Слёзы Рублёвки (СИ)

На светских тусовках нередко встречаются такие… знающие толк в мужчинах охотницы. Оценивающий их взгляд трудно с чем-нибудь перепутать. Потому Виктор старался обходить таких десятой дорогой. Когда ему прискучивал домашний секс, то существовала, как это называл тот же Андрюха, 'фауна из сауны'. С очень важным достоинством — без претензий. А вот оказаться в тенетах всяческих светских львиц никак не хотелось: из опыта других Виктор давно усвоил, что такие истории ничем хорошим не кончаются. Тем более, что он всё-таки слишком ценил и свою семью, и свою Настю, чтобы ввязываться на стороне во что-то большее, нежели простой физиологический акт. Те-то он даже не считал изменами — ведь несмотря на 'фауну', трон Насти в душе его оставался непоколебим.

Так что Виктор сыграл в голове сигнал 'Внимание!' и на всякий случай оглядел свои оборонительные укрепления. Впрочем, одно окошко оставил незакрытым: девица его заинтересовала. Он мысленно раздел её, оценил и сделал вывод, что с такой можно было бы… чуть-чуть…

— Понравилось? — нахально спросила 'скромница', для которой движения мужской души, похоже, были так же зримы, как движение облаков по небу. — Есть одна проблема: у меня родинка прямо под левой грудью. Она немного портит вид. Всё хочу свести, но некоторым именно так нравится.

Андрюха заржал, довольный.

— Она к тебе, между прочим, по делу, — сказал он. — А ты на второй минуте знакомства уже про сиськи разговор заводишь… Наталья, — обратился он к девице. — Витька у нас — жутко растленный тип. Вы рискуете познакомиться не только с фарфором… — гоготнул он ещё раз.

— А что фарфор? — перевёл разговор на другую тему Виктор. Армия противника как-то слишком быстро обошла его предпольные укрепления, и он поспешил притворить крепостные ворота.

Оказалось, что новой знакомой нужно было навести кое-какие справки по фарфоровому бизнесу. У них в журнале шёл материал о Пушкинском заводе, его истории и прежних владельцах. И неизбежно всплывала тема современности. А в современности у завода под Питером были серьёзные неприятности. С чередой приватизаций и поглощений, невыплат и судов. Правда, не так давно он, похоже, вышел на спокойную воду. Но уже под именем 'Императорского'. И во владении братьев Ягодиных.

В своё время Виктор тоже косил глазом в сторону этого предприятия. Но тогда ему было не по силам тягаться с выкупившими акции трудового коллектива американцами. Он тогда едва-едва, мелкими, но не суетливыми движениями прибирал к рукам завод в Коростене и налаживал собственную сеть сбыта по России. И его просто затоптали бы в борьбе за гиганта с историей, начинающейся в 1744 году. Как, собственно, затоптали в конечном итоге даже американцев. Имевших, на минуточку, более чем достаточную долю — 60 процентов. Им так и не дали вступить во владение бывшим поставщиком императорского двора.

Так что не по рту был тот каравай.

Вот сегодня Виктор, пожалуй, мог и потягаться. Хотя бы за блокирующий пакет. Но для этого надо было сначала закончить дела с покупкой ещё одного предприятия. И надёжно законтачить с главой комитета по экономической политике и предпринимательству. И вообще поплотнее заняться Госдумой.

А там видно будет.

Впрочем, журналюшке этого всего ведать не полагалось. Что-то она знала, конечно, но поверхностно. В то время как в бизнесе все основные дела творятся в тёмной глубине. У самого дна, среди густых молчаливых водорослей… И сомов.

Но всё же как-то незаметно, на автомате, договорились, что зайдёт она к нему в офис на 'Авиамоторной'. Там его специалисты расскажут, что такое настоящий фарфор, чем хорош фарфор Пушкинский, и какие истории с ним связаны.

Она зашла…

И вот теперь лежит в его постели в московском доме на Чистых прудах, демонстрирует ту самую грудь с той самой родинкой и напряжённо ждёт, чем закончится разговор между супругами. И куда заведёт их всех поворот, который так неожиданно совершился…

* * *

Нельзя сказать, что Виктор уже не любил жену. Любил. И ценил. И, в общем, привык к жизни, в которой она была. И это был дорогой для него мир.

