Акварель для Матадора

Оптический прицел общупал уже и затылок, и русую макушку, и уши, в которые тоже прикольно попасть.

Двое мудил распрощались с объектом. Человек с ружьём погладил подушечкой указательного пальца спусковой крючок.

«Отбой» — сухо прозвучало в наушниках.

Арина наконец-то увидела Зайцева. Появившись в дверном проёме, Жора подмигнул ей: дескать, надо поговорить.

— Здравствуй, Арина. Ты, наверное, уже слышала новость, которая не может порадовать ни тебя, ни меня…

— Мало ли что я слышала. Ты мне официально скажи, а не от княгини Марьи Алексеевны. С какой формулировкой…

— С завтрашнего дня ты снята с эфира. Безо всякой формулировки…

— Это всё?

— Всё. Нет, не всё. Шеф говорит, что ты ему должна тринадцать тысяч баксов. Просил даже, чтобы ты завтра принесла.

— Это он как сказал? Это угроза?

— Ну, вряд ли угроза. Наш Наумыч, конечно, страшный человек, но бабу свою он трогать не станет. Он ведь тебя, извини за выражение, любил, и я думаю, что остатки высокого чувства ещё тлеют в костре его души…

— Ага, любил.

— Любил, любил. Не спорь. Я думаю, он и про деньги заговорил так, на нервной почве.

Кто-то, проходя мимо, протянул Зайцеву косяк. Зайцев поморщился и передал косяк Арине. Последнее время он совсем не курил.

— На, изменяй своё сознание, ныряй в мир иллюзий… Ты, главное, не расстраивайся. Позорная была передача…

— Ты ведь мне сам говорил, что это очень тонкий и остроумный проект!

— Ну, так это когда было? Я говорил это полной дуре и, как выражается Наумыч, саратовской бляди. Тогда это был для тебя тонкий проект. А на сегодня ты не соответствуешь исходному имиджу вульгарной шлюхи.

— Постой-постой, — подозрительно спросила Арина. — Может быть, это ты придумал, что меня надо убрать?

— Как говорили в моём пионерском детстве, пидор буду, — Зайцев засунул ноготь большого пальца между передними зубами, а потом сделал пальцем убедительный вираж: вокруг подбородка. — Самсон сам понял. Пока он делил с тобой ложе страсти, терпел. А сейчас, извини, пещеру счастья ты от него унесла, смотреть тебя стали хуже… Он и решил тебя поменять.

— Поменять? — удивилась Арина. — Так программа остаётся? И кто же там будет вместо меня?

— Зося Старыгина.

— Кто?!

Арина было набрала в воздух лёгкие, чтобы заорать какую-нибудь гадость в адрес Гаева, Зайцева и ни в чём не повинной актрисы Зоей Старыгиной. Но сдержалась. Она не могла не признать, что выбор был сделан удачно. По лицу Зоей было видно, что влагалище её способно вмещать до пяти членов одновременно.

— Я придумал, — похвастался Зайцев. Он понял, что Арина идею оценила.

— Когда же ты придумал? Если меня только сегодня сняли…

На кухню просунулась страшная харя Пуси. Он робко протянул Арине старую мыльную фотографию, на которой был изображён симпатичный молодой человек в картузе и с улыбкой во всю диафрагму.

— Кто это? — спросила Арина, брезгливо отстраняясь от Пуси и не решаясь прикоснуться к фотографии.

— Это он. Показывает, каким он был раньше. Поздравляю, понравилась ты ему. Он очень мало кого удостаивает…

Арина поморщилась. Зайцев показал Пусе кулак. Пуся исчез.

— Так когда же ты придумал?

— Ну… — Зайцев замялся. — Сняли сегодня, а решил Наумыч две недели назад.

— И ты мне ничего не сказал?! — взбесилась Арина.

— Ну… — пожал плечами Зайцев. — А что бы я сказал? А если бы Зося не согласилась? Или Наумыч передумал бы? Я, извини, получаю у него зарплату. Должна же быть порядочность в ведении дел…

Арина влепила Зайцеву звонкую пощёчину, стремительно вышла из Теремка, сбежала по лестнице, вскочила в свой «жигулёнок», поехала, куда глаза глядят, но через пять минут затормозила, положила голову на руль и заплакала.

