Штурман

- Будь осторожен с девочкой, - улыбнулся Адмирал. - Не проводи у нее все время. Ведь ты под арестом.

Туман плыл над равниной. С трудом можно было различить дубы, цепочкой вытянувшиеся вдоль поля;

аэродром, казалось, вымер. Не слышно было ни звука. Летчики двигались в тумане как тени, а вокруг машин суетились люди - заливали горючее и осторожно подвешивали бомбы в отсеках.

Штурман вернулся к себе, запер дверь. Дневальный уже закончил уборку и затопил печь; штурман растянулся на постели. Да, женщина и в самом деле славная, он никогда бы не подумал, что все может быть так просто. Он обнял ее, она не сопротивлялась. Штурман уже забыл, какими нежными и крепкими могут быть узы,

связывающие мужчину и женщину. Потушив лампу, словно желая бежать от всякой реальности, он лежал рядом с женщиной на красной кушетке. Она спросила, почему он не пришел раньше.

- Потому что боялся.

- Боялся? - воскликнула она со смехом. - Чего? Ты бомбишь Рур и боишься меня?

Все было гораздо сложней. И действительно, совершая вещи трудные и страшные, можно в то же время бояться показать себя смешным или навязчивым.

- Разве не видно, когда женщина хочет тебя?

Она сразу стала называть его на "ты" - верно, читала много французских романов, и ему это нравилось.

- Не знаю, - ответил он. - Все не так просто. Он рассказал ей, как обошелся с ним командир эскадры, и на душе у него стало легче. Он больше не был одинок на этой земле. Женщина пожалела его и, словно ребенка, заключила в нежную колыбель своих объятий. Он ненадолго заснул, положив голову на ее грудь, такую крохотную, что она казалась даже бесполезной;

он начинал надеяться, что нашел наконец прибежище. Потом он встал.

- Мне нужно идти.

Теперь он знал ее фамилию и пообещал написать ей или позвонить по телефону. Внешне такая хрупкая, она была сама жизнь и милосердие, и он вспоминал всю ту глубокую и согревающую душу нежность, которую она ему подарила. Отныне командиру эскадры не так просто будет с ним справиться.

Он оделся, а она еще лежала, вытянувшись на кушетке и повернув к нему лицо, озаренное отсветом того, что должно называться любовью; она была похожа на стебель цветка, примятого бурей. Внезапно он склонился к ней, не говоря ни слова, взял ее за плечи и долго смотрел на нее с какойто растерянной нежностью.

- Что ты? - спросила она.

- Ничего. Просто смотрю на тебя, чтобы лучше запомнить. Знаешь, добавил он, - я ведь до сих пор не разглядел тебя хорошенько. Я хочу знать лицо женщины, которая так добра ко мне. Она опустила ресницы, словно в глаза ей ударил слишком яркий свет.

- Ты казался таким печальным в ту ночь, когда пришел во второй раз. Еще печальней, чем в первый раз, когда упал с неба под мои окна.

Он осторожно прикрыл за собой калитку и зашагал прочь. Карусель красных, зеленых и белых самолетных огней кружила над базой, но штурман не испытывал привычной тоски. Он был счастлив. Он подошел взглянуть, не просачивается ли свет изпод двери Адмирала. потом вернулся к себе и лег.

- Знаешь, - сказала ему женщина, - твой портсигар так и не нашли.

Адмирал толкнул дверь, не постучав. Командир эскадры кончал подписывать бумаги, которые подавал ему помощник. Перевернув очередной листок, он быстро прочитывал, слегка нахмурившись и чуть шевеля губами, потом выводил на странице замысловатую роспись.

- Привет, Адмирал, - сказал он.

- Привет, шеф.

С командиром эскадры Адмирал держался запросто. В свое время оба служили капитанами в одной части, а потом Люсьен "пробился", как выражался Адмирал, кривя при этом губы. Люсьен был честолюбив. Многие считали, что настойчивость у него заменяла способности, а умение приспосабливаться в свою очередь заменяло настойчивость. Ладить с начальством он был большой мастер, и это смешило Адмирала, который, как бык, всегда шел напролом, "Вот вам и результат, - говорил обычно Адмирал, когда удивлялись тому, что он все еще капитан. - Мне не хватает гибкости". При этом он держался с Люсьеном как равный с равным и открыто смеялся над глупостями, которые тот делал.

