Загадка акваланга

Владимир Безымянный

Загадка акваланга

Затевая открыть кооператив, Борис Фришман полагал, что сможет скопить кое-какой капиталец. Вместо этого он приобрел постоянную головную боль, страх до холодного пота и повседневную усталость. Даже название кооператива — «Сатурн», придуманное юристом, готовившим документы для исполкома, начало раздражать Фришмана, хотя до недавних пор такие мелочи его совершенно не волновали.

Семья Фришмана — он сам, жена и трехлетняя дочь жили в достаточно просторной по нынешним временам двухкомнатной квартире, записанной на имя жены, на тихой улочке в центре Гурьева.

Доставшийся главе семьи по наследству от рано умерших родителей дом подолгу пустовал и к моменту выхода в свет Закона о кооперации основательно пообветшал. Со стороны пустыря у облупившегося забора, ограждавшего дом, расторопные соседи устроили свалку, а с другой сквозь расшатанные прогнившие доски ограды частенько доносились пьяные песни — недавно вернувшийся из заключения в объятия к престарелой матери волосато-татуированный сынок с приятелями будоражили слух соседей фольклором:

— Зимой в тайге балдоха светит, но не греет…

Волею Фришмана отцовский дом был отдан в распоряжение кооператива «Сатурн». Удачно расположенный на окраине, вдалеке от городского транспорта и любопытных глаз, он пришелся по душе кооператорам. Но когда в доме начала скапливаться продукция, стоимость которой составила не один десяток тысяч, четверо компаньонов решили установить ночные дежурства — что ни говори, а на всей улице, где стоял дом, из мужчин только Борис Фришман не имел судимости, и поди знай, не придет ли в голову кому из уважаемых соседей улучшить свое материальное положение за счет кооператива.

Длинный, обрюзгший, словно траченый молью — и не подумаешь, что ему только тридцать, Даулет Сербаев, числящийся в «Сатурне» ревизором, довел решение «четверки» до сведения коллектива.

Работники зашумели.

— Зарплата неплохая, но в вашей дележке никто из нас не участвует. Сами и колотитесь за ваш товар. Я лично ночевать собираюсь дома! — выразил общее мнение сутулый лаборант Луков. Классный мастер, он не боялся потерять работу, скорее наоборот, компаньоны обеими руками держались за него — свой «золотой фонд».

Впрочем, теперь, после появления новой, несравненно более прибыльной работы, руководство кооператива не так уже тряслось над «швейкой», как год назад, в эпоху зарождения «Сатурна». Однако, что бы там ни было, а легальное прикрытие необходимо.

Даже постоянные работники кооператива, не говоря уже о посторонних, не подозревали, что основные деньги приносит компаньонам не подверженная хищениям продукция — воздух. В курсе были только четверо: трое отцов-основателей «Сатурна» — Фришман, Сербасв и Ачкасов, а также недавно примкнувший к ним маленький, с лицом, как печеное яблоко, сорокалетний Ефим Юлеев, работающий по трудовому соглашению.

Юлеев всячески пытался увильнуть от ночных дежурств.

— Я — что?.. Мое дело маленькое. Мою продукцию никто стащить не сможет… Я — завсклад на заводе… Понятно?.. Целый день там кручусь, и еще здесь целую ночь глаз не смыкать!.. Дудки! — тараторил он.

— Не суетись, Ефим! — гулким баритоном оборвал его бухгалтер Ачкасов, плотный, налитой здоровьем, почти квадратный, несмотря на предпенсионный возраст. — Все мы одной веревочкой повязаны и в радостях, и в печалях… Долю-то ты свою не на заводе получаешь. Или хочешь, чтобы мы наняли сторожей?.. Чтоб чужаки сюда нос сунули?

— Оно-то конечно… — вяло согласился Ефим, остывая.

С тех пор дежурили по очереди. Но как-то Фришман, встретившись с Юлеевым, вкрадчивым голосом спросил:

— Ефимушка, не ты сегодня ночью по «Сатурну» дежуришь?

— Ну, я, — досадливо отмахнулся Ефим. — А что, может, подменить хочешь?

— Вот именно… подменить.

Потом с таким же предложением он обращался к остальным компаньонам. Те удивленно пожимали плечами, но с удовольствием соглашались.

