Тайна желтых нарциссов (сборник)

— Мне должны позвонить сюда с минуты на минуту, — сказал он бармену. — Мое имя Сэведж. Прошу вас, сообщите мне, когда позвонят, хорошо?

Бармен повернулся к телефону, находившемуся у него за спиной, и дал необходимые указания телефонистке.

— Маленькую порцию виски с содовой, не желаете ли составить мне компанию?

— Благодарю вас, сэр, я никогда к спиртному не притрагиваюсь.

На слабо освещенной сцене поднялся занавес, а Гиллэм, вглядываясь в глубину зала, поначалу без особого успеха пытался разглядеть что-либо во внезапно сгустившейся темноте. Постепенно его глаза привыкли к призрачному свету от лампочек запасных входов, и он смог наконец увидеть фигуру Эльзы и все еще пустующее место рядом с ней.

Лишь невысокая перегородка отделяла задние ряды партера от прохода позади аудитории, за ним было несколько дверей, ведущих к фойе, бару и гардеробным. На краткий миг одна из них открылась, обращенное к двери лицо Эльзы Феннан осветилось, резко, контрастно обрисовался его контур, впадины щек выглядели совершенно черными. Она слегка наклонила голову, как бы прислушиваясь к чему-то у себя за спиной, приподнялась немного в кресле, опустилась, разочарованная, и снова стала смотреть вперед.

Гиллэм ощутил руку Менделя на своем предплечье, повернулся к нему и увидел, что его худое лицо подалось вперед, взгляд направлен мимо него. Проследив глазами направление взгляда Менделя, Гиллэм вгляделся в темный колодец театра и различил высокого человека, медленно пробиравшегося по проходу к задним рядам партера; он представлял собой впечатляющее зрелище: прямой, красивый, с опустившимся на лоб черным локоном. Вот этого-то человека и рассматривал Мендель, этого элегантного гиганта, хромавшего по проходу. В мужчине было что-то выделяющее его из толпы, что-то привлекающее внимание, волнующее. Это был особый человек, личность, которая запоминалась сразу, видимо, задевая какую-то глубоко скрытую струну вашего жизненного опыта. Гиллэму он показался типичным представителем романтической мечты: вместе с Конрадом он мог стоять на палубе корабля, с Байроном заниматься поисками утраченной Греции, ну, а вместе с Гете ему вполне по силам было бы спуститься в царство теней.

Он продвигался вперед, приковывая к себе взгляды, все словно ожидали от него какого-то приказа. Гиллэм заметил, как поворачивались вслед за ним головы зрителей, сопровождая его взглядами.

Протиснувшись мимо Менделя, Гиллэм быстро шагнул в коридор через запасной вход и спустился в фойе. Касса была уже закрыта, но внутри все еще сидела девушка, безнадежно склонившись над листком, старательно заполненным колонками цифр, с многочисленными исправлениями и подчистками.

— Извините, — негромко произнес Гиллэм, — но мне необходимо воспользоваться вашим телефоном. Это срочно. Вы не возражаете?

— Тс-с-с! — Она нетерпеливо качнула в его сторону карандашом, не поднимая головы. У нее были мышиного цвета волосы и сильно побледневшее лицо, наверное, от усталости и диеты, явно состоящей из одного хрустящего картофеля. Гиллэм с секунду постоял молча, гадая, сколько же времени у нее займет решение той непомерной задачи, которую она перед собой поставила, начертав этот замысловатый лабиринт цифр, а он, в принципе, должен бы соответствовать пачке банкнот и горке серебра в кассе, стоявшей рядом с ней.

— Послушайте, — настаивал он. — Я офицер полиции, а здесь у вас наверху появилась парочка персонажей, нацелившихся на вашу выручку. Ну, так что, позволите вы мне воспользоваться вашим телефоном?

— Ох, Господи, — сказала она усталым голосом и наконец посмотрела на него в первый раз. Она носила очки и внешность имела самую невыразительную. Ни обеспокоенности по поводу им сказанного, ни особого доверия она при этом не проявила. «Да пропади пропадом эти злосчастные деньги. Я от них уже на стенку скоро полезу», — было написано у нее на лице. Отложив в сторону свои расчеты и ведомости, она открыла дверку маленькой кабинки и пропустила Гиллэма внутрь своего обиталища. Он с трудом туда втиснулся.

