Ящик Пандоры

Романова тронула Красниковского за рукав синего, в искорку костюма:

— Ступай, Артур, мне еще поработать надо.

В коридоре перед ее дверью скопилось несколько посетителей — сотрудников МУРа. Лишь Турецкий относился к другому, хотя и родственному ведомству. Романова открыла дверь, спросила заинтересованно: «Все ко мне?» — и затем, словно в игре в салочки, дотронулась до каждого: «Тебя и тебя приму, а ты и ты придешь завтра с утречка». Сидевших в стороне у стены на диванчике Грязнова и Турецкого она вроде бы и не приметила. Минут через сорок, разделавшись с сотрудниками, Романова приоткрыла дверь, внимательным взглядом окинула сосредоточенное лицо Турецкого:

— А ну, архаровцы, заходите. Чего у тебя там стряслось, Сашок, выкладывай живенько!

Рассказывать пришлось долго. Турецкий не старался связывать друг с дружкой известные ему факты, хотя ему очень хотелось это сделать. Грязное дополнял, вовремя улавливая в рассказе необходимую паузу. Наконец Турецкий добрел до конца дела, которое еще не было зафиксировано в оперативных сводках по городу Москве и существовало пока только в воображении Ники Славиной, Грязнова и его самого. Романова слушала, не перебивая, и когда Турецкий замолчал, сказала:

— У меня в голове от вашего рассказа салат «оливье» образовался. Я теперь с самого начала все вам повторю в кратком изложении. Значит, так. Пару лет назад гражданином по имени Бил была сброшена под поезд Бардина Татьяна, директор «Детского мира», торгашка, значит. Мужик её был тогда председателем Госкомспорта, теперь банкиром заделался. О Биле этом тогда никто и не подозревал, Бабаянц проворонил, а прокурор дело прекратил. Так? Через два года Костя Меркулов зацепил что-то по делу своих жуликов, и прокурор санкционировал возобновление следствия. В то же самое время жительница микрорайона Матвеевское Вероника Славина случайно обнаруживает в квартире Капитонова то ли мертвого, то ли тяжело раненного Била...

Романова остановила свое изложение, нахмурилась. Грязнов решил, что она забыла о мистическом исчезновении Била:

— Через полчаса он из квартиры испарился.

— Постой, постой, Вячеслав. Матвеевское, конечно, район довольно большой. Но я сегодня уже второй раз о нем слышу. Ты, Саша, правильно сказал, что совпадения в нашем деле вещь не редкая. Но они сами не рождаются, их люди придумывают. Сколько лет вашей Веронике?.. Вот, двадцать девять, А наш Гончаренко по Матвеевке ползает, ищет женщину в возрасте от двадцати до тридцати лет, проходящую по «антикварному делу», Чтой-то неспокойно мне, ребятки...

В кабинете начальника МУРа воцарилось молчание.

— Хотелось бы мне знать,— задумчиво произнес после долгой паузы Грязнов,— не дружок ли нашему Гончаренко этот комитетчик Бобовский. Он тоже что-то забыл в Матвеевке.

— Что еще за Бобовский? — спросила Романова.

— Капитан госбезопасности Бобовский в настоящее время слег в больницу с сильной головной болью,— заявил Турецкий, а Грязнов кашлянул в кулак.

— Ты чего тут мне коклюш разводишь, Вячеслав? Твоих рук дело?

— Ты что, Александра Ивановна, мне по чину не положено такой вшивотой заниматься. Да разве я осмелюсь наш славный МУР ссорить с чекистами?

— Я тебе покажу «славный МУР», Грязнов. У нас и так дерьма хватает, а ты еще мне будешь репутацию усугублять. Читал, что о нас в газетах пишут люди?

— Так Александра Ивановна, то ж люди, а это... Бобовский.

— По-моему, мы не о том заговорили. У меня на нераскрытое убийство двухлетней давности, вернее, уже раскрытое. Оно явно связано с убийством в Матвеевском. Бил толкнул Татьяну Бардину под поезд: я только что надыбал очевидца убийства. А самого Била, спустя пару лет, кто-то придушил в квартире Капитонова. Вместо разработки более или менее достоверных версий, мы занялись Гончаренко и Бобовским, которые не имеют отношения к обоим делам. А если даже и имеют, то почему не предположить, что они расследуют убийство Била...

