Карлотта Кортес

— А ты самоуверен, Хустино.

— Любимая, такова моя работа.

— Но сделать это предстоит тебе, — быстро произнесла она. — Если ты действительно прав и все обстоит именно так.

— С удовольствием выполню твой приказ.

Наконец Карлотта привела себя в порядок.

— Ты убедил меня, хотя и не до конца. Не нравятся мне подобные промахи. Джона надо убрать. И горную козочку тоже. Ну а ты… ты уверен, что остальным удалось вывезти на машинах материал?

— Все в порядке. Я из Акрона вылетел самолетом. Торопился к тебе, Карлотта, чтобы ты не томилась в неведении.

Где-то в доме зазвенело разбитое стекло.

— Мне нужно переговорить с Генералом, — невозмутимо сказала Карлотта.

Дом, построенный в георгианском стиле, был обставлен массивной мебелью красного дерева в стиле барокко. Четырехэтажный, с мансардой под самой крышей и полуподвалом. Стены были такие толстыве, что никаких звуков не пропускали и соседей вокруг как бы не существовало.

Карлотта поднималась на третий этаж, когда снова задребезжало что-то стеклянное. Спальня и ванная Генерала находились дальше по коридору, она же повернула к кабинету и распахнула тяжелую половинку двустворчатой двери.

— Отец!

В викторианском камине, облицованном вермонтским мрамором, небольшим, но ярким пламенем горел высококачественный уголь. Кроме огромного простого стола и единственного стула с высокой прямой спинкой, обитой красной кожей, другой мебели в комнате не было. На стенах висели карты, аэрофотосъемки городов и индустриальных комплексов родной страны, находящейся далеко отсюда, там, где Кортесов когда-то почитали, а теперь ненавидели. На столе тоже лежали карты. Генерал стоял, пошатываясь и обратив невидящий взгляд на осколки двух винных стаканов в камине.

— Отец, — повторила Карлотта, осторожно прикрыв за собой дверь. Тебе плохо?

— Мне хорошо, Карлотта. Уходи!

— Сегодня пить нельзя. Вечером мы ждем посетителей, которые будут задавать вопросы.

— Я готов.

— Нет, не готов, — сказала она. — Ты пьян.

Он пристально посмотрел на дочь. Она и не пыталась скрыть свое презрение к пожилому человеку, своему отцу.

Генерал, достаточно высокий и все еще статный мужчина, отчасти сохарнил представительную внешность. Но признаки угасания неминуемо обозначились: волосы тронула седина, мускулы утратили прежнюю упругость, тело постепенно трязлело, щеки повисли, а двойной подбородок колыхался. Впрочем, врожденная властность и отколоски былого могущества не исчезли и порой давали себя знать. Вот и сейчас он подтянулся, задрал свою круглую бульдожью голову, стараясь единственно доступным, хотя и несколько жалким образом противостоять ее презрению.

Карлотта так и не простила отцу поражения и вынужденного изгнания. Ну как же — он предал ее, едва дочь и наследница вполне повзрослела, обрела вкус распоряжаться и вознамерилась взять бразды правления в собственные руки.

Тем не менее перед ней стоял не столько отец, сколько властелин Генерал Кортес. Имя и личность этого человека все еще многих впечатляли.

— Дорогая, все прошло хорошо? — спросил он.

— Довольно хорошо.

— А твой супруг… Мне следует выразить соболезнование?..

— Пока еще нет.

— Но Хустино сказал…

— План пришлось изменить. Джонни еще появится здесь, мы в этом уверены.

— Понятно.

Ему ничего не было понятно и к тому же на все наплевать. Но держаться надо, ибо расслабиться сейчас смерти подобно. Вся колония, все изгнанники в чужом, холодном городе обращали свои взоры на этот дом и на Генерала, ища защиты и поддержки, надеясь на возврат былых времен.

— Ты прекрасно выглядишь, Карлотта, — произнес он как бы между прочим.

— Отец, обещай мне, что больше не будешь пить.

— Охотно обещаю.

— Сюда в любой момент может нагрянуть полиция. Или представители властей. Будут расспрашивать о Джонни. Вероятно, придут военные с сообщением о катастрофе. Мы должны вести себя естественно, понимаешь?

— Ну да, естественно…

— На нас падет подозрение. Это неизбежно.

