Не зови меня больше в Рим

– Добрый день, инспектор. Моя подзащитная, сеньора Сигуан, целиком и полностью отвергает все собранные против нее улики и намерена заявить, что нарушения, имевшие место в магазине “Нерея”, ни в коей мере не могут быть поставлены ей в вину, потому что она о них не знала. На самом деле она никогда не занималась бухгалтерскими документами магазина на регулярной основе, изо дня в день, всей финансовой частью ведал ее компаньон.

Я глянула на него так, словно он был предметом, который кто-то швырнул из окна прямехонько мне под ноги. И надо полагать, это алкоголь дал мне смелости бросить ему:

– Убирайтесь вон!

– Что вы сказали?

– Я велела вам убираться вон, покинуть помещение, испариться! Теперь, надеюсь, понятно?

Он с напускным лукавством улыбнулся и посмотрел на Нурию, как учитель смотрит на ученика, когда хочет внушить ему: “ Ты ведь знаешь, что надо говорить”. Женщина, не скрывая отвращения, отвела глаза. Когда адвокат уже исчез за дверью, я услышала ее апатичный голос:

– До чего тупы мужчины! Правда?

Мне трудно было поверить, что она словно бы искала моей поддержки. Я внимательно вгляделась в выражение ее лица, стараясь не упустить мельчайших деталей.

– Не знаю, так ли он туп в своей частной жизни, но как адвокат, безусловно, никуда не годится. Короче, именно эту линию поведения вы решили разыграть перед судьей – свалить всю вину на плечи вашего компаньона? Имейте в виду, он ведет себя по отношению к вам совершенно иначе.

– Это логично – видимо, он решил говорить правду.

Я почувствовала, как в ней стало расти напряжение, хотя она старалась изобразить непринужденность. На меня это совершенно не подействовало.

– С такими сказками вы далеко не уедете, Нурия. Если вы сами или этот болван, ваш адвокат, хотя бы бегло прочитали кучу бумаг, на которые опирается выдвинутое против вас обвинение, вы не могли не понять: ваше с Рафаэлем участие в делах мафии доказано безоговорочно.

– Тогда какого черта вы снова взялись меня допрашивать?

– Сегодня я собираюсь поговорить с вами совсем о другом – об обвинении в убийстве.

– А вот для такого обвинения у вас нет ни малейших доказательств, да и судья его против меня не выдвигал.

Без толку было даже пытаться на чем-нибудь подловить ее, а уж тем более запугать. И тогда я подумала: что ж, раз она держит свои нервы в узде, дам-ка я волю своим. Я поднесла указательный палец прямо к ее носу и помотала им вверх и вниз.

– Нурия, хватит валять дурака, вы ведь замешаны в убийстве своего отца. Мне осталось только выяснить, участвовали вы лично в его организации или узнали о преступлении, когда оно уже было совершено. Я допускаю и этот последний вариант – и тогда вы будет считаться лишь соучастницей. Так что, полагаю, вам выгоднее признаться, рассказать мне, как все произошло. Только таким образом вы можете выбраться из этого дерьма.

– Не смейте говорить со мной в таком тоне.

– А вы все еще считаете, что находитесь в салоне красоты, а я здесь выполняю роль, скажем, визажистки, так, что ли? Нет, вы находитесь в полиции, и инспектор полиции утверждает, что вы убили своего отца. Поймите же это наконец!

Мой крик ошеломил ее. Она смотрела на меня, словно не веря своим ушам. Изобразить оскорбление было бы в данной ситуации слишком мало, а как вести себя иначе, она не знала.

– Как вы смеете?..

– А что уж такое ужасное я посмела сделать, Нурия? Закричала на вас, выложила всю правду в глаза графине де Сигуан? Да кто вы такая? Дочка мерзавца, служившего мафии, которого потом вы же и прикончили при помощи своих верных друзей. Я ведь допрашивала и куда более высокопоставленных и уважаемых шлюх, чем вы, и с куда более внушительной родословной.

В первый раз за все время наших встреч маска, которая неизменно заменяла ей лицо, вдруг соскользнула с него, и Нурия разрыдалась. В ее плаче смешались удивление, ужас, стыд и бешенство. То, что она попала в положение, когда с ней смели так обращаться, явилось для нее немыслимым унижением. Мне бы, конечно, следовало и раньше сообразить, как на нее может подействовать самая элементарная полицейская грубость.

