Освободите нас от зла

— Послушайте меня, Норман. Вас и мадам Блондуа ждет не очень веселое будущее, если вы не сумеете повлиять на нее. Скажите ей, пусть немедленно вышлет то, что мне причитается. Если завтра я ничего не получу, пусть пеняет на себя.

Я говорил и слушал самого себя. Мне казалось, что мой голос разносится повсюду, усиливаемый динамиками. Он казался мне глуховатым. Я спокойно положил трубку, не дожидаясь ответа Нормана. Оставалось ждать завтрашнего дня.

Я не ошибся, светает... Раздаются какие-то металлические звуки... Я догадываюсь, что они означают. Это предупреждения от других заключенных. Временами, когда происходят события неординарные, слышно, как стучат по батареям отопления. Только здесь понимаешь, как хорошо они могут проводить звуки. Я вслушиваюсь, но ничего не понимаю. Поворачиваюсь к Феррари и спрашиваю:

— Что это означает, о чем они перестукиваются?

Он знаком приказывает мне замолчать и продолжает напряженно вслушиваться. Наконец, когда эта «азбука Морзе» заключенных заканчивается, он украдкой вытирает лоб, будто он у него покрыт испариной.

— Они дают знать, что во дворе появилась мамаша гильотина...

Мы давно об этом догадываемся, но подтверждение наших предположений угнетает нас еще больше.

— Значит, поставили все-таки?

— Да, поставили. И наши собратья ее видят!

Мы одновременно представили себе две деревянных руки, воздетые к небу в уже редких гаснущих звездах.

— Плохи наши дела, верно?

— Хуже некуда...

— Если ее уже соорудили, они не замедлят появиться, да?

— Да...

— Интересно, что они сейчас делают?

Феррари вздыхает.

— Поди узнай... Оформляют бумаги... Или судейские запаздывают, я же говорил тебе... Бедные дядечки, их вытащили из теплых постелей поглазеть на нас... Представляю, как недовольны их жены!..

Я не отвечаю, жду... Но звуки, которые доносятся до меня, либо знакомы мне, либо непонятны...

— Первыми войдут охранники? — спрашиваю я, возвращаясь к своему ужасному видению...

— Пес их знает!

— Они будут разуваться?

— Ты с ума сошел! Зачем?

— Я видел в кино.

— Режиссер выжимал слезу у публики... А в жизни все проще! — Он передергивает плечами. — Да и зачем вся эта ерунда? Мужчины умеют умирать...

— К сожалению, они не очень умеют жить...

— Ты уже говорил!

Он встает и подсаживается ко мне, настолько близко, насколько позволяет цепь.

— Ты недавно спрашивал, не сожалею ли я о прожитой жизни... А ты, парень? Сам-то о ней сожалеешь?

— Я сожалею не о том, что теряю ее, а о том, что прошла она у меня именно так...

Это был самый долгий день во всей этой истории. Я все время задавался вопросом, уступит ли Глория или будет продолжать упорствовать. Вечером мы поехали в театр, поскольку получили приглашение на генеральную репетицию, и не было никаких оснований отказываться от него. Пьеса оказалась хорошей и поставлена неплохо, хотя, на мой взгляд, и грешила некоторым многословием. Но я получил определенное удовольствие. Глория же не обращала никакого внимания на то, что происходило на сцене. Она была погружена в свои мысли... Она бросала взгляды вокруг себя и во время антракта; когда раздался звонок, возвещавший о начале третьего акта, я заметил Нормана. Он торчал у стойки бара. Костюм цвета морской волны, белая рубашка и голубая бабочка. Воистину, красавец. Я перехватил его взгляд, направленный на меня, и понял, насколько этот парень меня ненавидит. Ненавидит просто потому, что я муж своей жены. Я напустил на себя вид равнодушный и рассеянный, стараясь не смотреть в его сторону. Затем я увидел его на выходе. Он пожирал Глорию глазами... Неужели они настолько влюблены друг в друга, что договаривались о подобных свиданиях, во время которых не могли обменяться даже словом, и лишь пылкие взгляды свидетельствовали об их чувствах? Да, они любили друг друга, и любовь их была для меня словно удавка на шее!

На обратном пути мы не проронили ни слова и никуда не поехали ужинать, хотя обычно заворачивали в какой-нибудь ресторанчик. Страшное горе переполняло меня, и хотелось плакать...

Назавтра, в урочный час, я появился в почтовом отделении на улице Дюфур. Служащая подмигнула мне. Должно быть, я вызвал у нее симпатию, и постепенно между нами устанавливалась то ли дружба, то ли сообщничество. Она достала из своего ящика странный пакет. Он был красного цвета с белым квадратом посередине, видимо, для адреса. Наверняка, какое-то нововведение, завезенное к нам из США. Взяв его в руки и убедившись, что он плоский, я понял, что, кроме письма, в нем ничего нет. Я вышел, держа конверт в руках. Признаться, дурной вкус Глории меня удивил. Вскрыв конверт, я нашел в нем листок бумаги с единственной строчкой:

«Потерпите. Я собираю нужную сумму».

Я задумался. Что-то здесь не так, что-то было во всем этом настораживающее. Странный конверт... дурацкий цвет... И почему она использовала такой большой конверт для записки из одной строчки?

Я направился на работу. Проехал по набережной Сены и возле Дворца спорта остановился у бензоколонки. За мной притормозила машина. В ней сидели двое мужчин. Я и внимания не обратил на них. Когда мне заправили машину, я рассчитался, дав при этом крупную купюру. Служащий бензоколонки понес ее в кассу, чтобы разменять. В это время один из мужчин, подъехавших сзади, вышел и приблизился к дверце моей машины. Он был невысок, широк в плечах, с черной щетиной на щеках и с настойчивым взглядом. Вероятно, корсиканец. На лице у него играла гнусная улыбка.

— Вы позволите присесть рядом с вами?

— Но, месье!

Не обращая внимания на мои возражения, он открыл дверцу и уселся рядом.

— Мне нужно сказать вам пару слов по поручению мадам Блондуа...

Он толкнул меня локтем и показал на служащего бензоколонки, неподвижно стоящего рядом с деньгами в руках.

— Ваша сдача.

Я машинально взял деньги.

— Поезжайте, — приказал корсиканец, — и остановитесь где-нибудь в тихом месте, чтобы мы смогли спокойно побеседовать.

Удивление мое рассеивалось, я начинал понимать, в чем дело. Прежде всего, откуда взялся этот тип? Конечно же, это идея Глории!.. Она решила припугнуть шантажиста и натравить на него «крутого» парня с площади или прилегающих к ней улиц. Расчет ее был верен и грозил разрушить весь мой замысел. Надо было что-то предпринимать! Теперь я прекрасно понимал назначение красного конверта. Вероятно, этот парень караулил возле почты. Они условились с Глорией о красном конверте, чтобы меня можно было легко узнать... Да, неплохо... В глубине души я гордился, что жена моя оказалась на высоте. Я улыбнулся, и сопровождающий меня брюнет заметил это.

— А ты, парень, весельчак, а? — спросил он, несколько сбитый с толку.

Я был счастлив, потому что игра принимала размах. Она становилась настоящим триллером со слежкой, засадами и прочей атрибутикой.

— Я очень доволен вашим появлением, — заявил я корсиканцу. — Думаю, что это мне только на руку.

— Нет, вы поглядите! — проворчал тот, огорошенный моим непонятным поведением.

Мы миновали путепровод, дальше пошли тихие улочки, и корсиканец сделал мне знак выйти из машины и прогуляться по пустынной набережной Сены. Здесь тянулись какие-то сараи, сходились и расходились ржавые рельсы, и громоздились горы всякого хлама.

— Полагаю, этот уголок вам подходит? — спросил я.

— Какая разница!

— Если хотите, можем проехать в лесок, я знаю тут неподалеку, по дороге в Медон... Любимое место автопроституток.

— Да замолчи ты! — не выдержал наконец он, но тут же постарался взять себя в руки.

Я остановился. Черная машина, следовавшая за нами, остановилась рядом. Мой непрошеный пассажир выключил зажигание, выдернул ключи и бросил за спинку сиденья. Подошел его товарищ, худющий тип с длинным вислым носом и серым лицом, с тяжелыми жабьими веками. Две глубокие складки скобками окаймляли его рот. Он уселся на заднее сиденье и зажег сигарету.