Прошлое в настоящем

Начальник знал, что Кириллович не мог упустить ничего, даже самое незначительное, поэтому слушал его внимательно.

Это случилось одиннадцатого или двенадцатого августа утром. В шесть часов сотрудники ушли. В кабинете были только главбух и казначей, но главбух вскоре запер стол и простился с Петровым. Петров ушел последним. В девять здесь было совещание. Потом, как всегда, уборщица убрала кабинет и сдала ключ коменданту. Уборщица была аккуратной женщиной, как говорят работники. Ключ она также аккуратно сдавала коменданту, как она и сдала вечером, одиннадцатого августа. После нее уже никто не входил в кабинет. Председатель и заместитель ушли и не возвращались, а кроме них, ключи были только у коменданта и казначея.

По утрам на работу первым всегда приходил казначей и, открыв дверь, весь день ее не закрывал. Но утром двенадцатого первым пришел главбух. Дверь оказалась запертой. Ключей у главбуха не было, и он стал терпеливо ждать.

Вскоре пришел председатель.

— Что-то казначей сегодня опаздывает!

— Не может быть, — ответил председатель, — Федор Степанович за двадцать лет не только никогда не опаздывал, но и не болел ни разу.

Председатель вставил ключ во внутренний замок, но он оказался открытым. Тогда он щелкнул французским замком, но, открыв дверь, сразу же отпрянул в коридор. Все, что было после, вы уже знаете.

Начальник выслушал Кирилловича, потом спросил:

— Иван Титыч, вы узнавали — была у Петрова ревизия?

— Так точно, товарищ начальник, была ревизия. Ревизия установила растрату в две тысячи пятьсот рублей.

— Да, странно, Иван Титыч.

— Странно, товарищ начальник, — растрата у казначея, и убит казначей.

— Вот что, Иван Титыч, поговорите еще с членами ревизионной комиссии, а заодно попробуйте установить, кем и в каком магазине была куплена бритва, которой был зарезан казначей Петров. Пока все, Иван Титыч. До свидания.

Искать, где куплена бритва, да еще кем, в таком городе, как Москва, равносильно поиску иголки в стоге сена. Но найти было необходимо. Ведь иногда и работникам розыска везет. Но везет — это не то слово. Прежде чем повезет, нужен кропотливый, упорный труд многих людей.

Кириллович рассуждал:

— А что, если эту бритву купил сам казначей? Тогда искать проще. Казначей жил на Пушкинской, а работал на Телеграфе. Следовательно, скорее всего он мог купить бритву на улице Горького или в одном из ее переулков.

Это все правильно, но при одном условии, что бритву купил он.

— А если не он?

— Кукин, вы пойдете в торг и спросите, когда и в какие магазины поступали бритвы данной марки. Косолапов возьмет улицу Горького, а я пойду по парикмахерским. Там-то лучше знают, где можно купить хорошую бритву.

Тем временем начальник снова и снова рисовал себе обстановку кабинета до и после убийства.

Два канцелярских шкафа с документами, принадлежащих казначею, были открыты. Третий шкаф был заперт. Но ведь именно на этом шкафу стоял несгораемый железный ящик, в котором хранились деньги, даже ключ со связкой других ключей торчал в скважине. «Несгораемый» тоже был открыт, и в замке был ключ.

Неужели убийство было совершено перед работой?

Поздним вечером и ночью незамеченным в кабинет пройти никто не мог. Да и казначея до утра не было на месте.

Значит, убить казначея мог только хорошо знающий его человек. Но кто этот человек?

Максим Петрович? Это нужно проверить. Уборщица? Старый человек не мог справиться с казначеем. Председатель или заместитель? Нет, они уже двадцать лет работают вместе. Да ведь у них ключи были у каждого. Если бы они захотели взять деньги, взяли бы, не совершая убийства. Нет, не они. Но кто же тогда? Может быть, комендант? — думал начальник и мысли его снова возвращались в кабинет убитого.

Никаких признаков крови как на шкафу, так и на денежном ящике не было, но и денег в нем не оказалось, не без иронии заметил начальник.

Посмотрим, что скажет НТО.

Но зачем потребовалось переставлять со шкафа на окно радиоприемник?

