Умирать подано

папарацци умчались проявлять пленки.

Аркадий Викторович обиделся до злобы. Не столько из-за возможных последствий и потерянных голосов, сколько из-за человеческой подлости, коварства и предательства. «Убью», – думал он, пребывая в состоянии аффекта. Мухаев как всегда вежливо поднялся.

– Что это?!! – кандидат рявкнул так, что в актовом зале прекратилось пение. – Откуда этот урод, в жопу раненный, все узнал?! Твоя работа?! Кому продался?!

Мухаев в любой ситуации сохранял хладнокровие.

– Успокойтесь, Аркадий Викторович, держите себя в руках, чтобы потом не валяться в ногах. Это не моя работа. Никаких других аргументов я приводить не собираюсь.

Спокойный голос помощника сбил боевой настрой шефа.

– Я попытаюсь разобраться, – продолжал Мухаев.

– Вырви у этого писаки глотку! Что там еще у него за материалы?! Ты, кстати, сказал, что заплатил за Леопольда червончик. Это как понимать?

– Вы кому доверяете, Аркадий Викторович? Мне или Карасеву?

– Я теперь никому не доверяю.

– Напрасно. Сядьте и успокойтесь. Сейчас подойдет адвокат, я уже вызвал. Составим иск в суд о клевете и оскорблении. Затем сделаете заявление для прессы. Текст уже готовят. Больше никаких комментариев. Карасевым я займусь.

– Сегодня же!

– Не волнуйтесь.

– Я спокоен. Что еще?

– Нужны деньги. У меня есть сведения, что к делу подключилась ФСБ и Генеральная прокуратура.

– Надо экономить, – строго напомнил Боголепов. – На ФСБ дам, прокуратура перетопчется. Против меня нет никаких улик. А про Вентилятора я узнал только сегодня из газеты.

– Еще одна неприятность. Пропал без вести наш курьер с деньгами для… Ну, не важно. Опасаюсь, что его ограбили. Он вез их в коробке из-под торта, могли подумать, что при деньгах.

– Он один вез всю сумму?

– Да. Охранник накануне с яблони упал, сломал ногу.

– С какой яблони?

– У него во дворе яблоня, он лазает… Я проверил.

Аркадию Викторовичу почему-то захотелось выпить. Водки «Боголеповской», производство которой началось в прошлую пятницу на первой линии Новоблудского молокозавода.

Федорович открыл скрипящую от боли и старости створку шкафа, достал шкалик, остатки луковицы, стакан и чайную кружку. Разделил водку поровну.

Виригин взял кружку.

– Ну давай, за раба Божьего Павла.

Следователь посмотрел на стакан и осушил одним глотком. Закусывать не стал, пододвинул луковку оперу.

– Да я так…– Илья тоже обошелся без закуски.

– «Предварительное следствие считает, что план убийства созрел у обвиняемой в процессе засолки огурцов…» – Федорович прочитал цитату из валяющегося на столе уголовного дела. – Вот, Илья, только на это предварительное следствие и способно. Вместо уголовного процесса – процесс засолки огурцов. Но я тебя понял. Я за Пашку… Эх…

Виригин ждал, пока Федорович изольет чувства.

– Ты говоришь, политика? Милый ты мой Ильюша, у нас сейчас нет и не может быть никакой политики. Если две шайки рвут друг у друга долю, это не политика – это уголовщина! А лозунги и программы – так,