Седьмой лимузин

Кто-то закричал, раздались и другие приглушенные звуки, а я смотрел не отрываясь в маленький черный глазок пистолета с внезапной отвагой и повторял, то ли мысленно, то ли вслух: не надо, Карл, не слушайся Гарри, думай своей головой. Ты будешь жалеть. И сам он какой-то частью, казалось, взывал о помощи, стараясь вырваться из собственной оболочки. Выпустите меня!

Но Гарри увидел, что путь к спасению стал узок, как щелка, и решил расширить его, сметя с дороги ближайшее препятствие, которым оказался смертельно побледневший метрдотель. Он нажал на курок.

Маленький пистолет, а выстрел прозвучал оглушительно, с какими-то явно телесными отголосками и подголосками; воздух сразу стал настолько плотным, что продираться сквозь него можно было только с трудом. Все пришли в движение, все бросились к несчастному, обхватившему оба плеча одной рукой, чтобы не рассыпаться на части. Насилие предписывает людям определенную модель поведения, и вот Мелинда и официант бросились в одну сторону, к раненому, а Гривен в другую. Я что-то крикнул, попробовал подняться на ноги, броситься в погоню, но каждый шаг еще отдавался во всем теле мучительной болью. На всем пространстве от паха до колен. О Господи! Только бы не упасть еще раз. У меня кончились запчасти — и в последний раз я увидел Гривена, когда он уже исчезал в двери-вертушке, а я сам, споткнувшись, вновь летел на колени.

В конце концов — через несколько минут или через несколько часов — мне удалось выбраться из гостиницы. Ветер яростно выл, улицы во всех направлениях терялись в непроглядной тьме. Не надо, Карл, — заорал я в сомнительной надежде на то, что он не ушел достаточно далеко, чтобы не расслышать. И кричал еще что-то, не помню, что. Но, несомненно, что-то очень важное.

Глава сорок пятая

Полиция и «скорая помощь» в конце концов появились — тоже своего рода уборщицы, которым предстояло прибраться в устроенном нами бардаке. Да нет, волноваться нечего, — заверили нас, когда метрдотеля на носилках унесли в карету. Значительная потеря крови, но жить будет. Что касается вас, мсье Эшер, то давайте присядем. Пугающее и невозможное указание, которому я тем не менее вынужден был последовать. Детективы со своими блокнотиками обступили меня со всех сторон. Естественно, мсье, мы подняли общую тревогу, предупредили все патрули. И понятно, что этому старику никак не ускользнуть. Ну, а теперь у нас к вам пара вопросов…

Колесо французского правосудия не вертится, а только скрипит.

— Сперва поймайте его, — кивнул я в окно, в сторону все еще одетых ночной тьмой зубчатых крыш Мюлуза: сцена, на которой Карлу пришло в голову поиграть в прятки, была весьма обширна. — Он вам все расскажет, не дожидаясь никаких расспросов. Сделает все, что угодно, лишь бы вы его выслушали.

Но детективы не пожелали убраться восвояси, их карандаши уже застрочили, время от времени в гостиницу врывался жандарм с младенческим лицом, докладывая о развитии событий, а вернее, об их отсутствии. Информацию он получал из припаркованного у входа в гостиницу «Ситроена», в котором работала радиосвязь. Каким-то образом мне необходимо было преодолеть эту бумажную волокиту, сонливость позднего часа, собственную тупость под воздействием паров выпитого шампанского; слишком много безотлагательных дел надо было совершить. И нельзя моргать, а то глаза могут и не открыться…

Детектив похлопал меня по плечу, выводя из минутного сна. Они с напарником пообещали вернуться позже, во второй половине дня, когда этот самый Карл, или Гарри, или как там еще уже наверняка запутается у них в сетях.

Я подождал, пока холл не покинули все за исключением спешно поднятого с постели заместителя метрдотеля. И, разумеется, осталась Мелинда. Она со своим художническим вниманием к деталям должна была оказаться квалифицированным свидетелем. По улице мимо гостиницы проехал молочный фургон, мы уже пересекли сумеречную пограничную черту между ночью и утром. Кабина телефона-автомата была ярко освещена изнутри. Я встал, но израненные ноги сразу же запротестовали.

— Я в состоянии уйти отсюда, — сказал я Мелинде, — если вы станете моим костылем.

