Наследие (СИ)

Кто же тогда ведет расследование и есть ли оно вообще?

Лафонтен обдумывал очередное сообщение своего осведомителя, когда в дверь его кабинета постучали.

— Да, войдите, — произнес он, не поднимая глаз от листа с донесением.

— Здравствуйте, господин Лафонтен.

Он поднял голову и сразу, отодвинув бумаги, встал. Его привычка соблюдать этикет и субординацию даже в мелочах давно стала чем-то вроде фирменного знака.

На пороге его кабинета стоял Густав Бергман.

— Могу я с вами поговорить?

— Конечно. Прошу садиться.

Он дождался, пока неожиданный посетитель сядет на стул перед его столом, и только тогда сел сам.

— Да, господин Бергман?

— Вам известно, зачем меня вызвали в Париж?

Вопрос прозвучал тревожно и, больше того, с испугом, застав этим Лафонтена врасплох. Бергман не слыл трусом, и видеть его в таком смятении было странно.

— Нет. Я не интересуюсь текущей деятельностью Трибунала.

— Да не о текучке речь! — произнес Бергман с отчаянием. Дернулся было вскочить, но удержался. Нервным жестом пригладил светлые волосы. — Я сам узнал только здесь, когда приехал… Меня обвиняют в нарушении присяги и злоупотреблении властью.

Лафонтен медленно выпрямился.

— Как? Обвиняют без расследования Службой безопасности?

— Судя по вашей реакции, да. Господин Лафонтен, я… Простите мою нервозность, мне не так часто приходилось просить о помощи!

— О помощи? Меня? Господин Бергман, я не знаю, что вы сделали…

— Я ничего не сделал, господин Лафонтен! Неужели я осмелился бы обратиться к вам, будь на мне действительно что-то криминальное? Все мое преступление в том, что год назад я повздорил с Валера из-за одной аферы.

— Какой аферы?

— Это не имеет значения. Дело не состоялось, из-за меня же… Если я заявлю об этом теперь, кто мне поверит? Я мешал им, господин Лафонтен, и они нашли способ от меня избавиться. Без вашего участия дело все равно не обойдется. Вас принято бояться, но в вашей порядочности никто до сих пор усомниться не мог… Так помогите мне!

Лафонтен покачал головой:

— Если вы так хорошо осведомлены о моей порядочности, господин Бергман, то должны знать, что в таких просьбах нет нужды. Я не принимаю бездоказательных обвинений.

— Это мне известно, — с горькой улыбкой произнес Бергман. — Беда только в том, что они найдут доказательства чему угодно… даже тому, чего никогда не было.

— Я буду иметь это в виду.

Бергман собрался было встать, но Лафонтен поднял руку в остерегающем жесте:

— Не так скоро, господин Бергман. Раз уж мы заговорили о бездоказательных обвинениях… Будьте любезны, расскажите мне поподробнее, кто такие «они», какую аферу вы сорвали Валера и чем мешаете ему теперь.

Бергман потер лоб ладонью и глубоко вздохнул.

— Хорошо. Хотя… позвольте, я лучше напишу.

Лафонтен придвинул ему лист бумаги…

Вскоре Бергман протянул ему исписанный лист и произнес:

— Вы знаете, чем я рискую, давая такую расписку?

— Прямо сейчас — ничем, господин Бергман, поскольку вам грозит смертный приговор за измену присяге.

Лафонтен быстро просмотрел написанное и положил лист на стол перед собой.

Вот оно — доказательство справедливости подозрений в адрес Валера. И Бергман действительно оказался в состоянии заметить неладное. Но если заметил, почему промолчал?

— Последний вопрос. Почему вы тогда же, год назад, ничего не сообщили ни мне, ни Верховному Координатору?

— Валера ясно дал мне понять, что, попытайся я донести, мне придется хуже, чем ему, — тихо ответил Бергман. — И не только мне. У меня жена и двое детей, господин Лафонтен… Я ограничился тем, что расстроил их проект. Но мне не простили и этого.

— Жаль, что вы так низко оценили наши возможности, — заметил Лафонтен. — Многое стало бы проще. Сейчас время упущено.

