Переселение душ

И, повинуясь этому паролю, бедный поклонник переселения душ, только что выглядевший вполне нормальным, хотя и порядком смущенным человеком, вдруг замер как столб, вытянув руки по швам.

— Где сейчас находится ваша душа? — спросил его Морис. — Кто вы?

— Я дуб. Я старый вековой дуб.

— Где вы растете?

— Я расту на лужайке в небольшой горной долине.

— Что вы видите вокруг себя, расскажите нам, пожалуйста.

— Сейчас ночь, темно. Я вижу только звезды высоко вверху. Ночь морозная. Все небо усыпано звездами.

— Резонно, вполне логично. А что вы видели, вернее, ваша душа днем, когда было светло?

— На лужайке возле меня паслись овцы. Две старых овцы и пять прелестных молодых ягнят. Овцы щипали траву, а ягнята прыгали и бодались друг с дружкой.

— Превосходно, господин Арвид. А вы знаете, случайно, что в эту ночь происходит в Женеве?

Толстяк подумал и нерешительно спросил:

— В Женеве? А что это — Женева?

В голосе его было такое неподдельное изумление, какого не смог бы изобразить даже гениальный актер.

В зале захлопали. Эмиль Арвид никак не реагировал на это, он явно не слышал аплодисментов.

Слава богу, Морис угомонился и отпустил совершенно измученного устроителя вечера со сцены.

— Как вы, надеюсь, теперь твердо убедились, уважаемые дамы и господа, а также и телезрители, которым дали возможность порезвиться вместе с нами, — сказал муж, — ловкие трюки, которые проделывал господин Брахмачария, ни в коей степени не могут служить доказательством переселения душ. Это обыкновенное жульничество. Не случайно господин Брахмачария выступает лишь по одному разу в каждом городе и в небольших аудиториях, чтобы меньше была опасность разоблачения. Такие выступления, красочно расписанные в газетах и телевизионных репортажах, нужны ему для рекламы. А основная его преступная деятельность протекала втайне, в тени, когда доверчивые простаки слали ему деньги, получая взамен размножаемые под копирку шаблонные измышления о мнимых перевоплощениях их многострадальных душ. А вы сами убедились, как сильно действуют, особенно на людей, настроенных мистически, такие вот представления, показ их по телевидению, восторженные описания подобных вечеров в газетах с приложением эффектных фотографий. Вы знаете из газет, что некоторые даже лишают себя жизни, поверив в мистические проповеди шарлатанов. Так что с этими жуликами нужно беспощадно бороться. Берегитесь их! Смотрите, чтобы они вас снова не провели, объявившись в каком-нибудь новом обличье. Впрочем, я думаю, господину Брахмачария никакие перевоплощения уже не помогут, — добавил Морис, глядя с улыбкой в мою сторону.

Улыбка предназначалась явно не мне. Я повернулась—комиссар Тренер снова сидит рядом со мной, словно никуда и не исчезал, и вид у него весьма довольный.

— Где вы были? — спросила я.

— Выходил покурить.

— Что касается древней мечты о переселении душ, — продолжал Морис, — то в основе ее — всем понятное и такое простительное желание пожить подольше на этой прекрасной земле…

Морис напомнил о том, что мы в самом деле передаем от наших предков потомкам, как эстафету неуничтожимой жизни, частицу первичной протоплазмы, некогда возникшей на планете. И атомы, из которых состоит наше тело, практически тоже неуничтожимы, они снова и снова участвуют в вечном круговороте природы. Но такого бессмертия нам кажется мало.

— Еще Лейбниц задавал резонный вопрос: «Что хорошего, сударь, было бы, если бы вы стали китайским императором, при условии, что вы забудете, кем вы были? Разве это не то же самое, как если бы бог в момент, когда уничтожил вас, создал в Китае императора?» Это совершенно справедливо. Ведь память — основа нашей личности. Мечтая о бессмертии, мы хотим вечно хранить память о счастливых днях, о беседах с друзьями, о путешествиях и увиденной красоте мира. Мы хотим, чтобы не гасло наше сознание, не исчезала память.

Но тогда жизнь остановилась бы, а память наша превратилась в чудовищное нагромождение хаотических воспоминаний о всяких пустяках, разобраться в котором было бы немыслимо. Так что природа поступила мудро. Не выяснив пока еще до конца, в каких глубинах мозга память прячется, мы уже знаем твердо: она исчезает и разрушается вместе с ним.

