Черные тузы

ное время в комнате было слишком темно, и Росляков, стоявший лицом к окну, никак не мог понять, действительно ли Николай Егорович плачет, или на слезы похожа причудливая игра света и тени.

– У меня душа разрывается, – пожаловался Николай Егорович, хлопнул себя ладонью по груди. – Ну, скажи мне, что ты пошутил… Скажи… Нет, не надо, ничего не говори, ничего. Того, что ты уже сказал достаточно, чтобы убить меня. Боже, ты сжег дачу… Он сжег дачу…

Профессора качнуло в сторону, чтобы устоять на ногах, он оторвал руку от сердца и вцепился пальцами в спинку кресла. Росляков испугался, что муж матери сей же момент лишится чувств, хотел помочь профессору сесть в кресло, сделал уже шаг вперед. Но Николай Егорович отстранил протянутую Росляковым руку, отступил к окну, встав на носки, потянулся к форточке и глубоко задышал ворвавшимся в комнату холодным воздухом. Росляков, не зная, что делать дальше, стоял под люстрой. Он поджал губы и опустил голову, всем своим видом демонстрируя, что свою вину осознает, раскаивается всей душой, готов нести наказание, каким бы суровым оно не было, самое страшное наказание, самое беспощадное… Он примет это наказание безропотно.

– Расскажи, как это произошло, – Николай Егорович поднимал голову кверху, хватая воздух широко раскрытым ртом. – Рассказывай, имей мужество сказать все. Всю правду. Всю.

Уголки губ профессора опустились, нос низко навис над верхней губой, казалось ещё минута и он горько безутешно разрыдается. Росляков, сдвинув брови, мучительно придумывал свою авторскую версию происшествия, но никак не мог изобрести ничего толкового. Он ругал себя за тупость, за неповоротливость мысли. Нужно было что-то говорить, найти слова утешения, а не стоять молчаливым столбом, но Росляков лишь сопел, тер лоб ладонью и вздыхал.

– Я и сам не знаю всего, всех подробностей, – промямлил он. – Я в это время как раз… В это время как раз я…

– Что как раз ты? Что ты в это время делал?

– Как раз именно в это время меня не было на даче, – Росляков развел руки в стороны. – Я в город поехал, а там как раз без меня все это и случилось, все и произошло. Меня не было, а там рвануло

– Что рвануло? – профессор выпучил глаза.

– Возможно, газ рванул, – выкрутился Росляков.

– А почему он, позвольте вас спросить, вдруг рванул? – профессор дышал тяжело, продолжал держаться за сердце. – Газ не может, как вы выражаетесь, ни с того ни с сего вдруг рвануть. Боже мой… Все было нормально, двадцать лет дача стояла на месте и вдруг, как только вы соизволили туда отправиться, дача рванула. Почему?

– Может, я забыл на плите кастрюлю с кашей, уехал, – голова оставалась пустой, никакого объяснения не находилось. – Точно, вот сейчас как раз вспоминаю. Поставил кастрюлю с кашей, а сам уехал. Да, уехал пополнить запас. У меня как раз продукты кончились. Вот я и уехал. А каша осталась. На плите она осталась. – Выходит, это кастрюля с кашей рванула? – профессор отпустил руку от груди и схватился за голову. – Так рванула, что вся дача того…