Только он не был единственным…

Виктор давно, ещё в юности, пришёл к выводу о множественности обитаемых миров. Не тех, которые во Вселенной, и за которые сгорел Джордано Бруно. Здешних миров. Тех, что возникают вокруг личности.

Те, что во Вселенной, Виктора более не интересовали.

Правда, в детстве он какое-то время бредил космосом. Любил осенней ночью опрокинуться навзничь на траву и начать падать вверх, туда — в эту бесконечную тьму, сверкающую бесконечными мирами.

Он хотел представить себе — да представлял уже! — эти миры, эту бесконечность их. Даже предлагал Богу сделку: пусть даст ему ту жизнь, где он будет летать от звезды к звезде, открывая один мир за другим, а за это заберёт эту. На этой планете, в этом теле.

Потом уже, когда вырос, решил, что если Бог и есть, то заселение подвластными существами именно этого мира на планете Земля и является Его замыслом. Зачем, с какой целью так задумано — невозможно узнать. Может быть, как вычитал он в каком-то паранаучном сборнике во времена перестройки, Земля — это просто большой штрафбат. И здесь кровью и страданиями искупают свои проступки в иных, лучших мирах те души, что там набедокурили…

Так что сделка та, нагло предложенная Предвечному, была смехотворной. Как первая их с Серёгой сделка, когда они решили взять компьютеры на реализацию и предложить их куда как серьёзному армянскому авторитету. Почти богу — в масштабах времени и места…

* * *

Тогда зарабатывали все. Кто чем мог. Они с Серёгой Можаровым долго бились хоть над чем-нибудь, пока, наконец, не удалось выйти на некую партию компьютеров. Партия была знатная, на несколько сот тысяч долларов. В смысле, тогда она казалась знатной, хотя рядом люди уже ворочали миллионами. Но это была фактически их первая сделка. И если б удалось прицепиться к этому каналу, то дальше деньги сами плыли бы в руки.

Виктор сделал самое сложное: он нашёл клиента. Крупного покупателя, готового выложить ту сумму, которую они с Серёжкой потребовали. Делец. Армянин, солидный и явно золотоносный. Какой-то бывший цеховик. Теперь — явный 'крёстный отец'. Неведомо почему он соблазнился их, вчерашних студентов, предложением. Видно, тоже увлёкся перспективой быстрого куша: у него где-то был свой покупатель, которому компьютеры переваливались с ещё большей выгодой. Должны были переваливаться.

Армянин совершенно не боялся их с Серёжкой, рассказывая такие вещи: они не казались ему конкурентами, способными перехватить клиента. Да, собственно, они и не собирались — на армянине и сами могли бы начать жить безбедно. И ни к чему было гоняться за миражами, когда золотой клиент сидел здесь же.

Но все эти схемы были хороши лишь при одном условии — наличии компьютеров.

А за наличие отвечал уже Серёга. У него был контакт с поставщиками.

На сей раз сложилось всё. Покупатель был в руках. Серёга, наконец, ухватился за кончик одной из обычно так быстро растворявшихся среди более оборотистых покупателей компьютерных партий.

Денег, конечно не было. Деньги были у армянина. Но можно мгновенно заключить договор, для чего у Серёги была печать и все полномочия. Тут же оформлять накладные и везти армянина. И расслабляться…

Серёга с утра звонил радостный: 'Зови своего клиента, компьютеры есть на складе!'

'Точно есть?' — настаивал Виктор.

'Точно, точно! — радовался Серёга. — Сейчас едем к хозяину, подписываем договор!'

Потом звонил из офиса 'хозяина', требовал армянина с его деньгами — дескать, как только будут деньги, все едут на склад, получают товар и аюшки!

Но армянин был умный. Он долго допытывался, точно ли компьютеры есть, и точно ли они есть в наличии. Видел ли их Виктор?

Виктор спрашивал Серёгу: видел ли их Серёга?

Видел, видел, орал Серёга довольно.

Видел, врал армянину Виктор. Ведь Серёга не мог врать. Они оба знали, чем ответят, если что.