Машина стояла около Политехнического музея. Раздались лёгкие шаги — мимо прошёл высокий мужчина с коротким шрамом на левой щеке.

Увидев всхлипывающую молодую женщину, он было заглянул в ветровое стекло, но передумал и пошёл дальше. Дойдя до крайнего подъезда, он остановился. Светящаяся реклама музея приглашала на выставку «Триста лет русского флота».

Мужчина достал из кармана пузырёк, оглянулся и отпил примерно половину густой ярко-красной жидкости.

Рядом с рекламой выставки на стене музея было написано большими чёрными буквами «Версаче умер за ваши грехи».

Арина, наконец, оторвала голову от руля, вытерла платком слёзы. Впереди, у стены Политехнического музея, на асфальте лежал человек.

Подъехав ближе и осмотревшись, Арина вышла из машины. Человек лежал на спине, неловко подвернув под себя ногу. Человек неуклюже дёрнулся, пытаясь встать или переменить позу. Человек неуклюже дёрнулся, пытаясь приподнять голову. Арина ахнула: такие мужчины когда-то являлись ей во влажных девичьих снах.

И она просыпалась в радостном ожидании, обнаруживая вторую половину подушки — пустой, а собственные пальцы — ласкающими распустившийся бутон клитора.

Мужественное открытое лицо, аккуратный шрам, волевые скулы…

На лице ожили глубокие карие глаза и тут же снова нырнули под веки. Арина присела рядом, положила руку на лоб незнакомца. Лоб был настолько горячим, что жёг ладонь.

— В кармане… телефон… — еле слышно проговорил незнакомец. — Нажмите единицу…

Арина нашла в кармане его куртки мобильник. Нажала единицу. Из аппарата вырвались, как мыши, освобождённые из мышеловки, сразу несколько возбуждённых голосов:

— Приём, приём… Пеленгуем… Ты что, рипс нимада, мы тебя потеряли… Молчит…

Услышав голоса, мужчина совершил рывок к вертикали, но снова повалился на спину, сжав в большой пятерне запястье Арины и увлекая её за собой. Арина выронила телефон, он упал на асфальт. Мужчина лягнул ногой воздух и обрушил тяжёлый ботинок прямо на аппарат. Телефон жалобно мяукнул и затих.

Арина, навалившаяся на незнакомца, почувствовала в паху и в груди напряжённое возбуждение. Прижиматься к его упругому телу было чрезвычайно приятно.

Признаков жизни незнакомец не подавал. Арина внимательно посмотрела в его лицо. Теперь она была уверена, что не просто похожий, а именно этот мужчина хозяйничал когда-то в её растрёпанных снах.

Глава четвёртая

Значков вошёл во двор, запрокинул голову. В окне седьмого этажа плясали голубые-красные искры. Сын дома, — это у него в комнате цветомузыка.

В прошлый раз Значков тоже приехал в Питер без предупреждения и застал Значкова-младшего с девушкой. Она как раз выходила из ванной в коротеньком халате жены Значкова-старшего. От неё пахло юностью и свежестью.

Значков вошёл во двор, запрокинул голову. Окно распахнулось, на карнизе появилась тёмная фигурка.

Значков остолбенел. Девочки у подъезда прыгали через резинку. Овчарка рвала поводок, чтобы познакомиться поближе с разноцветной дворнягой. В «Мерседесе» слева тихо курили крупные парни. Старушка несла к подъезду кошёлку яиц.

Тёмная фигурка сделала шаг в пустоту.

— Сто-о-о-й! — запоздало застонал Значков.

Огромная распластанная тень пронеслась по стене.

Первые мгновения человек падал молча. Когда он пролетел два этажа, крик вырвался из лёгких, как из проткнутого гвоздём воздушного шарика.

Застыли парни в «Мерседесе», застыла девочка в воздухе над резиночкой, заскулила и прижалась к земле овчарка, старушка уронила кошёлку и села в яичницу.

Значков зажмурился. На высоте четвёртого этажа двор пересекали провода, на которых любили отдыхать вороны. Падающий человек с лёту швырнул ладонь на провод, сжал пальцы, напрягся, попытался подтянуться.