— ...и начальник МУРа ничего об этом убийстве не знает,— закончила Романова за Турецкого.— Да ты не скисай, Александр, давайте решать, что делать дальше. И не такие дела раскручивали. Девочку эту, Славину, надо спасать. Мне морда этого Била,— Романова кивнула в сторону Жоркиных произведений,— никак не нравится, мафиозная морда. Этих мафий сейчас расплодилось уйма. Для них человека пристукнуть — все равно что муху.

— Сашок ее Чудновой поручил. Помните эту спортсменку? Она нам еще по делу о взрыве в метро помогала.

Романова все на свете помнила. И дело о взрыве в московском метро. И знаменитую спортсменку Чуднову.

— Это хорошо ты придумал, Сашок, на четверку с плюсом,— сказала она.

— Почему не на пятерку? — переспросил Грязнов.

— Потому, братцы, что вы недооцениваете противника. Мне сегодня на совещании такого порассказали. И дамочку вашу, и спортсменку запросто выследить могут. Может, они им на хвост уже сели?

— Не должно. Горелик, из Гагаринского, прикрывал. А он мужик работящий. Не первый день замужем, сказал, что не наследил.

— Теперь вот что, хлопцы. Если мы начнем официальное следствие, то облегчим задачу не себе, а преступникам. А себе мы проблему лишь усложним. Так? Давайте возбудим оперативное дело. Об убийстве без трупа. Засекретим его. Я теперь мало кому доверяю. Куда ни глянешь, кругом подонки. Власть и деньги развращают. Я даже своим помощникам доверять перестала. Что-то они на отдых зачастили, кто в Сочи, кто в Варну. Вот только один Артурчик Красниковский у меня остался. Жестокости в нем многовато, но парень свой и честный. Ну, да это ладно, я сама... А Гончаренку, Вячеслав, возьми в разработку сразу. Начнем с ближайших знакомых этого Била — неплохо бы квартирку этого Капитонова прощупать для начала.

— Александра Ивановна, я вот уже Сашку говорил — без шума не проникнешь, засовы внутренние только специальным ключом можно открыть.

— Зачем засовы, Слава? Можно из Никиной квартиры через окно спуститься,— предложил Турецкий.

— Действительно, Вячеслав, оперативник называется! Учить его надо, как в квартиру проникать... Постой, постой, ты чего это такой довольный? Нет, ты погляди, погляди на него, Александр! Ах ты ж, сатана рыжая! Это ж он у меня санкцию на производство незаконных действий выхитрил! А я-то, курица, поддакиваю! Давай, мол, дуй через окно!

Начальник МУРа растерянно посмотрела на хохочущих законников, махнула безнадежно рукой и сама залилась смехом.

* * *

Турецкий увидел Ирину издалека и застыл наподобие перонного столба: с ней случилось что-то совершенно непонятное. По платформе шла необыкновенная красавица, стройная и высокая, гораздо выше, чем он ее помнил. Черное узкое пальто с огромными модными плечами, длинные полы распахиваются при ходьбе, и можно видеть сапоги с голенищами выше колен. Но главным было выражение лица: Ирина знала себе цену. Но вот она увидела его, улыбнулась, но не побежала навстречу, как сделала бы раньше, до отъезда в Латвию, а наоборот, остановилась и ждала, пока он приблизится к ней. Он подошел и взял ее лицо в свои ладони — глаза были прежними. Синие-синие, как огоньки газовой горелки. Она вскинула руки ему на шею и стала целовать, не обращая внимания на взгляды прохожих. И это объятие, и поцелуй напомнили давнишнее, близкое к болезненному чувство нежности и желания, почти забытое временем разлуки.

Они поужинали в паршивом привокзальном ресторане, выпросили у официанта замороженную курицу по безумной ресторанной цене (дома у Турецкого кроме бутылки «Хванчкары», доставшейся по великому блату, ничего не было) и поехали домой, на Фрунзенскую набережную.

И все было естественно и радостно. Они пили вино и целовались. Потом Ирина ушла в ванную и через десять минут вернулась, прикрытая узеньким махровым полотенцем; придерживая его одной рукой, стала расчесывать длинные густые пепельные волосы. Турецкий подошел и освободил полотенце. Ирина как будто не обратила на это внимания и стояла перед ним обнаженная, потряхивая мокрыми волосами. Турецкий сел на диван, служивший ему постелью, и стал наблюдать за Ириниными движениями. Но вот она отложила расческу, подошла к дивану. Турецкий обнял ее, потянул к себе.