Криминальное наследство

– Тогда давайте не будем терять времени на то, чтобы обдумать случившееся, у вас его было, на мой взгляд, достаточно... – Александров уже извлек бланки протокола дознания и вытащил ручку. – Я имею в виду, наверняка у вас появились какие-то соображения относительно причин, по которым убили Сурина?.. Но вначале давайте покончим с формальной частью: имя-отчество-фамилия, адрес, номер и серия паспорта...

Сноровисто заполнив шапку протокола, капитан вопросительно поднял взгляд на горестную физиономию Чайкина:

– Я слушаю вас...

Евгений Борисович расстроенно качнул головой:

– Конечно, я думал над этим... этим вопросом, и единственное, что понял, – для каких-либо предположений у меня просто-напросто не хватает информации, потому и не приходит в голову ничего, кроме... Возможно, то, что произошло, как-то связано с этим неожиданным для всех нас банкротством?..

– Банкротством?! – От изумления Олег замер, уставившись на своего собеседника. Так вот что делают здесь представители Центробанка!..

– А вы не знали? – Евгений Борисович вздохнул. – Ну да, откуда?.. Вы же из уголовного розыска, в связи с убийством... Но и для нас – я имею в виду большинство сотрудников банка – это было как снег на голову...

– Для вас лично – тоже? – Оперативник успел переварить услышанное. – Странно, вы же заместитель Сурина! Неужели не видели, к чему идет дело?

– Я заместитель по общественным связям, – мягко пояснил Чайкин. – Фактически пресс-секретарь... К тому же проработал здесь всего около двух лет... В мои обязанности входит, если так можно выразиться, литературная обработка текстов докладов, вообще любых текстов, а в основном, конечно, реклама, презентации и все в таком роде... Еще я исполнял обязанности переводчика, если требовалось: английский в какой-то минимальной мере Вадим Вячеславович знал, хотя помощь при общении все-таки требовалась... А вот с немецким и французским у него проблемы...

– Вы знаете три языка? – с невольным уважением поинтересовался Олег.

– Пять, – вздохнул Евгений Борисович, словно сообщал оперативнику не о своем блестящем образовании, а о неизлечимой болезни. – Еще шведский, датский... Шестой, испанский, пока что далек от совершенства.

Александров посмотрел на Чайкина как на инопланетянина: сам он никаких других языков, кроме русского, если не считать почему-то намертво застрявшей в памяти со школьных времен фразы «Аё воз бон ин Москоу», не знал. А посему, дабы не плодить в себе лишних комплексов, заставил себя вернуться к сути услышанного:

– Вы говорите, объявление о банкротстве оказалось для вас неожиданностью?.. Когда, кстати, это произошло?

– За три недели до Нового года, – уверенно произнес молодой человек.

– Но если вы занимались докладами и прочими текстами, фактически готовили их для Сурина... Почему это стало для вас неожиданностью? Наверняка же какие-то основания, по крайней мере в последние месяцы, просматривались?

– В том-то и дело, что нет. – Чайкин отрицательно покачал головой. – Потом, нельзя забывать, что все, с чем имел дело я, рассчитано на окружающих, партнеров... Словом, не для внутреннего пользования. Возможно, несмотря на то что дела у Вадима Вячеславовича вообще в банке шли плохо, у него до последнего момента оставалась надежда. Могла быть какая-то крупная сделка с известной долей риска, в итоге рухнувшая...

Он немного помолчал, затем бросил на оперативника быстрый взгляд и, слегка покраснев, отвел глаза:

– Ну и, конечно, нельзя совсем отметать наихудший вариант, в свете которого как раз может возникнуть связь с убийством...

– Ложное банкротство? – произнес Олег.

– Знаете, – жалобно сказал в ответ Чайкин, – я правда вряд ли смогу быть вам тут полезен, сами видите, у меня сплошные домыслы. Вот Илья Семенович – совсем другое дело, он с Вадимом Вячеславовичем работает с момента основания банка, и вообще все считают его просто блестящим финансистом... Но Голдин сейчас занят, у него представители Центробанка. Думаю, это надолго...

– Давно они заседают?

– Не больше часа.

