Напряжение

- Как бы там ни было… Не знаю, смогу ли я точно выразить свою мысль, но я убежден, что люди, которые корчатся в судорогах от пропажи своего барахла, пойдут на все, чтобы и накопить его. Они проявят всю свою изобретательность, они пренебрегут этическими нормами… А имя этому - стяжательство. У стяжательства и той же кражи природа одна, корень один. И то, и другое - ростки от одного корня.

- То есть вы зачисляете этих людей в преступники?..

- Нет, конечно. Но при каких-то благоприятных условиях они не постесняются нарушить закон. Вот из-за этой-то общности - верите? - не очень хочется разыскивать преступника.

- Но придется.

- Я не о том. Конечно, это мой долг. Но я - человек, а не электронная машина. Одному хочется помочь, другому - нет, а право на чувство еще никто не отнимал. Вот была недавно кража, на Десантной. Я не с вами тогда выезжал на место происшествия. Встречает седая, сгорбленная старуха, Краева ее фамилия. Не слышали? А мне это имя почему-то знакомо. Так вот, кража там приличная, а она за вызов извиняется, говорит: не стала бы беспокоить, да жалко одну маленькую вещицу - кольцо. Чепуху оно стоит, но дорого как память. Оказывается, ее мужа, профессора, в тридцать восьмом посадили. Ее же - в двадцать четыре часа выселили. Теперь вот вернули, квартиру дали, пенсию. За все те годы она вещи распродала, раздарила, растеряла, а кольцо берегла: муж его подарил, когда они еще студентами были.

- Неужели вы способны поддаваться на подобную сентиментальную чушь? - сказала Золина все так же мягко и бесстрастно.

- Сентиментальная чушь? - Олег все еще не мог окончательно разобраться, дразнит она его или они не понимают друг друга. - Ничего себе сантименты…

- Я - юрист, Олег Васильевич, и вы, между прочим, тоже, а юрист обязан соблюдать закон, не примешивая к нему свое собственное «я». Пока закон предусматривает…

Олег устало откинулся на спинку жесткой скамейки. Он больше не слышал Золину, а видел лишь красный помпон на сером фоне. И ему померещилось, будто это вовсе не шарик, собранный из алых шелковые нитей, а фонарь уличного светофора, в котором зажегся красный…

5

Олег просматривал протоколы показаний, когда пришел Гуляшкин.

- «Купец» накрылся, - с сожалением сказал он, садясь на край своего стола, и вынул грязную, мятую пачку «Авроры». - Третьи сутки не ночует дома. - Из пачки густо сыпался табак на брюки, на пол.

- Найдется, - спокойно ответил Олег. - Куда он денется. А Брянцев что?

- Баламутный какой-то Брянцев. То ли крутит, то ли взаправду ничего не знает… Короче, шестнадцатого и семнадцатого Говорков не работал.

- А сегодня? Ты не спросил?

- Сегодня тоже не появлялся. Запил, говорят.

- Все правильно. Вот смотри. Показания дает маленькая девочка, восьми лет: «Я учусь в первом классе во вторую смену. Занятия начинаются в 13.30. Сегодня, 25 апреля, я вышла из дому, как всегда, десять минут второго. Когда я спускалась с четвертого этажа, то увидела на площадке между четвертым и третьим этажами, у окна, двух дяденек. Сколько им лет, сказать не могу, так как не знаю. Но они не старые. Один - высокий, в черном пальто, в светлой кепке; на шее - шарф в клетку коричневого цвета. Другой - ниже ростом. Он стоял ко мне спиной, и я его не запомнила. Когда я проходила мимо, то увидела, что высокий прячет в карман большую связку ключей». - Олег жирно подчеркнул красным карандашом слова: «высокий, в черном пальто, в светлой кепке; на шее - шарф в клетку коричневого цвета». - А вот что показывает Доломидзе из двадцать первого: «Около двух часов дня в мою квартиру кто-то позвонил. Я открыла дверь. Передо мной стоял высокий молодой мужчина лет 23-24 в черном пальто, в шапке-ушанке под котик. Еще я заметила клетчатый коричневый шарф, который выбился из-под пальто. Лицо у мужчины было бледное; скуластый, брови черные. Он спросил, здесь ли живет Бубенцов. Я ответила, что Бубенцов здесь не живет и никогда не жил и что на нашей лестнице таких нет. Он извинился и сказал, что, наверное, спутал адрес».

- Будем считать, что Доломидзе крупно повезло. Как это? Выиграла сто тысяч на трамвайный билет. - Гуляшкин засмеялся, почесал крупный, в порах, нос и закрыл глаза. Он любил вот так, на слух, улавливать какие-то мелочи, штришки, подмеченные в протоколе и упущенные при чтении глазами. - Скуластый, бледный, брови черные… Ну-ка, прочти показания Климова.

