Восковое яблоко

А он тем временем отмахнулся от моих возражений насчет чувства превосходства:

– Я наблюдал за вами во время занятия, Тобин. Вы считали себя просто наблюдателем, а совсем не участником. Вы смотрели на остальных, будто они разыгрывают перед вами представление для вашего удовольствия.

– Вовсе нет, – запротестовал я и чуть было не добавил: “Совсем не для удовольствия, а для прояснения ситуации”.

– Не лгите мне, Тобин.

– А вы не разговаривайте со мной в таком тоне, я не один из ваших...

Он склонил голову набок:

– Что-что?

– Я здесь новичок, – сказал я, чувствуя себя смущенным, одураченным и напуганным, – и буду принимать участие, когда привыкну.

– Вы не один из моих кого, Тобин? Я пожал плечами и отвернулся:

– Мне просто не нравится, как вы разговариваете.

– Я для вас слишком сообразителен?

Именно так, черт его побери. Я снова пожал плечами, глядя в сторону.

– Вы предпочли бы, чтобы я более небрежно относился к своим обязанностям?

Если бы я действительно был тем, о ком говорилось в моем досье, его слова были бы ударом ниже пояса, поскольку там содержались сведения о том, что мой коллега погиб из-за моей небрежности. Я посмотрел на него, взбешенный, пытаясь придумать правдоподобный ответ того Тобина, которым он меня считал, но смог сказать лишь:

– Фредерике, вы ублюдок.

Он подался вперед, вперив в меня тяжелый взгляд и постукивая о стол очками, зажатыми в левой руке. Еще одна неприятная привычка.

– Вы снова были наблюдателем. Что с вами, Тобин?

– Со мной ничего.

Он решил стрелять наугад:

– Вы стали причиной смерти вашего коллеги?

– Да.

– Каким образом?

Непонятно почему, я выпалил правду:

– Я был в постели с женщиной.

Он нахмурился, пристально вглядываясь в мое лицо. В документах, которые он читал, ничего подобного не было.

– В постели с женщиной? Ну и что?

– Я должен был страховать его. Он был моим напарником, и мне следовало быть рядом с ним, а я был с женщиной. Я женат, и мне приходилось встречаться с ней в рабочее время: я сбегал с работы, чтобы увидеть ее, а Джок меня покрывал. Мой напарник.

Внимательно глядя на меня, он спросил:

– И что произошло?

– Джок отправился на задержание. Предполагалось, что это будет простым делом, но вышло не так. Джока убили, и тогда они обнаружили, что меня с ним не было.

– Кто обнаружил?

– Полиция. – Я наконец услышал, что говорю, и отвел глаза. – У меня болит голова, – соврал я. – Сам не знаю, что несу. Но я знал.

– Тобин!

Я посмотрел на него с большой неохотой.

– Тобин, – сказал он, подавшись вперед и заглядывая мне в глаза, – Тобин, кто вы такой, черт возьми?!

Я встретился с ним взглядом, пытаясь найти ответ, но ответа не было. В комнате царила тишина, и я знал, что рядом нет никого, кто мог бы ее нарушить. Это должен был сделать я.

Покачав головой, я произнес:

– Думаю, нам лучше поговорить с доктором Камероном.

Глава 7

Говорил доктор Камерон, а Фредерике сидел и слушал. Когда мы вошли, я рассказал доктору Камерону достаточно, чтобы он понял, что пора открыть карты перед доктором Фредериксом, а потом сел и предоставил ему взять бразды правления в свои руки.

Фредерике походил на губку, в которой спрятано лезвие, если такое сравнение вообще уместно. Он буквально впитывал в себя каждое слово.

Когда Камерон закончил, Фредерике спросил с едва сдерживаемой яростью:

– Почему мне об этом не сказали раньше?

– Я полагал, что следует по возможности сузить круг посвященных, – объяснил ему доктор Камерон. Интересно, до какой степени сам Камерон испытывал антипатию к Фредериксу. – Я полагал, что вам будет легче вести себя как обычно, если вы будете думать, что все идет своим чередом.

