Золотое яблоко Фрейи

«Нервы изношены необратимо», — мрачно резюмировал Томас. Однако через минуту-другую он заметно повеселел — алкоголь сделал свое дело. Телефон зазвонил еще раз, но Томас реагировал уже спокойно. Мозг его принимался за работу. Невероятность того, то произошло с ним и Дэвисом в Хеллингтоне, хаотичное нагромождение странных и зловещих событий, каким-то об-разом связанных между собой историй мешали ему сосредоточиться. «О чем я думал вчера? О некой связи внешне абсолютно независимых вещей? Итак, ложь, игра. Игра абсолютно непонятная, Вокруг кого — Дэвиса? Не берусь это утверждать. Кто затеял эту игру? Дэвис сказал, что игрока вообще нет на этом свете. Тут мы во мнениях, правда, расходимся, но, кажется, я начинаю его понимать. Ч т о за игра и во имя ч е г о — вот ключевой вопрос. Да, во имя чего? Какие-то смутные мысли на грани иррационального у меня, кажется, были… А в целом — полный мрак. Мрак и огонь. Хм, день первый сотворения мира. Или: суеверие и разум? Какая патетика!» — Томас чуть улыбнулся. «Но однако, это так, хотя и не бесспорно. Бесспорно одно — я смог предугадать ходы противника, делая то, что, казалось бы, делать нельзя. Нет, неточно — мы делали то, что было прямо п р о т и в о п о л о ж н о единственному с точки зрения обыденного здравого смысла разумному действию или решению. И поступал я так, исходя из рассказа Дэвиса. Решив маленькую загадку завещания его отца, я был вновь заинтригован, и больше всего весьма странным письмом из Германии. Что связывает этого Отто Шрайдера с Эдсонами, назовем их так, в конце концов не на одной могиле высечено это имя. Нет, сам историк лишь выполнил своеобразное поручение мадам — прислал летопись бенедектинского монастыря. Стоп. Он же писал: «…в ответ на ваш давний запрос». Поиски длились долго, это ясно. Но для специалиста по католицизму в Германии поднять из архивов монастырскую летопись нетрудно, да и недолго. Получается, он не знал, где искать? Это противоречие легко разрешимо, если предположить, что поиски велись от информации, сообщенной когда-то историку леди Эдсон. Другими словами, он знал; что существует некая рукопись, в которой говорится об истории блудных братьев с трагическим финалом. А г д е она находится, историк и понятия не имел. И он годы искал ее по всей стране в церковных и светских архивах и наконец нашел в муниципальном архиве Дальцига. Да, это так, ему же приходилось просматривать все документы подряд в по-исках нужного места. Что же интересовало Элис Эдсон, коли она сама знала немало? Подробности? Подтверждение подлинности случившегося? Не интересовалась же она родословной, берущей начало от блудливого монашка и крепостной девчонки? Нет, ее интересовало нечто другое. История, как пишет летописец, с какой-то «фигу-рой»? Кстати, надо узнать, как она познакомилась со Шрайдером и где… Ясно одно — документ этот представлял для нее, и именно для нее, огромную ценность. Ее смерть связана с ним — это бесспорно. Но тогда этот кусок летописи, который может быть к л ю ч о м к разгадке, просто не мог мирно лежать, хоть и в сейфе, почти семь лет! Я с ним без помех ознакомился, правда, вот записи Эдсон бесследно исчезают. И это в высшей степени странно. От этих странностей лопнет голова, пойду поищу анальгин».

Арчер встал и побрел на кухню, рассеянно глядя по сторонам. Через пару минут он вернулся с бутылкой минеральной воды в одной руке и коробочкой анальгина в другой. Запивая таблетки прямо из бутылки, он машинально посмотрел на картину, висевшую над большой напольной вазой. Что-то было не так. Арчер поставил бутылку с водой, посмотрел внимательно. Картину эту он видел не меньше сотни раз, но сейчас он взглянул на нее по-другому. На квадратном полотне размером с метр художник изобразил буйство двух цветов — желто-оранжевого и серо-черного. «Огонь и мрак? Я начинаю сходить с ума». — Арчер судорожно сглотнул. Картина висела криво. Он подошел ближе, попытался ее выровнять. Картина поворачивалась на невидимом шарнире. Томас повернул ее в сторону и в открывшемся тайнике увидел дверцу сейфа. Он знал, где находятся сейфы профессора — один стоял в рабочем кабинете на втором этаже, другой был встроен в секретер, стоящий у входа в лабораторию. Но об этом тайнике доктор Дэвис не упоминал ни разу.