— Да, я понимаю, — с тоскливым вздохом кивнул Бергман. — Я сделал глупость. Но сейчас мне не на кого надеяться, кроме вас.

— Надейтесь на себя, господин Бергман. Это лучшее, что я могу вам посоветовать.

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Бергман. — Надеюсь, ваш совет послужит мне утешением, если в итоге вы же будете должны меня убить.

— Он не послужит утешением мне.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча. Лафонтен чувствовал, что Бергман не лжет. Он сомневается, неуверен, но это не страх разоблачения…

Бергман, вставая, кивнул:

— Благодарю вас.

— Пока не за что, — ответил Лафонтен, тоже поднимаясь.

Он дождался, пока за Бергманом закроется дверь, и снова медленно опустился на стул.

Это уже не вписывалось ни в какие рамки! Дело о нарушении присяги Региональным Координатором расследуется без участия шефа Службы безопасности! Что это — демонстрация пренебрежения со стороны руководства Ордена? Или ему дают понять, что на посту своем он не задержится?

Ни с тем, ни с другим Лафонтен мириться не собирался. Правда, лезть на открытый конфликт, имея в распоряжении только слухи, было бы чересчур опрометчиво. Но кто предупрежден — тот вооружен.

*

Приказ об аресте Густава Бергмана пришел в тот же день, ближе к вечеру. А на следующий день состоялось заседание Трибунала.

Лафонтен присутствовал на судебных разбирательствах не впервые и не впервые наблюдал за поведением и судей, и обвиняемого. Сейчас он быстро составил для себя представление о происходящем.

Бергман невиновен, вне всяких сомнений, хотя уже не верит в справедливость суда и защищается только из принципа. Дюссо на обвинении настаивает твердо, хотя не очень ясно, верит ли сам в свою правоту или притворяется. Антонио Маретти недоволен, больше того, ждет возможности вмешаться в разбирательство.

Это хорошо.

Оставался Третий Трибун, Нураками. Его намерения понять, как всегда, невозможно, а поскольку позиции его коллег ясны, итог заседания будет зависеть как раз от его решения.

Валера.

У Верховного Координатора нет решающего голоса в Трибунале, он имеет право только опротестовать уже принятое решение. Но Валера наблюдает за ходом заседания с таким видом, будто уже знает, каким будет решение и заранее доволен.

Вот мерзавец!

— …Итак, господин Бергман, вы продолжаете настаивать на своей невиновности?

— Да.

— Даже после предъявления последнего свидетельства?

— Свидетельство сфабриковано.

— А в самом деле, — вмешался Маретти. — Жак, вы же понимаете, что на это свидетельство завязано слишком много. А получено оно, минуя Службу безопасности, что лично мне не очень нравится.

Лафонтен мысленно подобрался. Так, сейчас общее внимание переключится на него.

— Что скажете вы, господин Лафонтен?

— Я ничего не скажу. — Он шагнул вперед, выступая из тени. — Расследование этого дела шло, минуя нашу Службу, хотя никаких оснований для специального расследования я не вижу.

— В таком случае, — произнес Маретти, — почему бы нам не поручить господину Лафонтену проверить показания этого вашего свидетеля, Жак? Это не займет много времени, а правду мы узнаем гораздо вернее.

— Как скажете, Антонио, — пожал плечами Дюссо. — Отложим заседание на два дня. До проверки.

— Полагаю, проверка будет проведена со всем тщанием, — проговорил Валера.

— Разумеется, — сквозь зубы ответил Лафонтен.

И быстро глянул на Маретти — тот хмурился и нервно постукивал пальцами по столу.

Потом поймал взгляд Бергмана. Какая отчаянная надежда была в этом взгляде!

— Со всем тщанием, — добавил он.

*

Двух дней на проверку свидетельства едва хватило.

На что бы ни намекал Валера, у Лафонтена цель была вполне определенная. Он поставил на ноги всех свободных агентов, но, принимая донесения, недовольно откладывал их в сторону. Как верно заметил Бергман, доказательства можно найти чему угодно…

Только к концу второго дня на его стол легло донесение, которого он ждал. Теперь ему было с чем выступить на суде. И пусть Валера лопнет от злости!