А мозг, к сожалению, разрушается и умирает прежде всего. Достаточно нескольких минут, и в его клетках происходят необратимые изменения. Не случайно теперь, когда начали пересаживать сердце и другие внутренние органы, напомнил Морис, именно гибель мозга стала общепринятым признаком смерти человека. А когда погибает мозг, умирают к гаснут все воспоминания, хранившиеся в его клетках.

— Жизнь — это постоянное обновление, а оно невозможно без гибели, отмирания устаревшего и смены поколений. Так что других жизней у нас не будет, придется с этим смириться. Тем дороже мы должны ценить и беречь эту — единственную, данную нам природой. Хотя бы не укорачивать ее, не уродовать, не калечить, постараться сделать счастливой и прекрасной. И добиться этого можно лишь одним способом: не увлекаться пустыми мистическими мечтаниями о переселении душ, а заняться реальными вопросами продления жизни и облегчения ее.

Морис поклонился и под шумные аплодисменты спустился со сцены.

— Ну как? — спросил он, когда почти все уже вышли из зала, и ему удалось пробраться к нам.

— Великолепно! — воскликнул Тренер.

Но я из педагогических соображений напустилась на мужа:

— Ты неисправим. Все же устроил скандал.

— Но у меня не оставалось иного выхода. Надо было разоблачить этого жулика, и немедленно. Ведь он мог уехать хотя бы в Женеву и оказался бы уже в другом кантоне, вне досягаемости нашего уважаемого комиссара.

— Ну, это не так страшно… Коллеги не отказались бы мне помочь.

— Тем более, все показывали по телевидению, — продолжал Морис. — Разве я мог упустить возможность разоблачить его сразу перед всей Швейцарией?!

— Все равно ты ужасный нахал, — сказала я. — Как ты издевался над бедным Арвидом.

— Ничего, он это заслужил. Ты же знаешь, что повторение жульнических трюков, которые выдают за мистические чудеса, убеждает всегда куда лучше самых подробных, чисто логических объяснений. Не будет теперь заниматься распространением мистики и помогать жуликам. А йог? Вы его не упустили? — повернулся Морис к комиссару.

— Нет. Сидит. Выясняем его личность. Есть данные, что он такой же индус, как мы с вами. А я тоже не терял времени и раздобыл улику, полностью подтверждающую, что вы его правильно раскусили. — Гренер достал из кармана маленькую магнитофонную кассету. — Мне тоже показалось интересным послушать, что он там нашептывает своим жертвам, готовя их души к перевоплощению, — пояснил комиссар. — Мои ребята незаметно установили на сцене за ширмами потайные микрофончики. И записали, что он им там внушал. В точности как вы объясняли.

— Отлично! — обрадовался Морис, подавая комиссару бутылочку с темной жидкостью. — Плюс вот это вам для анализа. Теперь он не отвертится. Хотя и отделается пустяками, верно?

Комиссар меланхолически кивнул:

— К сожалению, для подобных мошенников законы у нас весьма либеральны, вы же знаете. Но годика три тюрьмы я ему обеспечу. А главное, надеюсь, никакой Руди, Ганс или Мари больше не станут вешаться или травиться из-за этих мистических бредней.

— Будем надеяться, — кивнул Морис.

Боевое возбуждение уже покинуло его, муж погрустнел, и стало видно, как он устал.

Я взяла его под руку и, утешая, крепко прижалась к нему.

Я понимала, что его удручает. Сколько раз муж мне говорил:

— Вся беда в том, что того, кто хочет верить в чудеса, жаждет их, разубедить практически невозможно. Все доказательства разбиваются об их слепую веру, как о стену. Еще Кьеркегор справедливо отмечал, что вера и не нуждается в доказательствах. Она им всегда враждебна, просто несовместима с ними.

Муж приводил мне печальный пример Уильяма Крукса — как этот знаменитый физик, удостоенный за свои научные труды Нобелевской премии и рыцарского звания, увлекся спиритизмом и несколько лет занимался опытами с американкой Флоренс Кук, которая якобы могла вызывать с того света свою ровесницу, скончавшуюся в цветущем возрасте красивую девицу Кэти Кинг. Пройдоху Несколько раз уличали в обмане, но Крукс упрямо продолжал ей верить. Не переубедило его даже то, что Наконец сама Флоренс Кук через несколько лет со смехом рассказала одному репортеру, как дурачила ученого и буквально издевалась над ним. Но Крукс публично объявил, что миссис Кук из скромности возвела на себя напраслину, — так сильно ему хотелось верить в существование загробного мира и возможность общаться с его обитателями.