ЗА ОКНОМ ПОСЛЫШАЛСЯ ШЕЛЕСТ ШИН ПО ГРАВИЮ — профессор вернулся с корта. Через минуту он, одетый по-домашнему, уже входил в гостиную.

— Как успехи, Арчер?

— А у вас, док? — вопросом на вопрос ответил Томас.

— О'Нэйл великолепен. А у меня голова забита вся-кой дрянью. В общем, вчерашние дела выбили меня из формы. Да и стыдно перед вами за свою дурацкую шутку. Еще раз простите меня, Том.

— Бог с ней. Вот что, не хотите ли подрасчистить мозги?

— С помощью виски — нет. Похмелье проходит во время физических упражнений, Впрочем, для этого нужно иметь крепкую волю, — ответил Дэвис, подходя к бару. — Надо выпить что-нибудь тонизирующее.

— Ну, воли вам не занимать, док. А я вот выпил виски. Тоже тонизирует, — с непонятной иронией заметил Арчер.

— Э, кажется, наши отношения начинают портиться?

— Похоже. Я человек маленький, но у меня есть своя гордость, и мне неприятно, когда меня начинают водить за нос.

— Надо понимать, я? И каким же образом, интересно? — с удивлением спросил профессор.

Арчер помассировал виски.

— Чертовски болит голова. Трудно сосредоточиться…

— Если вы считаете, что в ваших похмельных муках виноват я один, то мы и вправду можем поссориться! — сказал Дэвис с вызовом.

— Да я не об этом, док. Послушайте меня внимательно. Три, нет, четыре дня назад началась вся эта история. Началась с того, что в этой самой гостиной вы предложили мне поехать в имение Хеллингтон, не так ли?

— Так. Но поехали мы туда по вашей инициативе, — заметил Дэвис.

— Нет, позвольте. Это вы соблазняли меня газетой семилетней давности, вы выпытывали, что я знаю о тех событиях. И мы поехали в Хеллингтон, хотя историю о пропаже завещания вашего отца можно было рассказать и здесь. Но в заброшенном старинном замке все звучит куда как интригующе. Или я не прав?

— Вы правы, Томас, правы. Мне и хотелось вас заинтересовать или заинтриговать, как вы выражаетесь. Вокруг меня идет какая-то возня, я получаю странные письма, слышу обрывки сплетен. Высоко ценя ваш ум, я и решился вам кое-что поведать. Мы знакомы уже седьмой год и… Я считаю вас своим другом, Томас.

— И я вас, профессор. Но я продолжу. Итак, вы рассказываете мне про Эдсонов и завещание, намекаете, что Эдсоны — не те, за которых они себя выдают, точнее, выдавали. При этом упоминаете про некое письмо, сильно повлиявшее на ваши отношения с Элис Эдсон. Мы без помех возвращаемся в Бултон. А через два дня, стоило мне лишь заикнуться про это письмо, вы тут же соглашаетесь посетить Хеллингтон вновь. Я говорю верно?

— Да. — Профессор напряженно слушал Арчера.

— Далее. Я читаю это в высшей степени интересное письмо. Но вот странно — письмо я прочитал, а комментарии к нему, так сказать, Элис Эдсон бесследно исчезают из того же секретера. Но это еще не все — часть своих рукописей она, как вы сказали, по непонятным причинам сожгла в библиотеке.

— Все верно, Том.

— Прекрасно. Потом кто-то загоняет нас именно в это место и немножко пугает. Мне лично до сих пор не по себе, и отнюдь не от виски.

— А мне? Я проиграл Говарду три сета подряд.

— Там, в библиотеке, когда я понял, что тот, кто зажег костер около дома вашего Нормана, может в любую секунду его потушить, — я просто наложил в штаны от страха. Но мы живы благодаря, как это ни парадоксально звучит, свету — пороховой вспышке или появлению луны, это не-важно. Впрочем, это-то как раз весьма примечательный момент… Повторяю еще раз: т а м очень не любят свет.

Профессор с натянутой улыбкой спросил:

— И в этом я виноват, Том? Я тоже страшно испугался, даже не смог, как вы ни просили…

— Подъехать к домику Нормана. И я верил вам, мне самому было жутко.

— Верили?