— Что, в родительский дом потянуло? — съязвил Ачкасов.

— Почти угадал, Ленечка, — невнятно отозвался тот.

Но причина, по которой Фришман взвалил бремя дежурств на себя, вскоре разъяснилась.

— Девицы-то хоть ничего? Не подхватишь? — поинтересовался дотошный Ачкасов.

— Пальчики оближешь, Меняю через день. Не люблю однообразия. Устаю…

— Это понятно… А как супруга? Вдруг узнает, явится ночью?

— Да как она доберется?.. Ночью в район «Сатурна» даже таксисты не соглашаются ехать… И вообще, надо ополоуметь, чтобы бросить ребенка и мчаться на другой конец города на предмет проверки супружеской верности…

— А вдруг?

— А я ей шиш открою. Калитка от дома далеко. Скажу потом, что был хорош вдребезги, спал.

Эти ночи не прошли бесследно для Фришмана: дьявольская усталость сковывала все тело, казалось, что ноет каждая косточка. Но и дома не было покоя и отдыха — его постоянно терзал страх близкого ареста, который особенно усилился после того, как компаньоны наладили «деловую» связь с заводом.

«Все, что проворачивали раньше — детские шалости по сравнению с этой новой, простой, прибыльной, но чрезвычайно опасной комбинацией. Труды мои каторжные, нерпы никакими денежками не окупятся, — кокетничал сам с собою Фришман, но тут же мысли его перескакивали на другое, томительно замирало сердце: — О!.. Нот ощущение чувствовать в карманах тугие кирпичики четвертных или червонцев в банковской упаковке! Наличман — это все!» — подводил он трезвый итог.

Фришман сидел в обшарпанном стареньком «Москвиче» Юлеева, ожидая возвращения из банка бухгалтера кооператива Ачкасова. Ширина проезжей части тенистой улочки в центре города перед столь солидным учреждением явно не соответствовала размаху развития кооперации. Тротуары, не говоря уже об обочинах, были забиты легковыми машинами преимущественно дорогих моделей. Не в диковинку были здесь и иномарки.

«Только такой сквалыга, как Ленечка, — про себя Фришман иначе и не называл Ачкасова, — мог продать мне „Волгу“ и ездить на этой развалюхе якобы для того, чтобы не привлекать внимания. А ведь тогда он одной зарплаты получал пять штук в месяц. Хорошо жилось, если бы не сволочной этот прогрессивный налог… Какие деньги через банк выкачивали! А бумажки подписывать — работа не пыльная… Страшновато, конечно… Вот и Ефимушка-юродивый пугает ревизиями на заводе. Главное, что лишний флизелин, якобы давно полученный „Сатурном“, укрыт в надежном месте. Пора бы уже и покупателям приехать… Проверки… они всегда были и будут, надо только смазывать пообильней, не крохоборничать… Даже здесь, в банке, не положишь на руку — неделю будут мотать с одной операцией. И все по правилам: то завиток подписи или цифра на печати не вышли, то цвет пасты в бланках разнится… Да мало ли!.. Предприятиям и то случается денег не дают, не то что кооперативам. Мы кто? Дойная корова, но с подозрительной родословной. А Ленечка молодец, пробивной. Со всеми банковскими мегерами, как он выражается, взасос. Точное слово, именно — взасос. Правильно сделали, что пропуск в банк оформили на его имя… Ага!.. Вот он и сам вышагивает. Смотри ты, как степенно, уверенно… Но что-то мне не нравится портфельчик, легковат. Может… Да нет! Так и есть — пустой! Какой идиот станет бросать сорок тысяч в багажник этого тарантаса!..»

Леонид Ачкасов сел за руль, хряснул всердцах дверцей и тяжело вздохнул. Все было ясно без слов, но Фришман все еще ерзал:

— Как же так, Ленечка!.. Ты же заверял, что сегодня точно будут. Или, может, попозже?

— За что купил, — не глядя на Фришмана, лениво проговорил Ачкасов. — Вот и марка на руках. Как только появятся наличные — нам первым выдадут. Я уже всех там накормил: и старшего кассира, и бухгалтера, и операционистку. Нашим бумагам — зеленая улица… Денег не подвезли.

— Так пойди к управляющему… дай сто, двести…