Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Я потрогал клыки тигра.

— Не хотел бы попасть в лапы этого великана, — сказал я, — а вы знаете, мистрис Барк, что ведь не только шкура этого зверя была трофеем на базаре, но и еще…

— Что ж именно? — спросила она. Ее красивая рука держала папиросу и почти касалась моих пальцев.

— Вот эта записная книжка. Именно она заставила меня, отложив все дела, сегодня быть у вас, — сказал я, доставая изящный блокнотик, найденный на майдане.

— Ах, как это чудесно! — вскрикнула она, схватив мою руку. — Я, оказывается, вдвойне ваш должник… Вы даже не можете себе представить, как я была огорчена, заметив пропажу книжки… Уже через двадцать минут я послала на розыски моего спутника, помните, молодого лейтенанта, но все было тщетно. Я очень, очень благодарна вам. Скажите, как вы нашли?

Я вкратце рассказал о нашедшем книжку персе.

— Вы даже не представляете себе, дорогой полковник, как много вы сделали, вернув ее. А вы просмотрели ее? — спросила госпожа Барк.

— Я мельком пробежал ее, но, признаюсь, не очень внимательно.

— Женские записи… они понятны только самой владелице блокнота. Кстати, вас не удивило?.. — она вдруг замолчала, пытливо глядя на меня.

— Что именно? Кажется, ничего, — сказал я.

— Фамилия польской дамы, Генриэтты Янковецкой, написанная на первой странице книжки?

— Ах, это… — сказал я равнодушно. — Нет, я не придал этому никакого значения.

— Напрасно, — засмеялась госпожа Барк, — мне кажется, что вы еще обратите внимание на эту даму…

— Почему? — спросил я, делая вид, будто не замечаю двоякого смысла ее слов.

— Потому, что эта дама здесь и она очень, очень красивая женщина, мимо которой не проходит равнодушно ни один мужчина.

Я видел улыбающееся, приветливое лицо мистрис Барк, чувствовал на себе ее ласковые бархатные глаза, слышал спокойный тон обычной светской болтовни, но понимал, что идет тонкая, неуловимая игра и что за мною наблюдает умный и опасный противник.

— Неужели лучше… — сказал я и вдруг, как бы спохватившись, оборвал фразу.

— Продолжайте… я слушаю вас, — снова, чуть касаясь моей руки, сказала хозяйка.

— Простите, я чуть не сказал глупость… но, ей–богу, это простительно солдату, отвыкшему от общества дам…

— Говорите, говорите! Я знаю, русские — храбрый народ, — кивнула головой Барк.

— Неужели… лучше вас? — выпалил я и тоже коснулся руки мистрис Барк.

— О–о лучше, несравненно лучше и, уж если это говорит женщина, то, конечно, это так, — сказала она, еле заметным движением отодвигая мою руку. — Я познакомлю вас с нею. Хотите?

— Буду признателен.

— А теперь перейдемте в гостиную, — поднимаясь, сказала она. — Так как я — ваш неоплатный должник, то хотела бы чем–нибудь отблагодарить и за тигра и за чудесно вернувшуюся ко мне книжку.

Она подошла к книжному шкафу, открыла его, быстро перебрав книги, достала оттуда хорошо изданную желто–зеленого цвета книжку и, подойдя к столу, сказала:

— Как вы уже знаете, я журналистка, и это один из моих восточных опусов, кое–что об Индии и Ираке… Читать его не обязательно, но посмотреть иногда на портрет автора можно…

Она раскрыла книгу и, написав что–то под своим портретом, сказала:

— Возьмите, но прочтите написанное дома, а теперь — в гостиную.

Я хотел было откланяться, но госпожа Барк удержала меня.

— Чашку чая, — сказала она.

Зося вкатила маленький столик на резиновых роликах. Кекс, сандвичи, бисквит, персидские гязи и душистый лайджанский чай в цветном фарфоровом чайнике были на нем.

— Чай заварен по–русски. Я знаю, вы, русские, не любите пить сваренный по–английски ти [8]. Прошу вас, эти сандвичи, как и самый чай, произведение искусства Зоси, — передавая мне чашечку с густым, крепко заваренным чаем, сказала госпожа Барк.

Я взял чашечку, отпил глоток, вспоминая «лекарство доктора Красновой».

— Я тоже люблю русский чай, — прихлебывая маленькими глоточками, сказала хозяйка.