Выждав, пока командир эскадры торжественно захлопнул папку рапортов и приказов и отпустил помощника, Адмирал прямо приступил к делу.

- Я пришел поговорить насчет Рипо.

Командир эскадры нахмурил брови и прищурился.

- Ты хорошо знаешь Рипо? - спросил он.

- С тех пор как мы здесь, я вижусь с ним каждый день. Он отличный малый.

- Он поступил с Ромером не оченьто красиво, - сказал командир эскадры.

- Брось шутить! - со злой усмешкой воскликнул Адмирал. - Каждый из нас знал, что Ромер сломает себе шею. Парень он был хороший, но пилот никудышный, в своем экипаже не пользовался никаким авторитетом, да и экипаж не большего стоил. Так что... Нечего играть словами, - продолжал он, усевшись напротив командира эскадры верхом на стуле. - Самто ты полетел бы штурманом с Ромером?

- Будь я штурман...

- Ты согласился бы летать под началом Ромера? - вспылил Адмирал. Ромер не умел точно держать курс., Он расстроился изза этой истории, впрочем, было от чего, - добавил он со смехом.

- С хорошим штурманом... - начал командир эскадры.

- Это Ромеру не помогло бы. В одном можешь быть уверен: к себе в экипаж я бы Ромера не взял ни за что. Даже стрелком.

- Ты вечно перегибаешь палку, - сказал командир эскадры.

- Нет, - возразил Адмирал. - Это ты, это вы все перегибаете палку, наказывая Рипо. Он всегда был на хорошем счету. За ним двадцать два вылета, и его не в чем было упрекнуть. Не виноват же он в том, что машины столкнулись и он при этом уцелел. Эта история у кого угодно отобьет охоту лететь с Ромером, самому накликать на себя несчастье.

- Что ни говори, он отказался лететь, - сказал командир эскадры.

- Нет, - бросил Адмирал и встал. - Он был нездоров, я сам видел. Он на ногах не стоял. Он не сказал, что отказывается лететь, а зря: ты отвечал бы за то, что раньше не отстранил Ромера от полетов. Тебя бы спросили, как ты мог позволить летать такому экипажу. Еще ладно бы экипаж, но самолет! Ты думаешь, RAF, настолько богаты, что могут гробить свои машины, доверяя их сапожникам вроде Ромера? На месте Рипо я отказался бы. Может, я очутился бы за решеткой, но уж ты бы эскадрой больше не командовал.

- Ну, ну... - пробормотал командир эскадры.

- Послушай, - сказал Адмирал. - Есть только один способ покончить с этой историей. Оставь Рипо в покое.

- Нет, - ответил командир эскадры, положив перед собой линейку. - Как бы там ни было, он должен подписать определение. Это дело принципа.

Адмирал расхохотался ему в лицо.

- Какого такого принципа, Люсьен? - тихо спросил он.

- Дисциплины.

- Потому что он лейтенант, а ты майор? Уверяю тебя, прав Рипо, а не ты, хотя он только лейтенант. Оставь, - повторил он. - Это было хорошо в мирное время. Впрочем, он подпишет твое определение, просто чтобы доставить мне удовольствие, если ты сразу же порвешь бумагу у него на глазах. Вот что я тебе предлагаю. А потом предложу и еще коечто.

- Ты не представляешь себе, что такое командовать эскадрой.

- Конечно, - сказал Адмирал. - Я не слишком ловок.

- Не в этом дело. Я наложил на Рипо взыскание. Нужно, чтобы знали, что оно исполняется.

- Он уже четыре дня под арестом, и никто не видел его в столовой.

- Если узнают, что я разорвал взыскание, никто не станет мне подчиняться.

- Да нет, ничего подобного, - проворчал Адмирал. - Надеюсь, ты не воображаешь, что мы бомбим Рур ради того, чтобы сделать приятное начальству? Мы летим, потому что это нужно, вот и все. И еще потому,

что хотим этого.

- Ты ведь многого не знаешь, - совсем тихо сказал командир эскадры. Вчера был у меня один пилот - имени его я тебе не назову. Когда он возвращается с задания, он не видит посадочных огней. Он говорит, что все плывет у него перед глазами. Что ты об этом думаешь?