— Вряд ли такие условия работы можно назвать приличными, не так ли? — сказала девушка с улыбкой. Произношение у нее было почти культурное — видимо, студентка последнего курса, подумал Гиллэм, зарабатывает себе на булавки. Он позвонил в Кларендон и спросил мистера Сэведжа. Почти сразу же в трубке послышался голос Смайли.

— Он здесь, — сказал Гиллэм, — все это время он был здесь. Должно быть, купил себе дополнительный билет и сидел в первых рядах партера. Мендель неожиданно заметил его, когда он хромал вверх по проходу.

— Хромал?

— Да, это не Мундт. Это не Мундт, это тот, второй, Дитер.

Смайли ничего не сказал в ответ, и через секунду Гиллэм спросил:

— Джордж, ты меня слышишь?

— Боюсь, мы проиграли, Питер. У нас нет ничего против Фрея. Отзывай людей, сегодня вечером они Мундта не найдут. Первый акт уже закончился?

— Дело идет к перерыву.

— Я подъеду через двадцать минут. Виси у Эльзы на хвосте. Виси и не выпускай ее. Если они уйдут и потом расстанутся, пусть Дитером занимается Мендель. Во время последнего акта будь в фойе, на случай, если они уйдут раньше.

Гиллэм положил трубку и повернулся к девушке.

— Спасибо, — сказал он и положил на стол четыре пенни. Она торопливо собрала их и решительно сунула ему в руку.

— Ради Бога, — сказала она, — не прибавляйте мне хлопот — у меня и так их полно.

Он вышел на улицу и переговорил с человеком в штатском, который слонялся по тротуару у входа. Потом поспешил вернуться назад и присоединился к Менделю как раз в тот момент, когда опускался занавес.

Эльза и Дитер сидели рядышком и счастливо болтали. Дитер смеялся, Эльза была оживлена и активно жестикулировала, как приведенная в движение марионетка. Мендель увлеченно наблюдал за ними. Дитер сказал ей что-то, и она засмеялась, просияв улыбкой, наклонилась вперед и положила руку на его предплечье. Хорошо были видны ее тонкие пальцы на рукаве его смокинга. Дитер склонил голову и прошептал ей что-то, и она снова засмеялась. Мендель не отрывал взгляда от этой счастливой пары. В это время свет стал гаснуть, шум в зале начал стихать — зрители приготовились смотреть второй акт.

Смайли вышел из Кларендона и неторопливо направился к театру. Обдумывая ситуацию заново, он решил про себя, что приезд Дитера был вполне обоснован логически. Посылать Мундта было бы безумием. Ему было любопытно, сколько времени пройдет, прежде чем Эльза и Дитер обнаружат, что не Дитер вызвал ее открыткой, посланной доверенным курьером. Это, думал Смайли, будет интересный момент. Больше всего на свете ему сейчас хотелось иметь возможность провести с Эльзой Феннан еще одну беседу.

Несколькими минутами позже он скользнул в кресло рядом с Гиллэмом. Как давно ему не приходилось видеть Дитера.

Он не изменился. Он был все тот же неисправимый романтик с магией шарлатана, все та же незабываемая фигура, которая выкарабкалась из-под руин Германии, неумолимая в постановке целей, сатанинская в их достижении, темная и быстрая, как боги Севера. Пожалуй, Смайли сказал неправду тем вечером в клубе: Дитер не просто был большой — он был непропорционально велик, его хитрость, его тщеславие, его сила и его мечта — все было гораздо большим, чем того требовала жизнь, и существовало независимо от реального опыта, который должен был бы за прошедшие годы умерить его запросы и пыл. Это был человек, который руководствовался в своих мыслях и действиях исключительно абсолютными понятиями, нетерпимый и бескомпромиссный.

В этот вечер, когда Смайли сидел в темном театре и наблюдал за Дитером поверх рядов неподвижных зрителей, на него снова нахлынули потоком воспоминания о совместно пережитых испытаниях, взаимном доверии, когда каждый из них держал в руках жизнь другого… На какое-то мгновение Смайли подумал, а не видит ли его Дитер в этот момент, у него было ощущение, что тот наблюдает за ним в сумрачном свете зала.