Места без поцелуев

Мария Жукова-Гладкова

Места без поцелуев

Глава 1

Сергей возвращался домой, в Питер, из очередной командировки в столицу. Как ему надоело мотаться по стране! Но командировка в Москву – это все-таки не поездка в какую-нибудь тьмутаракань. А ведь сколько раз приходилось бывать в таких местах, о которых никто из знакомых и родственников слыхом не слыхивал.

Пришедший молодым специалистом в проектный институт, Сергей по глупости ляпнул начальству – мол, готов к любым командировкам. Думал, дурак, страну посмотреть, хотя бы «эту» – из режимного предприятия он, естественно, был невыездным. Знал бы, в какую глухомань забираться придется… Какие там достопримечательности и исторические места?! Уже радовался, когда «удобства» находились не на улице. В молодости он крепко пил – что еще делать в таких поездках? Потом взял себя в руки, сообразив, что катится по наклонной плоскости. Теперь «принимал» совсем по чуть-чуть и только в крайнем случае – на очень ответственных переговорах. Потому как бизнес без рюмки иногда просто невозможен.

Вот уже несколько лет Сергей Куприянов работал не в советском проектном институте, а на частной фабрике по производству колбасных изделий под названием «Бифпорк Продакшн» в должности коммерческого директора. Фабрика располагалась в подвале и на первом этаже того же самого проектного института, где Сергей начинал свою трудовую деятельность.

Проектный институт, преобразованный в акционерное общество «Сапфир», сдавал свои площади всевозможным фирмам и фирмочкам, благо места было в достатке. Крупнейшими арендаторами являлись банк «Купчинский кредит», полностью занявший вторую площадку «Сапфира», расположенную недалеко от станции метро «Купчино», и фабрика «Бифпорк Продакшн», находившаяся в главном здании, или, как его еще называли, «Площадке № 1». Президент акционерного общества был человеком не простым, как теперь говорят, «серьезным», имел немалую долю и в банке, и в фирме, где трудился Куприянов. Как, впрочем, и во многих других предприятиях, акционером или собственником которых являлся.

С генеральным директором «Бифпорк Продакшн» Константином Павловичем Романовым по кличке Окорок – на кличку тот отзывался, ни на кого не обижаясь, – отношения у Сергея сложились прекрасные – и рабочие, и чисто человеческие. Куприянов часто думал, что впервые в жизни ему с начальником крупно повезло. Окорок, как нередко бывает с людьми очень «крупных» размеров, был человеком широкой души – щедрым, радушным, любил хорошо поесть, выпить, песню спеть, а также любил женщин, баню и русскую природу. Однако Романов умел не только отдыхать, но и работать, поэтому и уважал тех, кто хорошо трудился.

Они с Сергеем сразу же нашли общий язык и понимали друг друга с полуслова. Окорок по командировкам ездить не любил, тяжело было ему передвигаться с его-то габаритами; он управлял производством из своего кабинета, где вся мебель была под стать хозяину – специально заказывалась у кого-то из многочисленных приятелей Романова. Куприянов же мотался по городам и весям, договариваясь о закупках нового оборудования, поставках сырья, сбыте продукции. Но теперь в отличие от доперестроечных времен он знал, для чего работает. Окорок платил щедро. Вообще по доброй воле от Окорока еще никто не уходил. Случалось, Романов увольнял, причем на прощение рассчитывать не приходилось. При приеме нового человека Константин Павлович сразу же предупреждал: сам он – человек пьющий, но на работе себе этого никогда не позволяет (что соответствовало действительности) и от других того же требует. Мягкий и добродушный на вид, Окорок мог в случае необходимости продемонстрировать железную волю и твердость характера.

Пока было только два случая увольнения за пьянку, о которых знал Куприянов. Тогда он и увидел, каким жестким может оказаться Окорок. Это поняли все, потому и зарубили себе на носу: с шефом шутки плохи. Работаешь – будешь получать соответственно своему вкладу, придуриваешься или разгильдяйничаешь – возьмут другого.