— Я доверяю Хустино, — промолвил Генерал.

— Мне доверяй, а не Хустино!

— Конечно, Карлотта.

Она какое-то время внимательно смотрела на него. Да, ничего не скажешь, за долгие годы кризиса отец еще не утратил способности брать себя в руки. Она увидела понимающий взгляд, и они обменялись улыбками. Генерал знал о ее амбициях, как и о том, чего дочь добилась благодаря ему, а также, что задумала сделать, используя его положение. Он не был против. Наоборот: разве помешает в близком будущем какой-нибудь дворец, на худой конец большой собственный дом, полный маленьких девочек, невинных и вожделенных. Карлотта тоже готова угодить его мужским прихотям — пускай себе повеселится на склоне лет. Он ведь так одинок. Лишь бы слушался и беспрекословно подчинялся ради желанной надежды, которую она подогревала в нем, как в избалованном ребенке, требующем новую игрушку.

Правда, иногда, как и сейчас, отец проницательно смотрел на нее, словно давая понять — знаю я твою неутолимую жажду власти, твои черные помыслы!.. От этого прозорливого взгляда ей становилось не по себе. Если бы не грядущие события сегодняшнего вечера, она бы распорядилась подать еще одну бутылку. И вызвать девицу, чтобы забылся.

Ладно, получит в свое время.

А сейчас Карлотта была в нем уверена.

— Как профессор? — спросила она.

— Я вечером Переса не видел, — ответил Генерал.

— Мне нужно сказать ему несколько слов…

Когда она постучала, Перес сразу же открыл, как будто специально стоял за дверью, с нетерпением поджидая ее.

— Что-то случилось? — резко спросил он.

— Пока нет.

— Но Хустино вернулся. И он сказал…

— Мы должны быть спокойны, Хуан, — мягко проговорила она.

— Спокойны, да. Спокойны. Нужно следить за нервами, за желудком, сердцем и печенью. Но разум не слушается. Мне нехорошо. Я не такой решительный, как ваш Хустино.

— Он не мой.

— Я знаю. Я знаю. Но как он пугает меня! Я помню, что он вытворял там, дома. Кажется, с тех пор прошла вечность! А знаете, я в какой-то степени был тогда рад уехать. Единственное, о чем сожалею, что толпа не взедрнула Хустино вверх ногами на фонарном столбе. Ведь из его команды многих поубивали.

— Они когда-нибудь пожалеют об этом.

— Да, когда-нибудь…

— И скоро, — добавила она.

— Уверенности вам не занимать, Карлотта. — Он улыбнулся. — Вы хорошая девушка. Преданная, волевая, готовая пожертвовать собой во имя отца. Генерал — великий, прекрасный человек. Он так много для меня сделал. — Перес, худой и неуклюжий, пристально взглянул на нее. — Вы ведь знаете, я не раздумывая отдал бы жизнь за Кортеса.

— Вы всегда были трогательно преданы отцу, — ласково заметила Карлотта.

Вся комната пропахла резким запахом страха, подумала она. Над головой по стеклам черного конусообразного фонаря стекали капли тающего снега. Какие бы роскошные апартаменты не предоставляли Пересу, он всегда умудрялся создать обстановку, напоминающую нищенское убожество крестьянского жилища, откуда Генерал когда-то вытащил этого редкого представителя истинных талантов, иногда рождающихся в народной гуще. Карлотте на мгновение захотелось, чтобы материальные ценности и для нее не имели значения, но она тут же усмехнулась: роскошь была ей необходима как воздух.

Профессор Перес переступал с ноги на ногу, производя при этом телодвижения, похожие на подпрыгивания кузнечика. Болезненного цвета лицо и особенно маленький подбородок мелко подрагивали.

— Садитесь, садитесь, Карлотта. Поговорите со мной.

— Времени мало. Скоро подадут обед. Вы спуститесь?

— Не хотелось бы.

— Лучше всем собраться за столом. Я уверена, кто-нибудь обязательно заявится.

— Полиция?

— Скорее всего не полиция. И мы должны вести себя естественно и обыкновенно, понимаете? Изобразить страшное волнение, если хотите, шок, когда нам сообщат о катастрофе. И мы, конечно, ничего не знаем о грузе. Хотя я сомневаюсь, что они предполжат, будто нам о нем известно.