Либерея раритетов

Горай Борис

Либерея раритетов

БОРИС ГОРАЙ

ЛИБЕРЕЯ РАРИТЕТОВ

Повесть

I

Дождь моросил не переставая. Еще вчера белый и пушистый, сегодня снег потемнел. Могильные холмики обретали свои обычные формы.

Когда небольшая похоронная процессия вступила на территорию кладбища, Светлана еще теснее прижалась к мужу. Глаза ее, воспаленные от слез, выражали несвойственную покорность.

Катюшка то и дело порывалась выдернуть свою крохотную ладошку в варежке из большой руки отца и порезвиться. Девочка беспрестанно вертела головой и про себя, чуть шевеля губами, читала фамилии на мраморных досках и табличках. Смерть бабушки ее не испугала, тяжесть и боль утраты не сдавливали сердечка.

Киму казалось, что потеря, к которой он был готов, зная о безнадежном состоянии давно болевшей тещи, вызовет в нем тяжелые переживания. Но все оказалось проще, как-то будничней и спокойней. Теща умерла ночью, во сне. А утром он уже обзванивал родственников и близких знакомых.

Гроб опустили в могилу тихо и быстро. Застучали по его крышке комья глины и смолкли. Вырос холмик. Его подровняли. Грубо, лопатой обрубили стебли цветов и воткнули их в мокро-мерзлую землю. Ким обнял одной рукой жену, другой - дочку и повел их к выходу. Они проходили мимо старых могил. Вокруг одних высились подобия склепов, сваренные из полос или прутьев металла и старательно выкрашенные, другие стояли даже без оград, всеми забытые, едва угадываемые под осевшим снегом.

Ким шел уверенно. Он хорошо знал городское кладбище. Часто, особенно осенью, приходил сюда на этюды. Тишина и покой помогали ему одновременно отдохнуть и сосредоточиться. Именно здесь догадки и предположения выстраивались стройными рядами, разрозненные, а порой и противоречивые факты занимали свое место...

У выхода, будто очнувшись, Светлана отстранилась от мужа, мельком глянув в зеркало, поправила на голове сбившийся черный платок, отряхнула варежки дочери, оглядела Кима и грустно улыбнулась. Даже сейчас она не могла отказать себе в невинном удовольствии полюбоваться мужем. Высокий, широкоплечий, иногда резкий в движениях, он всегда внушал ей спокойствие и уверенность в себе. На обрамленном каштановыми волосами смугловатом лице его с широко поставленными серыми глазами несколько маленьких коричневых родинок казались естественным украшением.

Светлана знала, что, нравясь женщинам, сам Ким относится к своей внешности пренебрежительно, хотя по долгу службы всегда был предельно аккуратен.

У ворот кладбища их ждал служебный автобус, который Киму выделили в связи с похоронами тещи.

Здесь же, неподалеку, оказалась черная "Волга" отдела уголовного розыска. Ким надел шапку и подошел к машине. Семеныч, как всегда, внимательно изучал журнал "За рулем". Они у него не переводились: то ли старые перечитывал, то ли новые читал по месяцу.

- Ты чего, Федор Семеныч? - заглянул Ким в открытое окно.

Водитель, не отрывая взгляда от журнала, мотнул головой в сторону. Они уже виделись сегодня утром, когда Ким забегал на работу перед похоронами. Тогда молчаливый Семеныч вылез ему навстречу из машины.

что делал исключительно редко и очень неохотно. Он вплотную подошел к Киму и глухо сказал:

- Ты это, держись. Вот. Что же тут... - и пожал Киму руку.

Сейчас же он даже не удостоил его взглядом. Повернувшись в ту сторону, куда кивнул Семеныч, Ким увидел подходившего к ним Вадима. Сычев спрятал подбородок в толстый, домашней вязки шарф, воротник пальто из бежевой плащевой тканп с теплой подстежкой был поднят. Вадим непрестанно шмыгал носом, смущался от этого, но ничего не мог поделать со своим насморком, допекавшим его ранней весной и поздней осенью.

- Извини, - поздоровавшись, прогундосил Сычев. - Смолянинов за тобой прислал.

Вадим отвернулся и облегченно вздохнул, выполнив свою неприятную миссию.

- Ладно, не вздыхай, - тронул его за плечо Ким. - Я же понимаю.

