Сержант сэр Питер (ЛП)

— Хотел бы я знать, пригласил ли он доктора Файфера как психиатра или просто как гостя?

— Не слишком-то любезно так говорить, — легкая улыбка появилась на лице миссис Хэрривей. — Ведь вы знаете, что Стэнли любит производить впечатление на ученых и увлекся криминологией после того, как потерял интерес к разведению ангорских кроликов.

Она хотела сменить тему беседы, но Питеру подметил нечто странное в ее голосе, эту стремительность переходов к другой теме, и спросил ее об этом.

— Да, — замялась она. — Сегодня я очень нервничаю. Прошлой ночью произошло кое-то ужасное. Может, теперь Стэнли думает, что и я сошла с ума? Мне нужен ваш совет.

Стелла рассказала, что, проснувшись ночью, услышала шорох прямо в ее комнате и увидела темный силуэт в освещенном лунным светом коридоре.

— Может, это был Стэнли? — предположил Питер, но она покачала головой.

— Стэнли спит в соседней комнате и ужасно храпит при этом. Я слышала храп через стену, поэтому уверена, что это был вор. Я нашла свою сумку, лежавшую на полу, она была открыта.

— Ничего не пропало?

— Ничего… Ничего, кроме письма от доктора Файфера. Стэнли отдал его мне, и я положила его в сумочку. Но едва ли вор специально залез в дом, чтобы украсть это письмо? Проснувшись, я закричала. Стэнли и это не разбудило, зато крик испугал вора. Шкипер услышал крик и прибежал вниз. Он хотел разбудить Стэнли, но я не позволила. Шкипер и нашел сумку, лежавшую у кровати.

— Может, у кого-то еще есть доступ в дом? Я имею в виду — слуги, которые спят вне дома?

— Мне даже не приходила в голову такая возможность, — Стелла на секунду задумалась. — Быть может, шофер? Он не слишком хороший шофер, но Стэнли знал его деда... Вы, должно быть, знаете, что мой муж странным образом подбирает прислугу.

— Я приду к вам в субботу утром, — решил Питер после короткого раздумья. — Я не появлюсь у вас лишь в том случае, если этот человек успеет мне наскучить уже сегодня за обедом.

Но доктор Файфер не дал Питеру скучать. Он был высоким, худощавым человеком с седеющей бородкой, с которым было легко поддерживать разговор — он и сам весьма любил поговорить, а также с удовольствием слушал рассказы Питера о работе Скотленд-Ярда.

— Разве у вас на службе нет психиатра? Не хотелось бы говорить, что это неправильно, ведь во многом психиатрия — сущая ахинея. Конечно, нельзя судить об умственном отклонении преступника, заставляя его чертить квадраты и треугольники или отыскивать выход из рисованных лабиринтов. Но ведь можно узнать о наклонностях, внимательно слушая и поощряя раскрыться в разговоре — иначе говоря, поощряя их преступное тщеславие — его ведь обычно много. Возьмем, к примеру, отравителей...

— Ну, по этой части я авторитет, — улыбнулся Питер и рассказал о своем последнем большом деле, случае с Грили-Блетсолом.

Доктор внимательно слушал, то и дело задавая вопросы.

— Хм! Но бывают случаи и похуже — я вам расскажу о таком случае отравления, — сказал он в итоге. — Кстати, у вас скоро будет и другое дело об отравлении — эти идут попарно. Самоубийства от отравления газом — по четыре, а преступления на почве ревности — по три. Странно, но это факт — словно некий высший закон словно управляет такими вещами. Так вот, в моем институте был некий Ронби, англичанин, отравивший тещу, жену, домашнего врача и полицейского. После того, как я вел его в течение года, его перевели в Массачусетс. Вне всяких сомнений он был сумасшедшим, но я был единственным психиатром, признавшим его невменяемым — и этим спас его от электрического стула. Вообще-то отравители обычно рассуждают более здраво, чем остальные убийцы, идущие по суд; из слов Ронби я сделал вывод, что он — сумасшедший. Он стал моим любимым пациентом, и мне было весьма неприятно терять его. Как он был сообразителен, просто дьявольски умен! Для одного из отравлений он использовал древесный спирт, выдав его за виски. Конечно же, следствие решило, что это был несчастный случай…

Питеру очень хотелось снова повидать доктора Файфера на выходных, и это случилось — но живым того ему больше не пришлось увидеть.

