Лень, алчность и понты (СИ)

Ольга принесла коньяк.

- Ну, шлепнули бы меня под той елочкой - что имела бы семья? - Он выпил. - Все вы так - горазды других вразумлять, а что бы на моем месте ты сделала?

- Не стала бы выкапывать.

- Ну, значит ты просто не любопытная или трусливая.

- Да я же тебя не обвиняю, чего ты кипятишься?

- Еще бы ты обвиняла, то же мне - прокуроры - одна фикция. Всю страну разворовали, люди вынуждены черти чем заниматься, чтобы не сдохнуть, кроме этого чертого бизнеса ни черта не осталось!

- Ты бы больше не пил, Афанасий, - попросила Ирина.

Но он выпил. Он понимал, что Ольга в чем-то права, и не в том, что не нужно было выкапывать, просто все эти деньги свалились как снег на голову и были все-таки чужими. Одно дело извлечь клад столетней давности, и другое дело...

- Слушайте, а что, если их тоже убьют, клад будет бесхозным и никаких проблем!

- Что это с тобой, - разозлилась Ирина, - совесть заговорила? Да не будь ты такой рохлей, Афоня! Вспомни, как тебя обобрали - ни у кого совесть и не екнула, а у тебя дети!

- Да пошли вы все!

Афанасий опьянел. Громыхая он поднялся наверх, открыл чемодан и стал раскладывать его содержимое на диван, задумав составить опись.

Через десять минут Ольга с Ириной услышали его дикий крик:

- Сюда! Быстрее, поднимайтесь сюда!

- Совсем не умеет пить, - поморщилась Ирина.

А Ольга первая вбежала наверх.

Афанасий держал в руках листы и смотрел так, будто его раздели догола.

- Ни фига не понимаю! Чертовщина какая-то! Или у меня что-то со зрением?

- А что случилось?

- Оленька, посмотри - может, я не вижу - на этих листах ничего нет!

- Как нет? - Ирина выхватила листы, потом перелистала все папки. - Но ведь было...

- Может, кто-то подменил? - нашлась Ольга.

- А в футлярах все, как было, - и Афанасий вытащил свиток из футляра. - Вот - какой-то непонятный язык, - тряс он свитком, - вот и в этом футляре все написано. Все семь свитков в порядке. А в папках белые листы.

Он разбросал свитки и футляры, так что женщины взялись все вновь сворачивать и упаковывать.

- Но мы же с тобой вместе смотрели - там было и по-русски написано, все было исписано, ну, скажи, Ирина!

- Ну да, ты же мне прочел про какую-то колесницу, летящую по небу. Я даже не представляю - кто и когда подменил?

- Слушайте, а может быть это от освещения или чернила особые? Ну, помните, как конспираторы делали? - Ольга взяла лист и поднесла его к настольной лампе. - Да и бумага здесь какая-то плотная, такой сейчас и не делают.

- Но мы же тоже при электрическом свете читали, - возразила Ирина.

- Ну, мало ли... Раз эти бумаги закапывали, значит, они не простые.

- Ты права! Тут черти что может быть! А вообще-то, ребята, я что-то жутко устал. Давайте завтра посидим, подумаем. Хорошо бы узнать, что за язык на этих свитках. Ты что-нибудь придумай, Оль.

- Давай, ложись. Придумаем.

- Да не переживай ты, тебе и свитков хватит для того, чтобы голову сломать, - подбодрила жена.

- А может и деньги нарисованные, а камни - стекляшки, - пьяно пошутил он.

- Не может быть! - закричала Ирина. - Нашел над чем зубы скалить! Нажрется и как идиот становится!

- Да пошли вы! - И Афанасий бухнулся на диван. - Завтра соберусь и уеду на Белое море, грызитесь здесь друг с другом за чье-нибудь другое мужское достоинство.

- Кретин! - Ирина пошла вниз.

А Ольга накрыла Афанасия одеялом, погладила по голове, он буркнул "Спасибо тебе за все" и она выключила свет.

Спал он как убитый, натерпевшись от последних событий и всех этих фантастических метаморфоз.

Не спалось только Ольге, она почти всю ночь просидела на крыльце и её не оставляла мысль, что случившееся с Афанасием имеет какой-то скрытый смысл, она все представляла, как он лежал под этой елью и будто сама ждала неминуемой смерти, и будто сама выкапывала этот сундук...

