Бросок на выстрел

– Как он?

– Нормально…

Что ж, ответ, достойный вопроса…

– Как ты смотришь на то, чтобы вместе провести выходные? – задал я наконец-то более-менее дельный вопрос.

– А ты этого хочешь? – вяло спросила Ирина. – Мне кажется, что в последнее время ты как-то холодно стал ко мне относиться.

Вот те раз! Это я‑то стал к ней холодно относиться?! Умеют же женщины перевернуть все с ног на голову…

– А мне кажется, что это ты стала относиться ко мне холодно, – заявил я, приглушив нотки обиды в голосе.

– Я отношусь к тебе по-прежнему.

– По-прежнему – это как? – быстро спросил я.

– Это очень хорошо, – тотчас последовал ответ.

– И это все? Очень хорошо – и на этом все?

– Нет, не все, – сказала Ирина. – Еще ты мне очень дорог.

– Дорог… – Кажется, я был до краев наполнен сарказмом. – А раньше ты говорила, что любишь меня.

– Я и сейчас тебя люблю.

– Но замуж за меня не хочешь… – не преминул вставить я, хотя и знал, что это лишнее.

– Мы уже об этом говорили. Зачем пилить опилки?

– Я что-то не понимаю, как это: любить человека, но не хотеть выходить за него замуж? Так разве бывает?

– Бывает, как видишь, – с усмешкой ответила Ирина. – И я не сказала, что не хочу за тебя замуж. Я сказала – рано. Это абсолютно разные вещи…

– Но… – попытался было я возразить, однако она меня опередила:

– Ну что тебя не устраивает? То, что нет печати в паспорте?

– Да при чем тут печать! – снова попытался возразить я, и опять мне не дали договорить.

– При том, что эта печать делает любящих людей собственниками друг друга, – пылко проговорила Ирина. – И все. Уже не надо ничего доказывать…

– Чего именно доказывать не надо?

– Любовь. Исчезает необходимость доказывать, что ты любишь меня, а я люблю тебя, понимаешь?

Конечно, я понимал, о чем она говорит. Умом понимал, но не сердцем. Внутри меня все же сидел червячок сомнения, который время от времени задиристо поднимал голову и задавался вопросом: может, имеются еще какие-то причины не выходить за меня замуж? А может, она выжидает, когда появится некто затмевающий меня по всем параметрам, некто, с кем она бросится в любовь, как в омут головой, и никакие печати в паспорте уже не помешают им быть вместе? Но пока этого «некто» не видать. Зато есть я. И если этот «некто» так и не объявится, то я – наилучший вариант…

Мое молчание Ирина восприняла как обиду.

– Сегодня я действительно не могу, – сказала она мягко. – У нас с мамой… есть неотложные дела.

– Как скажешь. А завтра? У меня будет одно дело, после чего я свободен. Или в воскресенье?

– Я пока не знаю. Я позвоню…

– Хорошо.

Вот и поговорили…

Леваковы жили в первом подъезде на втором этаже панельной брежневской девятиэтажки, которые лет сорок назад стали вырастать в «рабочих» районах Москвы, разбавляя собою малогабаритные невзрачные хрущевки. Дом этот стоял наискосок от автобусной остановки, а напротив нее находилось трехэтажное здание средней школы № 1242, в которой учился покойный Вася Леваков и где, скорее всего, учились его сестра Инна и брат Иван. А что, удобно: прошел через двор – и уже в школе. Ни дорог ребенку не нужно переходить, ни перекрестков…

Я нарочно не звонил сестре Левакова и не договаривался о своем визите, поскольку отказать во встрече в телефонном разговоре всегда легче, чем вживую, глядя прямо в глаза. Конечно, если речь идет об адекватном нормальном человеке, а не о наглом индивидууме, презирающем поголовно всех людей, кроме себя любимого. Надеюсь, что Инна Левакова не из таких…

Я надавил на кнопку дверного звонка.

Тишина.

Я надавил еще…

– Вам кого? – послышалось за моей спиной.

Я обернулся и увидел невысокую девушку с пухленькими щечками, какие бывают у большинства детей нежного возраста. Глаза у нее тоже были детскими, хотя все остальное принадлежало уже вполне зрелой девушке, достигшей возраста двадцати двух – двадцати трех лет. В руке она держала пакет, очевидно, с только что купленными продуктами. Оно и понятно: в семье Леваковых Инна являлась главной хозяйкой…

– Вы – Инна Левакова? – в свою очередь, поинтересовался я.

– Да, – ответила девушка.

– Тогда мне вас, – с улыбкой сказал я, отступив в сторону и пропуская девушку к двери квартиры.

– Вы из полиции? – строго посмотрела на меня Инна.

– Нет. Я – журналист и хотел бы…

– Вы по поводу смерти моего брата? – нахмурилась Инна, не дав мне закончить фразы.

– Да, – ответил я. – Я – сотрудник телекомпании «Авокадо» и занимаюсь расследованием гибели вашего брата Василия.

– Простите, но я уже все рассказала следователю, который ведет это дело, и больше ничего не хочу говорить… на эту тему, – сглотнув ком в горле, произнесла девушка.

– Я вас понимаю. Но дело в том, что это… я нашел тело вашего брата на Лесопильщиковом пустыре…

– Вы? – Она недоверчиво посмотрела на меня, потом открыла дверь и, немного подумав, пропустила меня вперед: – Проходите.

– Спасибо, – сказал я, заходя в небольшую прихожую.

– А как это получилось, что Васю… нашли вы?

– Дело в том, что к нам в редакцию телеканала в прошлый четверг позвонил неизвестный, – обернулся я к девушке. – Этот неизвестный представился Иваном Ивановичем Ивановым, потребовал к телефону именно меня и в разговоре сообщил, что ваш брат, простите, – тут я немного запнулся, – убит и тело его лежит в одном из оврагов Лесопильщикова пустыря. Я поехал на пустырь и правда обнаружил тело, после чего вызвал полицию. Как видите, я не выискивал каких-то «жареных» фактов, никого не выслеживал, никому не навязывался. Так получилось, что… это дело само нашло меня, и я, помимо воли, оказался втянутым в расследование, поэтому уже не могу дать задний ход и представить все так, будто то, что случилось, меня никак не касается. Вы понимаете?

– Правда, что все так и было, как вы говорите? – вопросом на вопрос ответила Инна.

– Да.

– Проходите на кухню, – сказала она, видя, что я топчусь на месте. – Обувь снимать не надо, я все равно буду скоро убираться.

– Спасибо, – кивнул я и прошел на кухню.

Обстановка в квартире была обычная, по всему видно, что живут Леваковы не богато. Впрочем, в Западном Бирюлево мало кто может похвастать хорошим доходом.

– Вы не против, если я включу диктофон?

– Можете, – просто ответила Инна. – Следователь мои показания тоже записывал на диктофон.

– А протокол он что, не вел?

– Вел и протокол.

– Ну, я протокол не буду вести, – улыбнулся я. – Мы просто побеседуем, хорошо?

– Хорошо, – пожала плечами Инна. – Чай будете?

– С удовольствием.

Я давно заметил, что разговор лучше складывается, когда параллельно имеется еще какое-нибудь занятие. Например, чаепитие. Беседа за чаепитием ведется непринужденнее, как бы между прочим. И проходит она легче, и собеседник становится более разговорчивым и искренним, что ли. Ведь главным занятием все же является чаепитие, а разговор – это всего лишь приложение к этому занятию…

Например, года три назад я никак не мог разговорить пожилую даму, трижды бабушку, касательно двух якобы работниц социальной сферы, которые эту пожилую даму пытались облапошить и у которых с этим ни черта не вышло. Слова у этой дамы невозможно было вытянуть. За чаем она немного размякла, разговорилась и назвала приметы этих «работниц» и их возраст. А когда она принялась вязать для одного из внуков шерстяные носочки, то ее было уже не остановить, и отвечала она на мои вопросы более чем подробно. А все благодаря вязанию, то есть делу, разговор при котором являлся лишь сопровождающим фактором, а потому велся в более непринужденной форме. Поэтому, когда интервьюируемый предлагает мне выпить чаю или кофе, я никогда не отказываюсь, ибо для дела это всегда полезно…

Инна разлила по чашкам чай, выставила печенье, которое только что купила, и выжидающе стала на меня посматривать. Похоже, она смирилась с потерей брата, хотя что именно творилось у нее внутри – о том можно было лишь догадываться…