Сержант сэр Питер (ЛП)

— Вот что мы нашли, — обратился участковый инспектор к Питеру, осматривающему комнату. — Это было в кармане его халата, висевшего за дверью.

«Этим» оказался автоматический револьвер, в обойме которого было девять патронов, десятый — в патроннике.

— Предохранитель снят. Выходит, он был готов воспользоваться им в любую минуту. В корзине мы нашли эти бумаги.

«Бумагами» оказались бланки телеграммы. На каждой был написан адрес в Бостоне и несколько слов незаконченного послания.

В первом значилось:

«Не смог дозвониться, прошу проверить, где Уолтер Ронби…»

Второе начиналось так:

«Проверьте, где Ронби, англичанин-отравитель, в 1926 переведенный…»

Третье нельзя было разобрать, так как слова были стерты.

На туалетном столике лежали письма, полученные умершим накануне вечером. Питер внимательно их прочитал. К его удивлению, это была чисто деловая корреспонденция, и ни одно из этих писем никак не могло объяснить того волнения, что охватило доктора после их прочтения.

Питер вернулся в ванную, чтобы все внимательно в ней осмотреть. Если человек совершил самоубийство, то непременно где-то должны были остаться пузырек или коробочка из-под яда. Даже если яд был в пилюлях, и тогда должна быть упаковка от них. Но ничего подобного он не обнаружил ни в ванной, ни в спальне. Питер спустился в комнату прислуги и допросил Шкипера.

— Нет, сэр, никто из прислуги не заходил в его спальню этим утром. Он даже не пил утреннего чая, сказал хозяйке, что ничего не хочет.

После того как тело убрали, Питер еще раз осмотрел комнату, размышляя о том, кем был Уолтер Ронби, англичанин-отравитель, которого перевезли в Массачусетс. Питер связал воедино воспоминания умершего доктора с произошедшим убийством. Он решил самостоятельно переговорить с Бостоном и сделал запрос на телефонную станцию. Пока он осматривал комнату, ему позвонили из центральной службы связи, сообщив номер, по которому доктор звонил прошлым вечером.

Питер посмотрел на часы. Одиннадцать часов — значит, в Бостоне шесть утра, и линия не занята. Он повторил предоставленный ему номер и попросил немедленно соединить его. Ожидая соединения, он еще раз просмотрел письма профессора, доставленные посыльным из лондонского отеля. Это была самая обычная корреспонденция, касавшаяся новой книги доктора, и запрос на разъяснение части текста, непонятной корректору-наборщику в типографии.

Питер вернулся в ванную и вновь осмотрелся в ней. Его заинтересовал перевернутый стакан на графине. Он проверил внутреннюю сторону — она была сухой. Дверь между ванными доктора и Стэнли была открыта, и Питер заглянул в ванную хозяина дома. Туалетные принадлежности в ней были такими же — графин и стакан. Но в отличие от осмотренного Питером в ванной доктора этот графин был полным, а перевернутый стакан — мокрым. На внешней стороне графина были пролившиеся капли воды.

Питер вышел в коридор и позвал Стэнли.

— Да, это я открыл дверь и отодвинул задвижку, услышав, что он упал. Увидев, что он мертв, я открыл дверь и с его стороны.

— Вы не брали воду из этого графина сегодня утром?

Стэнли отрицательно покачал головой.

Питер капнул себе на палец воды из докторского графина и попробовал ее, но не почувствовал ни запаха, ни вкуса цианида. Столь простой анализ воды, пробу которой уже отослали в лабораторию, никак не приблизил его к разгадке произошедшего; впрочем, Питер и не думал, что вода отравлена. Он все еще осматривал графин, когда раздался телефонный звонок, и сонный голос с сильным американским акцентом поинтересовался, что ему нужно.

К счастью, это был именно тот человек, с которым Питер хотел поговорить, и последующие девять минут телефонного разговора пролили для него много света на это дело.

Уолтер Ронби сбежал из института два года назад и бесследно исчез.

— Доктор страшно сердился, что ему не сообщили об этом, но он тогда два года путешествовал по Китаю и по Индии — не думаю, что он там мог читать американские газеты. Да, Ронби сбежал — уехал на поезде из Бостона в Филадельфию. Там его выследили и преследовали. Но он снова сбежал, вероятно, на запад. С тех пор мы о нем ничего не слышали.