Зачем переставлять горшок с цветами? Красная косынка лежала на приемнике.

К вечеру вернулся Кириллович.

— Ну как дела, Иван Титыч? — спросил начальник.

— Разрешите доложить?

— Докладывайте.

— При опросе продавцов фирменных магазинов, как я и думал, нам удалось установить, что бритва такой же марки была куплена в специальном магазине на улице Горького, у Телеграфа.

— Это интересно.

— При предъявлении продавцам фотографии одна из продавщиц опознала казначея. Эта бритва была продана одиннадцатого августа. В этот день была продана только одна бритва такой марки. Да и покупатель оказался странным, рассказывает продавщица, поэтому она и запомнила его. Обычно люди интересуются какой марки бритва, интересуются ее качеством, а этот выбил чек и положил бритву в карман, не глядя.

— Это интересно, Иван Титыч, продолжайте.

Начальник слушал и чертил карандашом по чистому листу бумаги, прикидывал и переосмысливал.

— Мы беседовали с директором завода и другими товарищами, с которыми работал Максим Петрович — друг казначея, — продолжал Кириллович. — Это один из лучших инженеров завода, уважаемый всеми человек. Директор завода говорил о нем только хорошее. Потом мы говорили сами с Максимом Петровичем. Он рассказывал, что накануне они встретились с Федором Степановичем, зашли в «Националь», казначей жаловался на жизнь, ругал жену. Мы беседовали с дежурным комендантом. Мне кажется, что человеку, у которого были ключи, незачем было убивать казначея.

— Да, но кто-то его убил?

— Но кто?

Поздним вечером сообщили из НТО, что все отпечатки на приемнике и бритве и, на денежном шкафу принадлежат казначею Петрову. Других следов нет.

В эту ночь начальник не вызывал машину, а пошел домой пешком. По бульвару вышел к Пушкинской улице. Остановился, чтобы закурить. Неожиданно вспомнил, что стоит у дома, где жил казначей. И пошел той же самой дорогой, которой двадцать лет ходил Петров.

Он дошел до Телеграфа и свернул в переулок: спешил домой. Пройдя по улице Огарева, вышел на улицу Герцена. И снова, снова вспоминал случай с казначеем. Очень уж загадочным казался он. Вроде все так, и что-то не так. Чего-то недостает в цепи фактов, что-то здесь противоречит.

Зачем нужно убивать человека, если есть ключи. Судя по обстановке, казначей не сопротивлялся. Иначе все было бы залито кровью, а крови нет. Забрызган только пол и то незначительно.

Он шел и никак не мог решить задачу. Но должен был ее решить. Это — его работа, его долг.

Утро наступило быстрее обычного, бессонная ночь сокращала часы. Но решения не было. Были смутные догадки в цепи сопоставлений.

А что, если Петров сам покончил с собой?

Данные научно-технического отдела, отсутствие денег в кассе, беспорядочная жизнь Федора Степановича в последние месяцы.

Он снова вспомнил биографию Петрова.

Родился Петров в сибирской деревне, в бедной крестьянской семье, в которой было семь ртов. Здесь же, в деревне, окончил он начальную школу и начал работать с отцом. После смерти отца стал кормильцем, учился. Окончил техникум связи. Пошел Федор Степанович работать на Телеграф.

На водку у него не хватало денег, — нужно было думать о тех ртах, которые остались в деревне. Да и тяги к выпивке у него не было.

И вот такой человек украл деньги у своих товарищей. Споткнулся на ухабе жизни и стал пить. Сначала немного, для храбрости, потом втянулся. На водку нужны были деньги. Тогда Петров стал пропивать зарплату, а потом все чаще и чаще стал прибегать к подвластной ему кассе взаимопомощи.

Как не заметили этого сослуживцы? Ведь за месяц до гибели он троим отказал в ссуде в назначенные комитетом сроки. Обратили бы внимание — остался бы жив человек.

Очевидно, Петров долго вынашивал мысль о самоубийстве, но никак не решался. И лишь после ревизии ему уже, по его мнению, ничего не оставалось делать.

И вот одиннадцатого августа, когда все сотрудники пошли в столовую, Федор Степанович решил купить бритву, чтобы еще до конца обеденного перерыва симулировать грабеж и убийство.