На этот раз Куприянов возвращался с выставки торгового оборудования. Решили они обновить производство, запустить новые виды продукции; вот и ездил Сергей в Москву смотреть, что предлагают западные фирмы. Устал за три дня ужасно, но завел много полезных контактов, набрал визиток и рекламных проспектов, которые им с Романовым предстояло изучить и принять какое-то решение.

Подходя к своему третьему вагону, Сергей на платформе раскрыл портфель, нажал на кнопку, включающую запись (если уж приказали – надо делать, пусть слушают, если им так хочется, – хотя кто будет говорить о серьезных делах в купе, в особенности если там незнакомый человек едет?), и приготовил билет.

Сергея обычно мало интересовали попутчики, даже сейчас, когда ему велели записать все разговоры. Входя в купе, он сразу же ложился спать и открывал глаза только утром, перед самым прибытием поезда на вокзал.

В Москву он всегда ездил на «Красной Стреле» и брал себе верхнюю полку – чтобы никто не мешал, сидя на нижней. Лег – и спишь себе спокойно. На сей раз билет он покупал не сам, однако все получилось как по заказу – второй поезд, четырнадцатое – верхнее – место.

Он оказался первым в своем четвертом купе третьего вагона. Только Сергей собрался прикрыть дверь в коридор, чтобы переодеться в спортивный костюм, как вошла холеная полная дама лет пятидесяти, с бриллиантами в ушах и на пухлых пальцах. Поздоровалась – и плюхнулась на тринадцатое место.

– Уф! – сказала дама. – Ну и устала же я… как собака. В моем-то возрасте бизнесом заниматься… И еще тринадцатое место ко всему в придачу. Но, слава богу, домой еду, а то бы ни за что не села – разве можно ехать заключать сделку на тринадцатом месте?

Куприянов молча пожал плечами. Потому как не верил в приметы. И на полную даму с ее проблемами ему тоже было наплевать. Ему хотелось лишь одного – чтобы она замолчала. Или хотя бы поскорее пришли остальные пассажиры – пусть мадам переключится на них.

Дама продолжала говорить – жаловаться на судьбу. Несчастная пожилая женщина (наверное, хотела, чтобы Куприянов стал ее убеждать в обратном), на плечи которой взвалили такой груз, что и атланты бы не выдюжили.

Но дама, однако же, выдерживала. Сергею подумалось, что на ней бы пахать и пахать… Десяток лошадей заменила бы. Или пропеллер вставить в одно место – завертелся бы от избытка энергии. И от бедности мадам явно не страдала – в одном ухе блистала считай что дача, в другом – машина. А то, что сверкало на пальцах, тянуло на квартиру где-нибудь на Садовом кольце, в районе Патриарших прудов.

– А вы не утомились? – спросила дама.

Куприянов не слушал, о чем она говорила, так что ответить не мог.

– Простите… – пробормотал он. – Я могу попросить вас выйти на минутку? Мне надо переодеться. Я сразу же лягу и не буду вас больше беспокоить.

Дама надула губы. Однако встала и уже собралась выйти, когда в дверном проеме появились трое молодых людей – двое поддерживали третьего, висевшего у них на руках. В купе сразу же запахло спиртным.

Дама скорчила гримасу. Куприянов тоже поморщился: конец октября, окно не откроешь, да и в самое теплое время года открывать его нежелательно (если вообще возможно): может здорово продуть. Он сразу же вспомнил, как несколько лет назад ехал во Владимир в июльскую жару, когда на улице было не продохнуть, и они с попутчиками страшно обрадовались, что в их купе наполовину поднято окно. Потом Сергей две недели провалялся в постели, проклиная тот поезд.

– Вы уж извините нашего друга, господа, – говорил один из тех, кто привел пьяного, парень лет двадцати пяти бандитского вида, – просто так получилось. Но он вам мешать не будет, гарантируем. Ляжет – и проспит до Питера. У него верхняя полка. Мы его сейчас уложим.