Доктор прибыл в Фельбурн-Мэнор в пятницу днем не в самом хорошем настроении. Когда Шкипер вытаскивал из автомобиля, в котором приехал Файфер, его пальто и чемодан, то уронил и разбил очки, без которых доктор практически ничего не видел.

— Я никогда не ношу их в машине, — отрезал он в ответ на попытки Стэнли Хэрривея дать ему советы, как можно было бы избежать такой неприятности. — В автомобиле я сплю — только идиоты в это время глазеют по сторонам. Если бы ваш слуга не был таким бестолковым... Впрочем, это неважно — в отеле у меня есть запасные, я пошлю за ними. Что мне интересно — как они вообще могли выпасть? Ведь они лежали в специальном кармашке…

После обеда посыльный принес доктору его запасную пару очков, а с ними еще и целую пачку писем, пришедших по почте. После их прочтения поведение Файфера резко изменилось — он почти не разговаривал и, по мнению Стеллы, стал нервничать. Доктор поинтересовался у Стэнли Хэрривея, можно ли ему сделать телефонный звонок в Бостон, и есть ли в его спальне телефон (он там был, однако добавочный). В десять часов вечера звонок был сделан, после чего Файфер не покидал своей комнаты, запершись на ключ. Он выглянул оттуда лишь на несколько минут, чтобы по привычке пожелать всем спокойной ночи, прежде чем отправиться спать.

Его спальня находилась возле спальни Стэнли, который слышал его шаги, когда профессор ложился спать. Слышал он его и наутро, в половине восьмого. В Фельбурн-Мэнор рядом с каждой спальней была отдельная ванная. Ванные Стэнли и доктора сообщались между собой дверью, которая, впрочем, была заперта с обеих сторон на замок и задвижку.

Из своей комнаты Стэнли слышал шум, затем Файфер, судя по всему, пошел в ванную и немного погодя попытался повернуть кран. Стэнли пожелал ему доброго утра через дверь, и доктор что-то пробормотал в ответ и спросил:

— Как вы открываете этот кран?

Тогда Хэрривей вспомнил, что кран с холодной водой в умывальнике сломался; впрочем, его было легко открыть, если знать его конструкцию. Стэнли стал объяснять через дверь, как справиться с краном, но все попытки доктора повернуть его были безуспешны.

— Ладно, — раздраженно буркнул доктор. — Я приму ванну, так что это неважно.

Стэнли услышал звук поворачивающегося крана, затем звон разбитого стекла и почти сразу после этого — стон боли и глухой стук от падения отяжелевшего тела. Он попытался войти в ванную, но дверь между той и его ванной оказалась заперта. Выскочив из своей комнаты, он также безуспешно попытался попасть в ванную через спальню профессора, но и она была заперта. Только через четверть часа, взломав двери, обнаружили труп доктора Файфера.

Весть об этом достигла Скотленд-Ярда, когда Питер был на службе. Он первым вскочил в полицейский автомобиль и приехал в Фельбурн-Мэнор. Стелла, с которой он предварительно созвонился, уже ждала его. Питер думал, что она будет в истерике, но она была спокойна, ее голос был ровным — только она во всем доме смогла дать связные показания о случившемся. Стэнли же, также появившийся почти сразу, представлял собой плачевное зрелище — абсолютно потерянный, павший духом человек.

— То, что произошло, просто ужасно… Такой умный человек! Я уверен, это самоубийство. Стелла вам говорила? Боже, какой ужас!

Прошло некоторое время, прежде чем Питер смог остаться со Стеллой наедине, и она рассказала ему все, что только знала.

Питер поднялся наверх и осмотрел несчастного. Тот лежал на кровати, одетый в пижаму. Полицейский врач, осматривавший труп, отвел Питера в сторону.

— Если это не отравление цианидом, то я ничего не понимаю в своей работе. Думаю, что это самое обычное самоубийство, но точно назвать причину смерти мы сможем назвать только через несколько дней.

Питер перешел к осмотру спальни. Это была большая, хорошо меблированная комната, сообщавшаяся с ванной, где было найдено тело. На столе лежали бритва умершего и туалетные принадлежности — гребенка, щетка для волос и прочее, что могло потребоваться. Детективы, осматривавшие комнату, не нашли ни следа яда. На подносе стоял графин с водой. Он был наполнен на три четверти и накрыт перевернутым стаканом. Когда дверь в ванную взломали, кран с холодной водой был открыт, и вода стекала в раковину.