Позвонил капитан Лубко:

- Тут дружинники гражданина одного привели. Задержан в кинотеатре «Марс». Назвался Васильевым, на самом деле Дюдюкин Владимир Андреевич. При обыске обнаружена связка ключей.

- Ого, - отозвался Олег. - Я сейчас, - и повернулся к Гуляшкину: - Кажется, нас это заинтересует.

Прыгая через ступеньку, он сбежал вниз, во владения капитана.

- Который? Этот? Ну, пошли, - скомандовал он и пропустил парня вперед.

Молодой человек был высок; черное пальто, дешевое, но модное, хорошо сидело на нем. Когда он уселся возле стола, Олег убрал папки, бумаги и сказал:

- Посмотри-ка на меня. Что там у тебя под ногами?

- Ничего, - буркнул тот и покосился на Олега, недоброжелательно и боязливо.

Олег отметил, что у него черные густые брови.

- Звать-то как?

- Владимиром.

- Так. А фамилия?

- Дюдюкин.

- Хорошо. Живешь где?

- Солнечная, одиннадцать, квартира пятьдесят восемь.

- А не врешь? - насмешливо, но не удивляясь, спросил Олег, чтобы скрыть впечатление от ответа.

- Можете проверить.

- Документы есть при себе?

- Нету.

- Как же ты ходишь по улицам без документов? Сколько тебе лет?

- Девятнадцать. Сорок четвертого года рождения.

- Вижу. Не маленький. Работаешь, учишься?

- Работаю.

- Громче ты можешь говорить или нет? «Работаю». Где? Кем? Отвечай как следует, раз спрашивают.

- На авторемонтном заводе. Слесарем.

- Сегодня был на работе?

Дюдюкин не ответил. Олег видел его красное ухо, большое и тонкое, и сальные волосы, упавшие на лицо.

- Ну, да или нет? Был или не был?

- Не был.

Олег встал, прошелся по комнате, засунув руки в карманы.

- Почему? - отрывисто спросил он.

- Заболел.

- Бюллетень есть?

- Нет, я хотел идти к врачу, а…

- А попал в кино? Ну-ка, брось темнить. Откуда у тебя эти ключи? - Олег швырнул на стекло, покрывавшее стол, звонкую связку. Длинные тонкие ключи перемешались с толстыми, блестящие - с темными, тронутыми ржавчиной. - Что ты делал в кинотеатре? Почему наврал фамилию? Учти, если не скажешь правду, ты сделаешь себе же хуже. Понял? И знай: раз ты уже нас обманул, больше мы тебе не верим. И каждое твое слово будет проверено. - Он еще прошелся по комнате, туда-сюда, спросил: - Как, сейчас будешь говорить или посидишь, подумаешь до утра?

Парень молчал.

- Хорошо, тогда пойдем. Мне некогда…

- Лучше сейчас, - сказал Дюдюкин. - Можете проверять, я не боюсь. У меня мать на «Скороходе» работает. Встает она рано, раньше, чем я, и уходит. А я через полчаса просыпаюсь, по будильнику. Вчера я пришел поздно…

- Где же ты был?

- Ну, неважно, это не относится к делу.

- Если я спрашиваю, значит, относится. Не забывай, что ты не во дворе и не в школе, и я с тобой в игрушки не играю. Я должен знать все, что меня интересует. Итак?..

Дюдюкин глубоко вздохнул и покачал головой:

- Ну, девушка одна… У нее был, провожал… Пришел домой, лег спать, а будильник забыл завести. Проснулся - двадцать минут десятого. Не пойдешь же на завод! У нас за прогулы премии снимают, дело заводят, товарищеский суд… Я и решил в поликлинику податься, может, бюллетень дадут. А врач наш участковый с трех до шести принимает. Времени много оставалось. Вспомнил я о ключах, взял их да и пошел в кино.

- Хм, когда в кино идут, берут билет, а не ключи. Ну, хорошо, откуда они у тебя?

- А это давно было. Прошлым летом еще. Пошел я в «Марс», а билетов нет, кончились. Хожу по улице, около кинотеатра, думаю, куда бы пойти. Вдруг вижу, лестница какая-то. Прикинул, вроде бы через нее в зал попасть можно. Ошибся, но не совсем. Поднялся на последний этаж, потом на чердак. Прошел по чердаку, вижу: еще одна лестница. Спустился, а там дверь. Посмотрел в скважину - точно, вход на балкон, в фойе. Попробовал дверь - заперта. Ключ нужен. Сказал я ребятам…