– Вы не в курсе, в Центробанке тоже зародились те же сомнения в подлинности банкротства, что и у вас?

– Разве я говорил, что у меня есть сомнения? Что вы! – разволновался Чайкин. – Я же рассуждал чисто теоретически! Поймите, у меня действительно о финансовой стороне нашей деятельности представление самое общее!

В конечном счете, так и не сумев прорваться в кабинет Голдина, Олег счел за благо оставить рыженькой секретарше свой мобильный номер и отправился перекусить, наказав девушке перезвонить ему сразу же, как только финансист освободится.

Звонок застал его в небольшом кафе, расположенном на Арбате, как раз в тот момент, когда, поглотив всего-то две чашечки кофе и один-единственный, правда, надо признать, вкуснейший чебурек с салатом, он с праведным возмущением разглядывал поданный официантом счет. С точки зрения Олега Васильевича, на указанную в нем сумму вполне можно было закупить продуктов денька на два – на три на ближайшем рынке. К сожалению, выяснять отношения с официантом не осталось времени: секретарь предупредила Александрова, что в распоряжении Голдина на встречу с оперативником не более двадцати минут...

– Я понимаю, как это важно, – пояснил и сам Голдин, когда запыхавшийся капитан объявился у него в кабинете, – но поймите и вы меня: эти господа из Центробанка вернутся максимум через час, чтобы продолжить свою пытку, а я ведь тоже человек, устал смертельно, праздника, считайте, не видел, а теперь еще, пожалуй, и судиться с ними придется... Черт знает что они вбили себе в головы!

Вид у толстяка Голдина и впрямь был не просто усталый – вымотанный: покрасневшие от напряжения белки глаз за толстыми стеклами очков, вымороченная бледность на круглой, но в данный момент осунувшейся физиономии: гибель шефа в сочетании с атакой, предпринятой Центробанком, явно доконала Илью Семеновича. Возраст его, на взгляд Олега, зашкаливал где-то за шестой десяток. А может, он просто выглядел так из-за кучи свалившихся на голову неприятностей. Тем более что и главбух банка, которого, войдя к Голдину, оперативник еще застал в кабинете собирающим в пачку свои бумаги, смотрелся ничуть не лучше. Да и костюмы у обоих были изрядно помяты, а Илья Семенович еще и нынешним утром натянул явно не самую свежую рубашку.

– Судиться, говорите? – самым сочувственным, на какой только был способен, тоном поинтересовался Олег, опускаясь на длинный диван, стоявший возле окна. Хозяин кабинета, выбравшись из-за стола, еще раньше пристроился на этом же диване.

– Что, не верят в подлинность вашего банкротства? – Олег решил действовать без экивоков, в лоб.

– А вы, я вижу, наслышаны уже, – с горечью усмехнулся Голдин и, вздохнув, добавил: – Вы правы, не верят... Всю душу из нас с Иваном Петровичем, это наш главбух, вытряхнули, да и в бухгалтерии сотрудники все доведены практически до нервного срыва...

– И что, совсем безосновательно?

– Абсолютно! – твердо произнес Голдин и нервно мотнул головой. – Но... вы ведь к нам, насколько я понял по словам Жени, в связи с гибелью Вадика? Кошмар!.. Вот это правда кошмар! Надеюсь, вы найдете этих подонков... Господи, бедный Вадим, бедная Лариса... А уж о том, что будет теперь с нами, и вовсе молчу...

– То есть?

– Поймите, если хочешь придраться, всегда найдется к чему, особенно в нашей сфере... Вадима больше нет, следовательно, всех собак будут вешать на нас... На меня в первую очередь... Господи, знать бы, у кого поднялась рука...

Илья Семенович снова мотнул головой и дернул ворот своей рубашки – словно ему стало душно.

– Как же я надеюсь, что вы найдете негодяев... – почти прошептал он.

– Обязательно найдем, – произнес Олег, – конечно, если вы будете с нами искренне сотрудничать. Должны же быть у вас, Илья Семенович, какие-то вполне основательные соображения на этот счет? Вы, насколько знаю, много лет проработали с Суриным, наверняка знаете и его друзей, и, главное, врагов...