Его осенило в воскресенье

— У меня сеттер, — пояснил он.

— Так вы охотник, господин землемер? — поинтересовался Де Пальма.

— Был, — печально ответил Баукьеро.

Увы, времена охоты канули в прошлое. Бог мой, сколько воды утекло с тех пор, как меня в последний раз называли моим законным титулом — господин землемер, — подумал он с чувством признательности к полицейскому комиссару. Во всех магазинах квартала, за исключением колбасной «Бальбо», его теперь называли просто синьор Баукьеро. А соседи по дому — все люди новые — вообще не знали его имени.

— Значит, — продолжал Де Пальма, — когда вы примерно в одиннадцать вечера вышли с собакой из дому, дверь парадного была не заперта…

— Ее всегда оставляют открытой. Да и я, признаться, теперь уже не запираю…

— Но вы не заметили случайно, была ли приоткрыта дверь квартиры Гарроне? Понимаете, это очень важная деталь.

— Понимаю, — сказал синьор Баукьеро, — если она была открыта, значит, все уже случилось. Если же нет…

— Вот-вот.

— Увы, не помню. Не обратил на это внимания.

— Хорошо. Вернемся к вашей прогулке. Вы дошли до набережной По?

— Совершенно верно, до набережной.

— Постояли там минут десять-пятнадцать, пока собака не набегалась, и вернулись тем же путем.

— Да. Но пройдя виа Сан-Массимо, я сразу же встретил…

— Минутку, — прервал его Де Пальма. — Попытайтесь вспомнить все, что вы заметили, прежде чем увидели человека, о котором нам рассказывали.

— Несколько машин, — сосредоточившись, сказал Баукьеро. — Там вверху, у консерватории, идут ремонтные работы, и потому машин мало. Но я на них почти не обращал внимания. Я следил за собакой. Ведь она то и дело выскакивает на проезжую часть, и боюсь, как бы она однажды не угодила…

— Будем надеяться, что этого не случится, — подбодрил его Де Пальма. — А кроме машин?

— Ничего… Впрочем, возле бара на виа Каландра стояли молодые парни, человек пять. — Он задумался, подбирая подходящее слово. — Ну этих, южан.

— Пульезцев, — уточнил глава комиссариата.

— Их мы уже допрашивали, — вмешался вице-комиссар оперативной группы Мальяно. — Ничего интересного они не рассказали.

— Ах да, вспомнил: еще я встретил…

— Кого же?

— Пожилую женщину и еще одну женщину, похоже, ее дочь, с ребенком на руках. Ребенок плакал и… Однако не думаю, что это вас может заинтересовать.

— Увы, — кивнул Де Пальма. — И больше вы никого не видели, кроме той блондинки, которая выходила из вашего парадного?

Баукьеро снова задумался.

— Нет. Больше никого. Но послушайте, — обратился он к вице-комиссару Мальяно, — разве я утверждал, что она вышла именно из моего парадного?

— Да, и повторили это дважды, — с оттенком раздражения подтвердил Мальяно. — Теперь вы в этом сомневаетесь?

— Нет. То есть… Скорее всего, так, но дело в том…

— Но ведь вы раньше так показали.

— Погоди, Мальяно, пусть синьор Баукьеро все доскажет до конца, — прервал коллегу Де Пальма и полистал протокол первого допроса, — …Итак, вы, переходя через виа Сан-Массимо, взглянули на дом и увидели…

— В том-то и дело, что, переходя виа Сан-Массимо, я не смотрел на свой дом. Я смотрел на дорогу, — извиняющимся тоном сказал синьор Баукьеро. — Сами понимаете, собака, она…

— Разумеется, понимаю, — подтвердил Де Пальма.

— На дом я посмотрел чуть раньше, до того, как ступил на мостовую, и тогда на тротуаре никого не было. А когда взглянул снова, то увидел ту женщину, которая, вероятно, вышла из моего парадного и шла мне навстречу. Но точно ли она вышла из моего парадного, я сказать не могу. Не знаю, ясно ли я объяснил…

— Вполне. Когда вы ее увидели, на каком расстоянии она была от парадного?

— В нескольких шагах от него. А так как следующее парадное находится далеко, то я и решил, что она вышла из моего. Но как я уже говорил, своими глазами я не видел…

— Она наверняка вышла оттуда, — прервал его Мальяно.