– Но разве вы не понимаете, к чему это привело? – Фредерике был разъярен, но ему удавалось сдерживать свой гнев. – Рушится абсолютно все, что я пытаюсь сделать. Вам следовало бы прийти сегодня на занятие, доктор, тогда вы наверняка почувствовали бы, что что-то не в порядке. Я знал, что в этом виноват Тобин, в нем было что-то фальшивое, но я и на минуту не мог предположить, что его внедрили намеренно! Если на групповой терапии присутствует посторонний, все, что я пытаюсь сделать, сводится к нулю. Да и само его пребывание в этом доме...

Доктор Камерон попытался успокоить Фредерикса, убеждая его в том, что если в корзине яблок оказался восковой муляж, то это не портит всю корзину. Я откинулся назад и в изумлении взирал на происходящее. Из всех причин, которые Фредерике мог бы найти для оправдания своей теперешней злости – а я мог бы придумать несколько, – он выбрал ту, которая была за гранью моего разумения. Его не обидело то, что ему не рассказали о происходящем. Он не был озабочен тем, что постояльцам “Мидуэя” грозила опасность, а их о ней не предупредили. Его беспокоило только то, что мое присутствие изменило условия протекания какого-то непонятного эксперимента. “Мидуэй” был для него не чем иным, как лабораторией, и, если его обитателям нравилось коротать время, нанося друг другу увечья, для него это было просто интересно; если начальник заведения скрывал что-то от своего помощника, это было в его представлении просто неразумно; но когда сюда внедрили человека, который не вполне вписывался в эту среду, он пришел в бешенство.

Я сидел, наблюдая за тем, как Фредерике кипит от злости, а Камерон его успокаивает, пока Фредерике не вскинул руки и не возопил:

– Как я могу судить об их реакции на мои слова, если они подсознательно реагируют на него?! – И он указал на меня.

– Извините, доктор Фредерике, – произнес я. Он посмотрел на меня одновременно со злостью и нетерпением. – Вы хотя бы задумывались о том, что намеренно оскорбляете постояльцев “Мидуэя”?

Он раздраженно отмахнулся от моего вопроса:

– У меня нет ни времени, ни желания объяснять свои методы непрофессионалу.

– Это не метод, доктор Фредерике, – возразил я. – Вы столь же оскорбительно ведете себя и по отношению ко мне, а вы ведь уже выяснили, что я не обычный постоялец. Вы чертовски хорошо знаете, что доктор Камерон – не постоялец, но постоянно обижаете и его.

Доктор Камерон замахал руками:

– Ничего, Тобин. Мы с доктором Фредериксом понимаем друг друга. Мы с этим разберемся.

– Я рад, – сказал я и поднялся со стула. – Пойду наверх, отдохну. Я еще не вполне пришел в себя после вчерашней истории. Сообщите, укладывать мне чемодан или нет.

Доктор Камерон выразительно посмотрел на меня, призывая к терпению:

– Уверен, все уладится, Я кивнул, увидев по его лицу, что лишь мешаю ему. Я вообще не стал бы вмешиваться в их беседу, если бы Фредерике приложил хоть малейшие усилия, чтобы не доводить меня до белого каления, и я с трудом сдерживался, стараясь не наговорить еще больше.

Но он не захотел даже попробовать. А жаль. Когда я уже шел к двери, он сказал:

– Тобин!

Я остановился и посмотрел на него.

– Вы считаете, что моя манера поведения – не метод. А скольким людям вы при первой встрече рассказали то, что рассказали мне?

– Я не говорил, что такое поведение не дает результата. Я просто сказал, что это не метод. Метод – это то, что можно применить в случае необходимости и от чего потом можно отказаться. Акульи зубы тоже дают ощутимый результат, но они едва ли являются методом. Это просто то, что есть у акулы, потому что она акула.

Фредерике одарил меня натянутой улыбкой:

– При других обстоятельствах, скажем, во время долгого путешествия в поезде, мне, вероятно, было бы приятно побеседовать с вами. Но не здесь. Не думаю, что вы это поймете – вы не профессионал, но доктору Камерону, несомненно, следует...

– Имейте в виду, – рявкнул я, – доктор Камерон находится здесь, и если вы хотите с ним поговорить, повернитесь и скажите это ему самому.