На самом деле он ничего не понимал. Начальник отдела уголовного розыска дал ему три дня по семейным обстоятельствам. Не каждый же день такое случается.

Досада все-таки дала о себе знать. Хотя Ким и не хотел признаваться в этом даже самому себе. В такой день... Да и Светку жалко.

Она стояла у автобуса, удерживая за руку дочку, которой хотелось подойти не столько к отцу, сколько к большой черной и такой блестящей от дождя машине.

- Давай ко мне заедем, - не предложил, а скорее заявил Ким. - Оттуда в управление. А?

Вадим пожал плечами: мол, как знаешь, я свое сделал, и открыл дверцу. Ким подхватил на руки подбежавшую к нему Катюшку и посадил ее рядом с Вадимом на заднее сиденье, а сам пошел к автобусу.

- Грустный месяц март, - сказала Светлана, когда они подъехали к дому. Помолчала и потом добавила: - Как бы Катюшка не простудилась.

Ким молчал. Он держал руку жены, затянутую в тонкую кожаную перчатку, и смотрел на выходящих из автобуса родственников. Ему вдруг стало обидно за своих девчонок. Обидно оставлять их одних. Конечно, это реакция ца смерть тещи: и паршивое настроение, и сентиментальность эта, невесть откуда взявшаяся. Он любил тещу, хотя и старался не подавать виду, но любил нежно, как-то по-домашнему. И любовь его проявлялась не в праздничных подарках, о которых Ким никогда не забывал, не в терпимом отношении к ее старческим нотациям, а скорее в тактичном умении сгладить острые углы совместного быта.

Когда девять лет назад Ким пришел в этот дом, на него повеяло воспоминаниями детства. Раньше они с матерью и отцом жили в пригороде, почти в таком же двухэтажном кирпичном доме, в комнатушке на втором этаже. Отец, умерший, когда Киму едва исполнилось восемь, мечтал видеть сына на Кировском заводе, где проработал всю свою жизнь, пройдя большой и сложный путь от подсобника до инженера. Это он, Клим Логвинов, как обещал своему отцу, дал сыну имя Ким - Коммунистический интернационал молодежи.

Имя странное, но между тем созвучное его собственному.

- Ты иди, - Светлана поправила и без того безукоризненно лежащий на его груди шарф. - Мы сами.

Тетя Саша, наверное, уже все приготовила. Позвони, если сможешь.

Ким наклонился, поцеловал жену куда-то в висок и пошел к стоящей у соседнего подъезда "Волге". Поднял на руки надувшую губы дочку, прижал к себе и шепнул на ухо:

- Не шали, слушайся маму. Ей сегодня очень плохо.

Катюшка кивнула, выскользнула из рук отца и медленно, то и дело оглядываясь, пошла к своему подъезду.

Когда Ким сел рядом с водителем, машина резко рванула с места. Семеныч удовлетворенно крякнул, усаживаясь поудобнее. Под колесами вместо спекшегося за зиму льда уже шуршал асфальт. Машина хорошо держала дорогу.

- Может, скажешь, в чем дело? - спросил Ким, обернувшись к Вадиму. Подъезд и автобус с черной полосой уже скрылись за поворотом, и он с удивлением почувствовал, что ему стало легче. Словно дома, мимо которых они проезжали, отгородили печальное событие сегодняшнего дня и все, что было с ним связано. Ким переключался на работу.

Вадим нарочито равнодушно произнес:

- Труп. В Петропавловском, дом семь. Похоже на убийство. Смолянинов сказал, чтобы ты подъехал, посмотрел. А потом - сразу в прокуратуру. Там получишь задание по плану следственных действий и оперативных мероприятий.

Начальник отдела почему-то не давал Сычеву сложных и ответственных поручений, хотя оба они были в звании капитана, держал его на "мелочовке". Почему?

Логвинов как-то спросил об этом полковника, но Смолянинов вместо ответа как-то странно посмотрел на него и снисходительно улыбнулся. Вадим работал всегда не то чтобы уж очень хорошо, но без "проколов" - стабильно и добросовестно. Но на каком-то этапе он терял нить поиска, утрачивал инициативу и без посторонней помощи уже не мог обойтись. А в последнее время и сам Сычез, похоже, стал увиливать от сложных заданий.

- А ты чего же? - как бы между прочим спросил Ким. - Мог бы попроситься, чтобы послали тебя.