Белые мыши

Осано нигде не видно. Спрашиваю о нем у Луизы, та говорит, что он за сценой, проверяет платья. И когда мы проскальзываем туда, я сразу вижу его. Он целиком поглощен платьями – никакой лихорадочной суеты, о которой говорила Луиза, рассказывая, как Осано переживает по поводу света и музыки или пытается сам поменять что-то в хореографии.

Хоть Фрэд и выдал мне пропуск-вездеход, пользоваться им я не решаюсь. За сцену я хотел попасть атмосферы ради – чтобы представить, как бы я тут управлялся, будь это моя коллекция. Наверняка не лучше, чем Осано. Да и к Биби надо бы держаться поближе, я что-то не очень понимаю, как ей удастся дотянуть до конца шоу. В то же время я не хочу никому мешать. Скоро я уже слоняюсь по краю одежной зоны. Вижу Аманду, голую – только ремень на поясе, разговаривающую с одной из служащих Осано. У них какой-то технический спор, Аманда то и дело показывает на платье, висящее на стойке третьим. Прочитать на таком расстоянии по губам я ничего не могу, но Аманде явно что-то не нравится – и все, похоже, спешат ее успокоить. Становится ясно, что Аманда звезда этого шоу. Другие модели по очереди подсаживаются к парикмахерам и гримерам. На парижском показе я никогда еще не бывал, но даже на показах поскромнее – в колледже или на прошлогоднем лондонском, где выступала Луиза, самое сильное впечатление на меня неизменно производили гримерные столы. Быстро менять наряды не так уж и трудно. А вот когда видишь, с какой скоростью приходится работать гримерам, начинаешь по-настоящему ценить и их как художников, и усилия, которые необходимо приложить, чтобы стать одним из них. Биби сидит за крайним из череды гримерных столов, все еще в халате, который я нашел для нее в гардеробной Аманды. Гримерша говорит что-то, не закрывая рта, однако взгляд Биби остается пустым. Хотя, возможно, она вслушивается в наставления гримерши.

Прямо передо мной проходит, чтобы взять бутылку шампанского, Луиза. Голая. Впрочем, судя по виду ее, чувствует она себя уютно – с бутылкой и высоким бокалом.

Повернувшись на оцепенелых ногах, я замираю на плиточном полу. Я ощущаю беспомощность; непонятно, какого черта я тут торчу. Может, пойти посмотреть, не появился ли Стэн, не пристает ли к кому, не подрался ли с официантами? Я было уж и пошел, но, оглянувшись, встретился взглядом с Биби, и она, махнув рукой, подозвала меня. Волосы ей подвили, плотно уложив на затылке, а спереди побрызгали лаком, так что они встали торчком наподобие двух асимметричных крыльев летучей мыши. Подведенные глаза испуганны.

Заметив, как я на нее смотрю, Биби говорит:

– Тебе же хотелось увидеть все изнутри.

– Как ты?

– Не принесешь мне воды со льдом?

Я говорю «конечно». Иду к кухонной двери, намереваясь поймать официанта, но не успеваю, – один как раз захлопывает ее за собой. И я решаю войти внутрь. Поваров не видать – еда приготовлена, теперь нужны лишь официанты, чтобы ее подавать. Тут я все-таки замечаю у раковины повара и, подойдя к нему, прошу дать мне стакан воды. Он, пожав плечами, отходит.

На серебряном подносе стоят наполненные персикового цвета жидкостью высокие бокалы. Поскольку чистых стаканов вокруг не видно, беру один из этих, выливаю жидкость и ополаскиваю. Осталось найти лед. На задах кухни, невдалеке от служебного лифта, рядком выстроились холодильники. И только добравшись до них, я замечаю охранника.

– Où vas-tu? [10]

Ну точно, охранник. У него странный акцент, «в» звучит почти как «б». Наверное, родом он не из Франции, хотя откуда именно, я бы сказать не взялся. Ни дать ни взять классический малый из службы безопасности, собранный на построенном инопланетянами заводе, производящем таких, как он. Черная куртка авиатора делает охранника неприметным в тени, из которой его серо-бурая физиономия надвигается на меня, как некое существо в стереоскопическом фильме. Весит он килограммов девяносто – сто, нос сломан, и, возможно, не раз.

Я показываю ему бокал.

Он только мотает головой и произносит «non». Добром это не кончится.

