Банда 7

Пафнутьев сидел у окна один, находя для себя все новые особенности итальянского пейзажа. Он с интересом улавливал у начала каждого тоннеля цифры на табличках — длину тоннеля в метрах, прикидывал, какой длиннее, какой изгибается круче. После первой сотни километров к нему подсела Пахомова, разобравшись наконец в своих бумагах, подробно поговорив с водителем, тем самым очкастым Массимо, которого Пафнутьев запомнил по снимкам. Он оказался немногословным, сдержанным, но властность в нем ощущалась, и некоторую если не робость, то зависимость Пахомовой от этого человека Пафнутьев тоже увидел.

— Как путешествие, Павел Николаевич? — спросила Пахомова. — Не устали?

— Что вы! Прекрасная дорога! Ехал бы и ехал... Но пора, кажется, и остановиться в какой-нибудь забегаловке. Некоторые дамы нервничают.

— Да, я знаю, организм требует своего. Километров через десять дорожный ресторан. Там можно перекусить, выпить пива, размяться.

— Это было бы кстати.

— Скажите, Павел Николаевич, вон тот гражданин в светлом костюме с дамой... вам знаком?

— Не так чтобы очень, но я его знаю... Это Жора Шаланда с женой, он в милиции работает.

— А я смотрю — вроде где-то видела... — сказала Пахомова с некоторым облегчением. Слова «работает в милиции» были и правдивыми, и достаточно невинными: мало ли кто сейчас работает в милиции.

— Я сам и предложил ему эту поездку... У него отпуск, в наших краях еще холодно, моря холодные... Поехали, говорю, по Италии прошвырнешься. Он сомневался, но жена как услышала про Италию, вопрос был решен в пять минут.

— В такую поездку и с женой?! Мне кажется, они оба совершили ошибку. Вы, Павел Николаевич, поступили более предусмотрительно — жену дома оставили. А вон тот, с хохочущей дамочкой? — спросила Пахомова о Халандовском.

— Того я не знаю... По ходу познакомимся. Если дамочка хохочет, значит, мужик неплохой... Столкуемся. Вы всегда с этим водителем ездите?

— А что? — насторожилась Пахомова.

— Дорога, я смотрю, сложная, еще эти тоннели, мосты на стометровой высоте... Водитель он надежный?

— А, вы об этом, — облегченно вздохнула Пахомова. — Здесь у него все в порядке, высший водительский класс.

— А где у него не все в порядке?

— Не может спокойно проходить мимо наших девочек.

— Пристает?

— Бывает... Но расплачивается. Тут его не упрекнешь.

— Автобус ему принадлежит?

— Почему вы решили?

— Обычно так и бывает. Человек покупает автобус и этим живет.

— Да, это его автобус. Кстати, и гостиница, где мы остановимся, тоже ему принадлежит. Гостиница скромная, но в центре города, на набережной, рядом парк, магазины... Сами увидите.

— Гостиница — это хорошо, — солидно кивнул Пафнутьев.

На остановке он поразился чистоте, ранним цветам, платному туалету, выбору блюд и напитков, прилегающему магазину с бесконечным выбором игрушек, безделушек и всевозможных кухонных приспособлений.

— Простите, пожалуйста, — услышал вдруг Пафнутьев обращение, исполненное каким-то противным, приторным голосом, — это был Халандовский. — Не согласитесь ли разделить со мной? — Халандовский показал литровую бутыль с красным вином. — Когда я уже купил ее, выяснилось, что у моей дамы другие привязанности. — Халандовский сделал гримасу и мигнул как-то за спину, давая понять, что все эти глупости говорит для стоявшего за спиной Пияшева.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Пафнутьев. — Но тогда я возьму две отбивных.

— Три, — поправил Халандовский. — Моя дама от мяса не откажется.

— Заметано, — сказал Пафнутьев. — Кстати, меня зовут Павлом, с вашего позволения.

— Аркадий, — галантно поклонился Халандовский. — А это Настенька, прекрасный человек и необыкновенной красоты женщина.

— Я вижу, — улыбнулся Пафнутьев.

— Ничего вы не видите. Ее красоту можно увидеть только на пляже, если, конечно, до пляжа доберемся.

— Или в бассейне, — весело подсказала Настенька.

— В гостинице есть бассейн? — обратился Пафнутьев к Пияшеву.

— Боюсь, что нет. Но мы решим эту проблему.

— Может быть, и с Шаландой познакомимся? — спросил Халандовский, когда они расселись за столиком.

— Рановато, — сказал Пафнутьев. — Чуть попозже. Вон, я вижу, Худолей с Андреем знакомится... Ты с дамой, Шаланда с дамой... Наверняка сольетесь в одну компанию, даже понравитесь друг другу, ваша дружба продлится и после возвращения домой.

— Хотелось бы, — простонал Халандовский, разливая красное пенящееся вино в высокие стаканы. — А молодые люди, я смотрю, уже познакомились с очаровательными девушками, — кивнул он в сторону столика, за которым сидели Худолей, Андрей и две попутчицы.

— Этих мымр ты называешь очаровательными девушками? — расхохоталась Настенька, опять показав белые зубки.

— Я всегда был щедрым по отношению к женщинам, — ответствовал Халандовский. — Настенька, скажи! Кстати, можете называть меня просто Аркаша. Когда меня называют Аркаша, я чувствую себя моложе.

— Я бы сказала, когда ты чувствуешь себя моложе, но мне неудобно, я женщина стеснительная, — Настенька потупила глазки, но не выдержала и опять расхохоталась.

Дальнейшая дорога была легче и веселее. В автобусе то в одном конце, то в другом вспыхивал смех, Пахомова шушукалась с Пияшевым сразу за спиной водителя, тот время от времени поворачивался к ним, что-то говорил. При этом лицо его оставалось серьезным, даже напряженным: похоже, разговор был не столь беззаботным, как среди расшалившихся женщин.

Справа шли лесистые горы, слева время от времени возникали провалы, дно которых таяло в голубой дымке, дальше синело Средиземное море. По побережью тянулась цепочка маленьких городков, соединенных поблескивающей на солнце трассой и обрывающихся у моря желтой полоской пляжного песка.

Аласио оказался таким же городком и тоже отделенным от моря песчаным пляжем. В скверах зеленели пальмы, по улицам неторопливо передвигались старики и старушки, ухоженные такие старики и старушки, в светлых одеждах. Переговаривались они с чувством собственного достоинства, иногда останавливались у витрин, шли дальше, и во всем ощущалась жизнь неторопливая, несуетная, размеренная, будто все, что положено решить, здесь давно решено и говорить особенно было не о чем, разве что о самочувствии, цвете неба, температуре воды и воздуха. Но цвет неба, самочувствие и температура воды и воздуха менялись постоянно, поэтому и коренные, и приезжие старики и старушки, похоже, не скучали, изо дня в день, из года в год и, кажется, даже столетиями обсуждая эти вечные темы.