Прощальный взгляд

Боголь. (Бьет себя по карманам) Извини, кончились... Может, займемся чем-нибудь другим, пока здесь никого нет?

Светлана. Я не думаю, что в таких условиях может возникнуть здоровый секс. И вообще, я хочу от тебя взять тайм-аут. Мне надо осмыслить наши затянувшиеся отношения...

Боголь. И с кем ты будешь их осмысливать... то бишь интегрироваться -опять с Пупкинсом или с этим...ну, на букву Г...Гунаром, черт бы его побрал!?

Светлана. А это уже мое личное дело и застарелых женатиков оно не касается. Если вчера ты еще мог отделаться лодочками, то сегодня без машины ко мне лучше не приближайся... Хватит быть бессребреницей, процесс слишком затянулся...

Боголь. Я понимаю: ничто так женщину не тяготит, как преданность.

Светлана. Потому что влюбленный женатик представляет из себя жалкое зрелище.

Боголь. Ты лучше посмотри на небо, видишь, сколько там неземной красоты...Тебя не будет, меня не будет, твоего Пикассо не будет -- никого, ни одного живого существа на земле не будет, а небо по-прежнему будет излучать этот божественный свет. Вот и подумай, что значит наша жизнь по сравнению с этим, а? А ты ведешь речь о каких-то лодочках, машинах...

Светлана. Скажи еще, что в августе наступит конец света, о чем сейчас трещат все газеты. Скажи, а я в эту чушь поверю и тогда ты вообще будешь свободен от всех обязательств. Никому ничего не будешь должен. Мне скучно с тобой и я хочу остаться одна...Не сердись, твои разговоры о вечности наводят меня на очень грустные мысли...

Боголь. (Оживляясь и с деланным сочувствием) Например, на какие?

Светлана. Ты, действительно, слепой и не видишь, сколько лишних морщинок появилось на моем, некогда красивом и холеном лице...А что будет еще через пять или десять лет? Я буду Софьей номер два -- руинами, у которых, возможно, не будет даже такого смотрителя, как ты... Сколько тебе стукнет?

Боголь. Ну что ты пытаешь у слепого дорогу!? Ты же прекрасно знаешь -мне будет 55. Мужчина в расцвете лет, без излишеств, с интересной биографией, написавший два десятка книг, ни разу...подчеркиваю -- ни разу, не подхватывающий ни одной венерической бяки...

Светлана. Ну это никогда не поздно... Нагнись ко мне, пощупаю твой глупый лоб (он подчиняется). Ну да, я так и знала: совсем горячий, и под ним страшный хаос из тщеславия и спеси...

Боголь. Черт возьми, не к ночи сказано, где ты так умно научилась говорить?

Светлана. Где? У тебя, конечно! Ты же меня все эти годы натаскивал на разные умности, как охотник натаскивает свою собаку...А насчет твоей интересной биографии могу сказать одно...Чтобы только тебя не обидеть...

Боголь. Чего уж там, не церемонься, говори. От тебя я разное слышал...

Светлана. (Воодушевленно) В твоей биографии самое интересное и самое значительное -- это я. Твоя любовница, которую ты воспитал и которую таскаешь за нос, как когда-то мальчишки таскали меня за косы...Двадцать книг...Ну что они для меня значат? Да и для тебя самого они уже потеряли цену. Под разными обложками всего лишь несколько тысяч строк, упорядоченных, облеченных в какие-то слова, которые в свою очередь организованы в какие-то не очень новые и не очень свежие мысли... Но ты не думай, что я их не читала, любя тебя, я любила все, что связано с тобой. Я готова была лизать твои заскорузлые пятки, стирать твои носки и... Ох, какая я дура, необразованная (замолкает, кажется, плачет, но быстро берет себя в руки и, откинув с лица волосы, начинает декламировать). ...Когда из-за туч внезапно вышла обрубленная луна, он почувствовал себя совершенно незащищенным. К луне присоединились звезды, и вскоре на его глазах от туч расчистилось полнеба. Вдали, над туманом, плыли серебристые верхушки елей...

Пауза.

Это из твоей последней книжки. Кажется, обыкновенные слова, тысячу раз слышанные, но для меня они значат очень много...Но ты и твои книги непохожи друг на друга...Когда я их читаю, я представляю совершенно другого человека.

Боголь. А я, слушая тебя, не могу поверить, что ты могла с каким-то Пупкинсом...

Светлана. Помолчи, пожалуйста, кажется, сюда кто-то идет.

Боголь. Пусть себе идет, мы с тобой невинны как дети в пасхальный день. Спой лучше, а я тебе тихонечко подпою...(после паузы, они начинают петь один из романсов Строка)...

Действие третье.

Утро. У рукомойника, прибитого к дереву, в одних трусах, делает гимнастику Роман Иванович. Приседает, разводит руки в сторону, потом пытается отжаться на руках, но с кряхтением поднимается и подсовывает голову под рукомойник. Умывается по пояс...

Игрунов. Ух, ты, ах ты, все мы космонавты (громко фыркает, начинает растираться полотенцем). Сейчас бы чашечку крепкого кофе и хотя бы крошечный ломтик ветчины с серым хлебом... Люся, ты где прячешься? Отчего я не вижу нашего традиционного чайника и бутерброда с ливерной колбасой?

Слева, из-за палаток появляется Людмила, в руках литровая банка, наполненная молоком.

Людмила. Ну что вы кричите, Роман Иванович, будто вас укусил тарантул? Вы же знаете, Софье Петровне вчера было плохо, пусть сегодня подольше поспит...

Игрунов. А где наш Хемингуэй? Тоже еще отдыхает?

Людмила. Василий Савельевич, наверное уже на пляже -- сегодня его очередь собирать стеклотару...И вообще, я хочу поставить вас в известность, что все финансы у нас окончательно исчерпаны. Я уже об этом говорила Борису Наумовичу, но вы же знаете этого оптимиста, он еще верит, что не сегодня-завтра получит гонорар...Я вчера на последние деньги купила картошки и немного салаки и полбатона...Позавтракаем, а за обед -- извините, не ручаюсь. (Подняв голову, смотрит на облака). Если только какое-нибудь чудо не свалится с неба и в кошельке не заведется случайная копейка...

Игрунов. Надо собирать собрание и ставить вопрос ребром...Организуем мозговую атаку, что-нибудь придумаем...

Людмила. Ну хорошо, вы поставите вопрос ребром, а что, извините, из этого ребра можно приготовить? Я из него не смогу сварить даже щей...Я хотела устроиться дворником, но с меня потребовали аплицибу... Аусвайс... Вы можете себе представить больший абсурд? Чтобы махать метлой и орудовать совком, надо сдать экзамен на знание госязыка! Рассказать историю возникновения этого царства... А, может, я буду подметать улицу молча. Без единого звука...Рот заклею скотчем, уши заткну пробками, на глаза надену шоры, чтобы не шарахаться от полного идиотизма...Метлу в руки и -- вперед к победе коммунизма!