Смерть в мансарде

Ирина Глебова

СМЕРТЬ В МАНСАРДЕ

Глава 1

Дмитрий Кандауров, молодой человек двадцати двух лет, шел через Театральную площадь, приподняв воротник форменной студенческой куртки и слегка поеживаясь. В шесть часов пополудни жара уже спала, но вечерняя прохлада еще не дохнула на разморенные улицы. И все же Дмитрия слегка морозило — сладковато-бредовое предощущение близкой болезни. «Всё-таки перекупался!» — думал он, вспоминая городской пляж, где вчера с товарищами они часами не вылезали из воды. Сейчас, в предгриппозном состоянии, Дмитрия раздражало многое из того, на что он обычно не обращал внимания. Например, объявления, так и прыгающие в глаза, с кричащими восклицательными знаками: «Остерегайтесь! Молчите! Польза Родины этого требует. Помните, что противник всюду вас подслушивает». Эти объявления еще полгода назад, в конце 15-го года появились где только можно было: в ресторациях, кофейнях, на улицах, в вагонах поездов… «Чушь какая! — морщился он. — Что за секреты здесь, у нас, важные для фронта!»

Впрочем, несмотря на здоровую долю скептицизма, он был патриотом. На фронт их, студентов-юристов, не брали, но став вольноопределяющимся, Дмитрий готов был отбыть на передовую по первому приказу. В нём так жива была ещё память о первых днях начала войны. В те июльские дни все, буквально все, кого Дмитрий знал, просто были охвачены возбуждением. Странное это было чувство, в нём смешивались гнев на наглые требования Германии, ощущение себя сынами своей отчизны, восторг перед будущими победами, тревога и предощущение будущих потерь… Что-то великое, напоминавшее Двенадцатый год, чувствовалось во всём, начиная с торжественного обещания императора Николая Александровича не заключать мира, пока хоть один вооружённый неприятель останется на русской земле.

Страна дружно откликнулась на призыв царя. Во всех концах России запасные прибывали в свои части. Главное управление Генерального штаба, принимая во внимание напряжённую обстановку, считало, что на призыв явится около 80 процентов запасных. Явилось 95 процентов, а также много добровольцев. Нападение внешнего врага как бы разрядило напряжённую внутреннюю обстановку. Мобилизация протекала блестяще, в обществе настроение было приподнятое, на грани эйфории. Все горели желанием заступиться за братскую Сербию. Вчерашние космополиты оказались вдруг ярыми националистами. Жаль только, что часто брал верх необузданный, безрассудочный шовинизм, истерическая ярость против всего «немецкого». Люди, казалось бы рассудительные вполне, потребовали переделки своих фамилий немецкого происхождения на русский лад. Одновременно с этим по всей стране началась охота на «немецких шпионов» — зачастую травля ни в чём не повинных людей. С помощью услужливой печати, которой вдруг всюду стали мерещиться переодетые прусские ротмистры, серьёзное и всенародное дело защиты родины превращалось в уголовный роман. Дмитрий, будущий юрист, очень хорошо ощущал нелепость этой шпиономании. Потому, видимо, и не верил в то, что и вправду «противник всюду».

Недавно вместе с двоюродным братом Сашей Петрусенко, Дмитрий побывал в военном лазарете. Дядя, немалый чин в полицейском департаменте, рассказал, что нынче в лазарете поправляется после ранения геройский парень, разведчик, их ровесник. И ребята навестили его, познакомились. Коля Кожевников оказался интереснейшим человеком, приветливым и простым. Дмитрий помнил, как перед войной одна американская газета учредила крупную премию тому, кто пешком обойдет весь свет, без копейки денег, зарабатывая лишь продажей своих фотографий. И что один сибиряк 18-ти лет в это кругосветное путешествие отправился. Николай Кожевников был тем самым юношей. Он успел быстро обойти полсвета, опережая поставленный срок. Август 14-го застал его в Австралии. Здесь он узнал о начале войны. Парень прервал путешествие, решив ехать в Россию. Удалось найти русского консула, тот отправил его на пароходе в Японию, оттуда — в Россию. Из Сибири с одним из воинских эшелонов Николай попал на фронт — в Галицию, был зачислен в команду разведчиков. Полтора года на передовых позициях, два Святых Георгия, заслужил и производство в офицерский чин. Пули, как завороженные, обходили его, но однажды в разведке все же был ранен…

Сегодня Дмитрий уже сам заскочил к Николаю, принес тому своего любимого Фенимора Купера. Коля прошлый раз попросил: «Дай почитать что-нибудь американское. Я после войны все равно доберусь в Америку!» Посидели немного, поболтали, словно знали друг друга с детства. Но потом Дмитрий почувствовал, что его знобит и поспешил уйти, чтоб не заразить раненного. Теперь, поднимаясь по лестнице наверх, к себе, он думал: «Надо бы какого-нибудь лекарства проглотить, а то и впрямь разболеюсь».

Он снимал комнату в большом пятиэтажном доме Фраермана на центральной улице города — Сумской. С детства оставшись без родителей, он жил как родной в доме у дяди, воспитывался со своими двоюродными братом и сестрой. Но когда стал студентом, решил быть самостоятельным. Дядя не возражал, сам подыскал ему хорошую комнату недалеко от своего дома.

Комната в мансарде была по душе Дмитрию, а вскоре у него появилась и приятная соседка. Чуть поболее года назад вторую квартиру в мансарде сняла скромная девушка Евгения Радзилевская. Была она на годик помоложе Дмитрия, мила, интеллигентна, говорила с небольшим акцентом. И когда он, поборов первоначальную робость, познакомился с ней, то узнал, что Женя наполовину полячка и что она бежала из Лодзи, где фронт был угрожающе близок, и где она трагически лишилась родителей. Недолгое время девушка жила на пособие для беженцев, но почти сразу стала искать работу и вскоре устроилась в отдел статистики Южной железной дороги. Иногда вечерами она просто, по-соседски, приглашала его почаевничать. Дмитрий был рад этому и почти сразу понял, что у девушки хорошее образование. Он сам ей посоветовал поступить на высшие женские курсы. «Я тоже об этом думала, — призналась Женя, — и уже готовлюсь».

Да, Дмитрий совсем было влюбился в свою соседку, но тут все быстро оборвалось. У Жени появился жених. Откуда он взялся — Бог весть. Хотя Женечка однажды, словно оправдываясь, сказала ему, что Александр по делам своей службы часто бывает в их отделе. Конечно, молодому человеку этот тип не нравился. Был он лет на десять его старше, тоже вольноопределяющийся, однако носил форму и имел звание поручика, поскольку служил в военном таможенном ведомстве. Впрочем, поручик был неплох собой, тут Дмитрий отдавал ему должное: невысокий, но крепкий и гибкий, смуглый, с властным взглядом, белозубой улыбкой и мощным рукопожатием. С тоненькой, белокурой и голубоглазой Женей они смотрелись рядом очень хорошо. Однако Дмитрий внутренне сжимался и испытывал неловкость от развязного тона «жениха», его бесцеремонных манер. В такие минуты он старался не смотреть на Женю: казалось, ей тоже не по себе.

Вечерние чаепития прекратились, однако взаимная симпатия и дружба между молодыми соседями осталась. Встречаясь, они надолго останавливались поболтать, иногда Дмитрий по утрам доводил Женю до работы и шел дальше в академию. Именно к нему первому прибежала девушка в слезах, когда случилось у них в отделе ужасное происшествие…