Питер задал множество вопросов, но человек из института смог ответить лишь на некоторые.

— Умен? Да, он определенно неглуп. Ронби сбежал, отравив сторожа. Яд он раздобыл в больнице, заходя время от времени в аптеку: опускал кончик носового платка в морфий и так, капля за каплей, собирал его.

После разговора Питер велел принести костюм доктора. В одном из больших боковых карманов он нашел футляр с разбитыми очками. Сам футляр был раздавлен, запачкан и сохранил на себе отпечаток каблука неуклюжего слуги. Рассматривая костюм, Питер нашел кармашек для футляра с очками — он был узким и располагался на левой стороне груди. Вложив туда раздавленный футляр, Питер почувствовал, что он входит туго и едва ли мог случайно выпасть.

Стэнли был совершенно бесполезен как свидетель, и Питер обратился с вопросами к Стелле:

— Говорили ли вы о докторе за ужином накануне нашей встречи?

Стелла подтвердила, что такой разговор имел место.

— Упоминалось ли имя доктора?

— Нет-нет. У Стэнли ведь такая плохая память на имена. Он не мог мне его назвать, так как оставил письмо доктора наверху, в своей комнате, и принес мне письмо, когда я ложилась спать. Я положила письмо к себе в сумочку — оно было довольно длинным, и мне не слишком-то хотелось его читать, но я не хотела обижать Стэнли, едва взглянув на него.

Вечером Питер отправился в местный полицейский участок и что-то долго обсуждал с участковым инспектором и полицейским врачом.

Без четверти семь, когда Шкипер накрывал на стол, комната внезапно заполнилась посторонними людьми. Лакей оказал сопротивление, выстрелив, но неудачно — он никогда толком не умел прицелиться да и вообще обращаться с револьвером, хоть и носил его при себе.

— Меня навела на след зубная щетка, — объяснял Питер своему начальнику. — Она была влажной, в то время как стакан, в котором ее должны были смачивать, был абсолютно сухим — и вместе с тем в графине явно недоставало воды. Мы знаем, что Файфер не мог повернуть кран. Но вода из него бежала — Стэнли заметил это, когда вошел в ванную, спустя некоторое время после убийства. Кран холодной воды сломан, и его может открыть только человек, знакомый с домом. Это и был Ронби, нам известный как Шкипер. Я подметил, что, хотя щетка была мокрой, на ней не было следов зубной пасты. Ее не было ни на щетке, ни в ванной, но я нашел колпачок от тюбика. Кто-то спрятал пасту — тот же человек, который вымыл щетку. Яд был в пасте. Позже мы нашли тюбик в чемодане Шкипера.

Крайне маловероятное стечение обстоятельств все же возможно в нашей жизни, и то, что Файфер приехал в этот дом — тому доказательство. Шкипер хорошо его знал и ненавидел его, хотя Файфер засвидетельствовал его невменяемость на судебном процессе и, тем самым, спас его от смерти на электрическом стуле. Во время обеда Шкипер услышал о приезде психиатра, и, хотя фамилия доктора и не была упомянута, лакей решил, что это может быть Файфер. Увидев, как Стэнли отдал письмо жене, Шкипер той ночью пробрался в ее спальню, чтобы удостовериться в своих догадках.

В свое время диагноз Файфера о невменяемости Ронби спас тому жизнь, но несмотря на это лакей возненавидел психиатра. Тому, кто не знаком с отношением подсудимого к подобным авторитетам, может показаться странным, что Шкипер считал своего спасителя страшным врагом. Но с его точки зрения врач мог заставить его участвовать в опытах, а затем снова отдать под арест, выдав его государству, которое приговорило бы его к смерти.

Во время своего нахождения в институте Шкипер узнал о слабом зрении профессора. Он признался, что убил бы доктора на месте, если бы тот узнал его. Шкипер заранее приготовил для этого револьвер, украденный у хозяина, и спрятал его. Но прибывший доктор был без очков, и Шкипер схватил пиджак, уронил футляр с очками на землю и наступил на него, чтобы их раздавить. Он ведь обстоятельно изучил привычки доктора и знал, что тот носит очки в кармане пиджака. Таким образом, стрелять ему не пришлось.