– Хватит реветь, ни черта это вам не поможет! Лучше начинайте рассказывать! Кто нанял итальянского киллера? Кто убил Абелардо Киньонеса? Говорите! Сьерра? Или вы вдвоем?

Лицо ее пылало, она сказала:

– Рафаэль Сьерра ничего не знает про убийство! – Она помолчала, и я уже было решила, что она вот-вот сознается. Я задержала дыхание, но она продолжила: – Как вы могли подумать, что он или я… Какой ужас!

– Неужели вы полагаете, что я должна вам верить, верить человеку, который продолжает врать, отрицая то, что уже полностью доказано, и валит всю вину на своего компаньона?

– Я не убивала отца, инспектор, вы должны мне поверить.

– Я не могу вам верить, Нурия.

– Правда, что мы согласились работать с этими типами из каморры, отрицать бессмысленно. Да, я признаю: мы сотрудничали с ними. И схему унаследовали от моего отца, именно он все это закрутил незадолго до смерти. Но отцу очень быстро надоело ходить у кого-то в подчинении, вместо того чтобы самостоятельно управлять собственным предприятием, и…

– И он решил порвать с каморрой, но мафиози и вы двое помешали ему, лишив его жизни!

– Нет! Все было не так! Мы всего лишь условились с ним, что он передаст фабрику в мои руки и в руки Рафаэля, а мы будем продолжать дела с мафией.

– Не похоже, чтобы ваш отец пошел на это, он был из другого теста. Он хотел умереть, не покидая капитанского мостика, а без каморры его корабль давал течь то тут, то там. Легче было убить его, закрыть унаследованную фабрику и начать все заново, не порывая связей с прежними друзьями. Я ведь не ошибаюсь, правда?

– Нет, нет, нет!.. – завопила она, полностью потеряв контроль над собой. – Я призналась в том, что действительно сделала, но вам никогда не добиться, чтобы я взяла на себя преступления, которых не совершала, никогда.

– Может, это сделал Сьерра?

– Я не стану валить убийство на невиновного!

– А откуда вам известно, что он невиновен?

– Он хороший человек.

– Он ваш любовник, Нурия, Рафаэль – ваш любовник?

– Нет, – прошептала она.

– Я не раз задавалась вопросом, не выглядит ли чрезмерной верность Рафаэля Сьерры памяти вашего отца. Но если предположить, что вас с ним связывают любовные узы, это многое бы объяснило.

– Оставьте в покое мою личную жизнь, я замужняя женщина.

– Я имела разговор с вашим мужем, разве он вам об этом не сообщил?

Вопрос оказался для нее неожиданным, а также болезненным, с нее тотчас спала вся агрессивность, она начала вести себя как жертва, хотя и попыталась возразить:

– Неужели вы полагаете, что имеете право на все что угодно, инспектор? Что вам позволено лезть в частную жизнь постороннего человека и своими грязными подозрениями пачкать там каждый уголок?

– Послушайте, Нурия, может, хватит? Я ведь не собираюсь писать вашу биографию, не получив на то вашего позволения, и не сочиняю скандальную статью для дамского журнала. Я занимаюсь расследованием убийства, поймите же наконец! Создается впечатление, что до вас все еще не дошло, в каком положении вы оказались.

– Вы совершенно безнравственная особа.

Я не удержалась от издевательского смеха и быстро стала собирать бумаги, разложенные на столе. Надо было поставить на этом точку, наша беседа уже начала слишком походить на кудахтанье двух куриц, выбившихся из сил.

– Я передам отчет о вашем заявлении судье и еще раз вызову вас на допрос. Можете идти.

Она вышла, не проронив ни слова, и походка ее теперь была куда менее гордой, чем обычно. Я налила себе немного воды и залпом выпила. Задача оказалась тяжелее, чем я воображала, может быть, даже невыполнимой. Я решила пойти к Коронасу. Рассказала ему, что Нурия Сигуан только что призналась в связях с каморрой. Он посмотрел на меня равнодушным взглядом:

– У нас уже собралось столько доказательств ее вины, что признание мало что к этому добавляет.