— Какое расстояние от вашего парадного до следующего? — спросил Де Пальма.

— Ну, метров пятьдесят. Между ними находится институт «Капассо» с выходом на виа дей Милле.

Де Пальма на минуту задумался.

— Это важная подробность. Благодарю вас, — дружелюбно сказал он землемеру. Затем, обращаясь к остальным, добавил: — Конечно, таинственная блондинка вышла из парадного синьора Баукьеро. Не с неба же она спустилась. — Тут он радушно улыбнулся пенсионеру.

Синьор Баукьеро в ответ тоже улыбнулся.

— Если только она не перешла до этого через дорогу, — мягко сказал он.

Все растерянно замолчали. Мальяно демонстративно развернул газету, чтобы прочесть статью об убийстве. Ему было неприятно, что именно он в разговоре с журналистом подчеркивал важность того факта, что Баукьеро увидел подозрительную блондинку.

«Труп архитектора был обнаружен пенсионером, жильцом того же дома, неким Баскьеро (фамилию землемера переврали, как всегда бывает в газетах), который возвращался домой вместе со своей собакой. Фаскьеро заметил свет, проникающий через неплотно прикрытую дверь квартиры архитектора, а умный пес надавил лапами на ручку двери, и тогда перед его хозяином предстала ужасающая картина. Архитектор Гарроне с проломленным черепом лежал под письменным столом. Настольная лампа была опрокинута. Орудие убийства (оно может послужить серьезной уликой, но полиция отказалась сообщить о нем какие-либо подробности) валялось на полу рядом с убитым. По некоторым данным, архитектор Гарроне был убит ударом сзади, когда стоял лицом к книжному шкафу. В целом все вещи остались на своих местах, и, по предварительным данным, ничего похищено не было. Откупоренная бутылка коньяку и две недопитые рюмки дают повод предполагать, что Гарроне был знаком с убийцей или, во всяком случае, принял его, ничего не подозревая. Пока еще трудно сказать, в каком направлении будет вестись расследование, добавлял хронист в наскоро написанной заметке рубрики „В последний час“. Однако газете стало известно, что полиция придает огромное значение показаниям некоего Панкеро, который за несколько минут до обнаружения трупа заметил необыкновенно красивую, элегантную блондинку, которая вышла из подъезда его дома».

Слава богу, отметил про себя Мальяно, что хронист из-за нехватки места (а может, потому что приберег эту подробность для вечернего выпуска) не упомянул о трубе и предпочел окончить статейку завлекательной выдумкой. На самом деле замеченная Баукьеро блондинка не была ни особенно красивой, ни элегантной, но держала в руке кусок трубы то ли из железа, то ли из свинца — такие трубы проститутки с холмов и лесов Ступиниджи всегда носят с собой для защиты или нападения.

4

Анна Карла решила: Массимо она прощает… И на сегодня хватит с нее проблем. Пусть этот день будет для нее прекрасным, как цветок.

Она рывком застегнула молнию на коротеньком воздушном платье, села за туалетный столик и посмотрелась в зеркало. Волосы чуть растрепались, но вид вполне приличный. К парикмахеру она пойдет завтра. Впрочем, Джанни Тассо, пренебрегая собственными интересами, сказал ей как-то, что легкий беспорядок в прическе ей даже к лицу — «как ореол». Джанни, без сомнения, человек незаменимый, хотя ласковые имена, которые он дает своим клиенткам, просто тошнотворны. Однажды он назвал «сокровищем» даже эту мегеру Табуссо. Но так и быть, простим и ее!

Кто еще нуждается в прощении? К своему изумлению, она обнаружила, что практически все в чем-нибудь да виноваты и надо простить всех, начиная от самых близких ей людей до случайных знакомых. Временами каждый из них вызывает у нее неприязнь. Даже дядюшка Эммануэле… Хотя нет, кто угодно, только не он. И не его секретарь, всегда такой милый, обходительный. Все же остальные иногда бывают просто невыносимо глупыми (к примеру, ее подруги, в особенности Бона), или бестактными (ее неунывающий поклонник Федерико), убогими (американист Бонетто), тошнотворно сентиментальными (снова Федерико и его подруга Джованна), либо равнодушными и крайне занятыми, как раз когда… (Витторио), либо наглыми, заносчивыми.