Сперва она окинула изумленным взглядом множество телефонных аппаратов, расставленных по столикам. Потом поняла мою мысль, вспомнив, как я рассказал полицейским о том, как Гривен поколдовал над гостиничным коммутатором.

Оператор международной связи назвал цену трехминутного разговора, глядя на меня столь недоверчиво, словно я собирался его обмануть. Зазвенели монеты — мне пришлось опустошить все карманы. Я принялся считать часовые пояса — отсюда до Нью-Йорка. Час ночи или два — что-нибудь в этом роде. Только, пожалуйста, окажись дома. Пожалуйста, лежи у себя в постели и смотри по телевизору передачу для полуночников. Лежи, если можно, одна…

— Алло…

С пятого звонка, словно она восстала из мертвых.

— Джилл, послушай меня. Немедленно ступай в телефон-автомат вне стен дома. И позвони мне по этому номеру. — Я дважды продиктовал его.

— Алан, в чем…

— Не сейчас. Не теряй времени.

Четыре минуты, пять, шесть с половиной. Господи, неужели она снова уснула? Но вот…

— Джилл? Послушай, всего я объяснить не могу. Да, я его видел. — (Нет, полиция его еще не поймала и, думаю, никогда не поймает.) — Но мне кажется, что я знаю, куда он помчался. Первым же самолетом я возвращаюсь домой. А ты пока позвони Теду. И расскажи ему о… Гарри. Скажи, чтобы он все пересказал и Карри.

Теперь в ее голосе не осталось и тени сна. И зазвучал он взволнованно.

— Алан, что ты хочешь этим сказать?

Ничего такого, что тебе стоило бы выслушать. Будь мир не столь безумен, нам не пришлось бы бояться стать одним из объектов внимания Гривена.

— Просто считаю, что мы все должны быть настороже. Послушай, тебе надо еще позвонить…

Еще парочка щелчков. Другой оператор на линии, на этот раз — весьма озабоченный. Пожалуйста, оплатите счет в размере 7 долларов 35 центов, которые у вас наверняка под рукой…

— Ах ты, черт! Алан, ты слышишь меня? Я выбежала из дому без кошелька.

— Все в порядке! — заорал я как можно громче, как будто это могло увеличить шансы на то, что нас не разъединят. — Все что угодно, только не…

Отбой. Ах ты, сукин сын! Чтоб твою подружку задушили во сне. Но мне нужно было позвонить еще раз. Я вытащил записную книжку, отыскал номер Люсинды. Там сейчас одиннадцать часов? Или двенадцать? Наверное, все уже легли — в Шорт-Крике ведут не такую жизнь, как на Таймс-сквер. Однако трубку снял хозяин дома.

— Привет, Джон. — Времени на возобновление знакомства у меня не было. — Я знаю, что час поздний, но мне необходимо поговорить с вашей матушкой.

— Она в постели. Да и вам бы пора, мистер Эшер. Вы что, напились?

— Не в этом дело! Вопрос крайне срочный. Скажите ей, что я повидался с Карлом. Она поймет, кого я имею в виду.

— Моя мать уже несколько недель плохо спит, — едва ли не хвастая этим обстоятельством, заявил Джон. — А сейчас она наконец уснула. Я не собираюсь тревожить ее сон, тем более вы в таком состоянии…

На этот раз трубку повесил я.

— Алан! — Мелинда, открыв дверь, взяла меня за руку. — Что случилось?

— Слова, слова, слова… — Я погладил ее руку, внезапно почувствовав слишком сильную усталость, чтобы хотя бы рассердиться. — Нам бы с вами заниматься своим делом — картинами и фотографиями.

И вот я заковылял обратно в отель, покуда Карл хитроумными прыжками все увеличивал разделяющую нас дистанцию. А ведь мне надо было бы оставаться на улице, возглавлять погоню, делать… хоть что-нибудь. Но у тела свои права, и оно наконец напомнило мне, кто из нас главный. Мелинда настояла на том, чтобы проводить меня в номер, и стоило голове коснуться подушки, как я начал проваливаться… проваливаться…

И вот уже Элио и Карл ехали на высоких рессорах в королевском лимузине. Они заехали за мной в гостиницу «Юта». Колымагу надо подлатать, то и дело повторял Элио, и с логикой, соответствующей картинам Сальвадора Дали, колымага превратилась в живое существо и захлестнулась на шее у своего сына.