Спорить мне не хочется. Мне хочется убраться отсюда, и, по возможности, целым. Я вижу, как за его спиной открываются двери служебного лифта, как из них появляются еще какие-то смахивающие на него люди; может, инопланетный завод как раз здесь, в подвале, и находится? Я понимаю, что в местах вроде этого без службы безопасности не обойтись. Странно, однако, что вся она собралась именно здесь. Если это передовой отряд охраны Стинга, тогда другое дело.

Прежде чем я успеваю отвернуться, один из новоприбывших вглядывается в мое лицо и спрашивает, кто я такой. «Не модель?»

– Pas de problème. C'est authentique, – это я о моем пропуске говорю. – Je cherches Fred. [11]

Понятия не имею, почему я так сказал, – вероятно, из уверенности, что Фрэд чувствовал бы себя среди этой публики, как дома. Хотя неизвестно, знают ли они его. Ни один из тех двух, что заговорили со мной, больше пока ничего не сказал. Они, надо думать, люди в большинстве своем немногословные.

– Savez-vous où est Fred? [12]

– Il n'est pas ici. [13]

Тут я соображаю, что повод разыскивать Фрэда у меня вообще-то имеется. Надо бы все же проверить, включен ли Стэн в список приглашенных. Я стараюсь глядеть сквозь этих людей, как делал бы на моем месте Фрэд.

Первый из охранников упирается мне в грудь ладонью и повторяет, что вход в эту часть кухни запрещен.

Я указываю на дверь в ресторан и сообщаю, что пришел вон оттуда. И имею право находиться здесь.

На сей раз он наполовину переходит на английский:

– Мотай отсюда, bébé.

Будь я на скейте, я бы и то не смотался быстрее. Я и бокал-то чуть не забыл наполнить. Пришлось плеснуть в него воды из крана и извиниться перед Биби. Вид у нее почти такой же заторможенный, как прежде.

Она произносит:

– Что бы ни дал мне этот врач… – но не заканчивает, а просто жадно глотает воду.

Я вижу капли пота на ее лбу. Гримерша тоже замечает их и промокает лоб бумажным полотенцем.

– Еще и задница болит, – говорит Биби.

Укол ей как раз в попу и сделали.

– У меня осталась еще одна переводная картинка, – говорю я. – Хочешь, залеплю ей дырку от иглы.

Биби смеется, и то хорошо.

Показ вот-вот начнется. Луиза ждет за кулисами, костюмерша копошится в спинке ее белой накидки. Луиза, надо полагать, упражняется – помаргивает глазами, распахивает их пошире, плотно сводит губы в тонкой улыбке, расслабляет мышцы лица. Костюмерша берется теперь за подол, и я мельком вижу голое тело Луизы от плеч до копчика. На чем держится накидка, я не понимаю, но когда Луиза поворачивается, собираясь выйти на подиум, я обнаруживаю, что ее снизу доверху оплетает тесьма – что-то вроде «колыбели для кошки». В техническом отношении совсем неплохо. А вот насчет новизны я не уверен; помнится, несколько лет назад я видел что-то похожее в Лондоне. Осано удалось сделать эту штуку более приметной, но и менее практичной, и требующей большей возни.

Луиза выходит. Когда она скрывается из виду, вход на подиум озаряется фотовспышками, такими белыми, точно распахнулась дверь в раскаленный добела мир. Место Луизы занимает Аманда, еще одна костюмерша что-то подправляет в ней напоследок. Я подбираюсь поближе, надеясь увидеть Луизу на подиуме.

Луиза позирует на дальнем его конце, подняв лицо к фотографам, устроившимся на осветительном кране. Снова вспышки, ослепляющий белый свет. Когда они гаснут, Луиза поворачивается и плавно идет назад, лицо у нее – словно лишенная выражения маска, этому фокусу она научилась еще в школе. В середине подиума Луиза расходится с Амандой, тоже облаченной в хламиду без рукавов, и вспышки возобновляются, даже более яркие, вновь потопляя все в белом свете. Прежде чем Аманда тонет в этом мареве, я замечаю, что на ее одеянии переплетение тесемок заметнее. Они доходят до шеи, образуя подобие воротника хомутиком. Груди Аманды тяжелее, чем у большинства других манекенщиц, наверное, потому ее и выбрали для демонстрации именно этого платья.