— Скажите, кто по национальности ваша Зося? Она, конечно, не англичанка? — спросил я, делая второй глоток.

Госпожа Барк улыбнулась.

— О–о, моя Зося тоже из числа тех женщин, которые нравятся мужчинам!.. Мне очень не везет, мой дорогой полковник, самой судьбой я обречена на то, чтоб быть окруженной прелестными женщинами, будь это моя подруга, знакомая или горничная, и теряться в их блестящей толпе.

— Прекрасный бриллиант нуждается в хорошей оправе… От этого он выглядит еще ярче, — сказал я, делая снова глоток.

— О–о, вы так думаете!.. Мне это приятно слышать, хоть я и понимаю, что вы — джентльмен, сказавший даме комплимент. Итак, когда же я представлю вас госпоже Генриэтте Янковецкой, прекрасной даме и владелице этой записной книжки?

— Прошу меня извинить, но могу быть к вашим услугам только в пятницу на той неделе, — сказал я, внутренне восхищаясь тем, как она, не ответив на мой вопрос о Зосе, так непринужденно и ловко вела беседу со мной.

— На той неделе, — раскрывая лежавший на столе перекидной календарь, как бы про себя, повторила госпожа Барк, — а–а… очень хорошо… в пятницу в двенадцать часов дня я должна быть на приеме у местного мага и кудесника Го Жу–цина. Вы слышали о нем? — внезапно поднимая на меня глаза, спросила она.

— Как вы сказали — Го… — силясь повторить имя мага, сказал я.

— Го Жу–цина… Это фокусник и чародей. Очень интересная личность, многое из того, что предсказывает он, сбывается. Конечно, все это случайно, но все–таки им интересно заняться… Так вот, приезжайте ко мне, милый полковник, ровно в одиннадцать часов. У меня уже будет мисс Генриэтта, и мы после ленча втроем поедем к этому знаменитому магу. Хорошо?

Я поклонился и, сопровождаемый ею, пошел к выходу.

В передней показалась взволнованная Зося. Она что–то быстро шепнула хозяйке. Госпожа Барк улыбнулась и, взяв меня под локоть, сказала просто:

— Мой дорогой сэр, я вас прошу подождать одну–другую минуту, пока слуги уберут воду, разлитую на лестнице… или… — она на секунду задумалась и затем самым сердечным тоном продолжала: — Или даже будет лучше, если Зося проводит вас по внутреннему ходу… Эти иранские слуги так медлительны и нерасторопны, что могут надолго задержать вас. Ведь мы же друзья, не правда ли? — и решительно добавила: — Зося, проводите господина полковника через запасной ход.

Я снова поклонился и пошел по коридору за спешившей, все еще взволнованной Зосей. Проходя по коридору к круто спускавшейся винтовой лестнице, я глянул в оконце и чуть не вскрикнул от изумления. Через двор шел тот самый маленький человек, который, посетив меня в городе Н., на Западном фронте, жаловался на осаждавшие его привидения. Но теперь он держался уверенно, спокойно, солидно и одет был не в жалкую поношенную пару, а военный костюм с нашивками полковника какого–то государства. Форма его была слегка похожа на американскую, но поперечный погон оранжевого цвета и высокая тулья фуражки были мне незнакомы.

Зося раза два вполоборота оглядывалась на меня, но, видя мое ровное, безмятежное лицо, успокоилась. Спускаясь по винтовой лестнице во двор, я полусмеясь сказал:

— Зося, мне, право, не хочется уходить отсюда.

— От госпожи Барк? — лукаво спросила она.

— Нет… от Зоси, — продолжал я.

Она искоса глянула на меня, улыбнулась и молча покачала головой.

— Зося, я через неделю снова буду у госпожи Барк… Подумайте и скажите, могли бы мы с вами пойти в кино, в кабаре или просто погулять и покататься.

Она снова покачала головой и тихо сказала:

— Зачем это?.. Не надо… — но ее смеющиеся глаза снова, будто случайно глянули искоса и, встретив мой взгляд, загорелись шаловливым огоньком.

Она проводила меня через весь двор. У ворот я взял ее руку и крепко пожал.

— У нас не принято, сэр, пожимать руку прислуге, — сказала она, пытаясь отдернуть ладонь.

— У кого «у нас»? — спросил я.

— У англичан и американцев, сэр.