался.

— Вы предлагаете нам тратить время еще и на это! — стукнул он по столу, — если они узнают, что мы после получения письма шпионили за ними, они нам устроят такую баню, что нам всем житья не будет! Сейчас восемь часов, следовательно, по швейцарскому времени девять… Вряд ли мы успеем получить ответ до выхода нашей газеты, — вдруг смягчился он.

— Все-таки стоит попытаться!

В половине двенадцатого помощник редактора вошел в кабинет своего шефа.

— Досадно, что с историей таинственного исчезновения Гринби все покончено, — сказал он, усаживаясь напротив начальника. — Как назло сегодня нет ни одного интересного сообщения. Не знаю, какой заголовок можно было бы дать сегодняшнему номеру…

— Я тоже думал об этом. Нет ли в суде какого-нибудь дела, достойного внимания.

— Нет, если не считать дела Виллэ о подделке пятидесятифунтовых банкнот.

— Но из этого можно сделать великолепную статью! Неужели у вас нет фантазии?

— Это случилось десять лет назад, и преступник чистосердечно признал свою вину. Кроме того, он совершил свое преступление в Париже и подделал всего одну банкноту, — меланхолично сказал помощник.

— И каков приговор?

— Год тюремного заключения.

— Я, кажется, помню это дело. Это было в то время, когда несколько студентов организовали «Клуб преступников», — произнес редактор, задумчиво потирая лоб.