Неожиданно ей пришло в голову, что сундук тот имеет какую-то связь с бумагами. Возникла аналогия с глубоководными рыбами - извлеченные на поверхность, они меняют вид и цвет, гаснут и тускнеют. Что, если эта бумага претерпевает подобные метаморфозы?

Уже под утро она услышала шум машины. Кто-то приехал на соседнюю дачу. Она подошла к забору и заглянула в просвет между досками. Какая-то женщина и трое мужчин входили в особняк. Она никогда не видела их здесь, да, собственно, и особняк был выстроен совсем недавно. Его построили за полгода, снеся старенькую дачу одного умершего писателя. В доме засветились окна, двое мужчин скоро вышли, один уехал, а второй остался в машине.

"Плохо будет, если и деньги с золотом окажутся бумагой и камнями", думала Ольга.

Хотя в глубине души ей хотелось, чтобы так и случилось, тогда бы Афанасий нуждался в ней ещё больше, тогда бы он остался здесь жить, а она бы стала членом его семьи. Корыстные желания, но а почему бы нет, или ей запрещено мечтать о своем маленьком счастье?

Она готовила завтрак, когда её испугал шепот за спиной: "Иди сюда! Только тихо!"

Это Афанасий манил её наверх. Уже было светло, Афанасий загадочно улыбался, его волосы торчали во все стороны.

- На! - протянул он ей печатный лист.

Она успела прочитать предложение, когда он вырвал лист из её рук.

- Они все исписаны. Обрати внимание - как будто писала машина или виртуоз-писарь - буковки ровненькие, одна возле одной, но без соединений, они словно выдавлены, как для слепых. Вот, пощупай!

Действительно, пальцы ощутили выпуклости, но этот удивительный шрифт был слишком мелким, чтобы его мог разобрать слепой.

- Это бумага словно живая, ты понимаешь?! Потрясающе! Я от волнения даже прочитать ничего не могу, меня всего колотит!

- Я принесу тебе кофе.

Весь день Афанасий провел за чтением непонятных текстов. Вернее, все, что он читал, было очень даже понятно и даже порой банально, но чаще всего сумбурно, прерывисто, с перескоками с одной темы на другую - безо всякой связности и логичности.

- Вот, смотрите, - пояснял он вечером Ольге с Ириной, - здесь выписана какая-то тирада со сплошными матами в адрес какого-то Чеснокова, затем абзац и какие-то цифровые выкладки, похожие на бухгалтерский отсчет за год, затем какие-то бредовые восклицания о любви, потом слова из песни, потом стихи, потом какие-то сексуальные охи и вздохи, здесь опять сплошной мат, какой-то чертеж, а на этом листе вообще, вот, смотрите, детский рисунок, а вот на этом порнография.

Действительно, на одном листе очень аккуратными линиями была отображена откровенная сцена совокупления.

- А это что? - Ирина взяла лист, на котором было стократно повторено "а-ла-ла, па-па-па".

- Ну ты же читать умеешь.

- А здесь вот текст из "Войны и мира" Толстого, - показала Ольга.

- Никакой логики! - развел руками Афанасий, - просто крыша едет!

Ирина его утешила:

- Да чего тут особенного? Какой-нибудь обычный трюк. Специальная бумага для мошенничества. Кому это принадлежало? Преступникам. Вот они и применяли какую-то технологию для с своих делишек. Заключат, к примеру какой-нибудь договор, а потом на листе вместо печатей и подписей вот эта галиматья. Ты что, фокусов никогда не видел?

- А ты что скажешь?

- Все возможно. Сейчас уйма неучтенных изобретений, каким-нибудь открытием мог воспользоваться кто угодно. Все эти тексты смахивают на злую шутку...

Ольгу перебила Ирина:

- Как бы и деньги не оказались шуткой.

Афанасий вытащил доллары. Купюры были пересмотрены и по всем признакам не походили на фальшивые.

- Возьми двести долларов, обменяй завтра, - попросил он Ольгу.

Это она сделала, доллары были настоящие.

Вечером следующего дня Афанасий вновь занялся бумагами. Он сидел наверху за столом, курил, когда пепел от сигареты упал на лист. И мгновенно текст исчез, на его месте появился новый, потом исчез и этот, возникли рисунки, потом чертежи и снова текст - все это стремительно, как на экране телемонитора. Он потер пальцем чуть заметный след от горячего пепла, подул на это место и все успокоилось, лист был белым. Он отложил его в сторону. Ему пришла в голову мысль поэкспериментировать с другими листами - испытать их водой, огнем, холодом... Взгляд его упал на отложенный белый лист и он вздрогнул. На нем была фраза: