Мистериозо

— Прежде всего я слушал. Как я уже говорил тебе по телефону. Я ездил в общественном транспорте, садился в вагоны метро, автобусы, маршрутки — везде, где люди разговаривали, я садился и слушал, слушал их идеи, их теории, их мысли и чувства. Возможно, ты прав, я сомневался. Но реакция людей вынуждала меня продолжать.

— Маленький вопрос, — перебил его Йельм. — Почему два выстрела в голову? Почему такая… симметрия?

— Ты же был в Фиттья, — усталым голосом ответил Андерсон. — Разве ты не посчитал патроны? Семнадцать членов правления, тридцать четыре патрона. Все время все сходится. Ты понимаешь, как все сходится? Бык из банка дал мне пистолет, за кассету с музыкой меня жестоко избили — и по две пули на каждого члена правления. Все точно. А два выстрела в голову — это самое надежное, если у тебя есть всего две пули. Очень просто.

— А потом ты оставил именно кассету. Ведь ты же мог успеть забрать ее, даже не убивая девушку? Но ты ее оставил. Почему? Она же была для тебя настоящим источником вдохновения. А потом? Без музыки стало невыносимо? Тебе приходилось заглядывать в свое сердце? А затем разговор со мной, в котором ты совершенно сознательно дал нам нить расследования. И вот, наконец, все это. Ты уже хорошо изучил привычки Винге, ты знал, что он приедет сюда вместе с Аней. И ты знал, что не должен убивать Аню. Ты сидел здесь точно так же, как обычно, ожидая свою жертву. Они могли свернуть в другую сторону, отправиться не в свое любовное гнездышко, а в какой-нибудь ресторан, и ты остался бы с носом. Но это не обычная гостиная в обычном доме. И ты хорошо знал, что Винге придет не один. Ты хотел, чтобы все оказались именно в той ситуации, в которой мы сейчас и находимся. Это твой собственный, возможно, неосознанный, но все же планомерно воплощенный замысел. Ты хотел, чтобы я пришел сюда. Почему именно я? И почему ты хотел создать именно такую ситуацию?

Йоран Андерсон поднял на него глаза. Только сейчас Йельм заметил, какая в них невероятная усталость. Усталость от всего.

— Хватит, — сказал он. — Хватит с меня всех этих странных совпадений. Этих пируэтов случайностей, которые я считал судьбой. Возможно, я и сейчас продолжаю так считать. Но вместе с музыкой исчезла мистерия. И именно ты, Пауль Йельм, был гвоздем в крышке моего гроба. Та пустая квартира, о которой я случайно услышал в разговоре, как оказалось, находилась по соседству с полицейским отделением в районе Фиттья. Ладно, все это было естественно, все вписывалось в большой узор. То, что драма с заложниками разыгралась там как раз одновременно с моим первым убийством и отвлекла на себя все внимание прессы, это тоже естественно. Все это помогало мне. Но когда оказалось, что именно ты поехал в мой дом в Альготсмоле разговаривать с Леной, что именно ты охотишься на меня, тогда я понял, что наши судьбы связаны. Я знаю, что ты едва не лишился работы в полиции из-за той истории с заложниками. Знаю, что ты, как и я несколько месяцев назад, смотрелся в зеркало в своем доме в Норсборге и не видел никакого отражения. Знаю, что ты чувствовал, как почва уходит у тебя из-под ног. Знаю, что ты ощущал перед собой пустоту, что от души желал убить все начальство полиции, потому что оно не заступилось за тебя, а вело за твоей спиной какую-то свою игру. Может быть, тебе даже хотелось убить всех начальников сразу. Понимаешь, как мы похожи? Мы простые шведы, и время наше ушло. Ничто из того, во что мы верили, больше не существует. Все изменилось, Пауль, и мы уже не успеваем за поворотами судьбы. Мы ставим на статичный мир, это так по-шведски, мы с молоком матери впитали мысль, что все всегда должно оставаться одним и тем же. Мы те самые листы бумаги, которые перечеркнули буквой «z», потому что сочли, что они пустые. И возможно, так оно и есть. Мы пустые.

Йоран Андерсон поднялся и продолжил:

— Когда в следующий раз ты посмотришься в зеркало, Пауль, ты увидишь там меня. Я буду жить в тебе.

Пауль Йельм молча сидел на кровати. Ему нечего было сказать. Он не в силах был говорить.

— Если позволишь, — произнес Йоран Андерсон, — я хотел бы закончить партию в дартс.

Он вытащил из кармана рулетку и дротик для дартса. Положив дротик на стол перед собой, он стал отползать, нацелив пистолет на Йельма, к двум связанным фигурам в углу. От неподвижного массивного тела Альфа Рубена Винге он отмерил определенное расстояние, сделал на полу отметку чуть в стороне от стула и вернулся назад. Сел, положил рулетку на пол, взял дротик и взвесил его в руке.

— Ты знаешь, как играют в пятьсот одно, — сказал он. — Нужно идти от 501 очка до нуля. Когда в банке я встретился с Бычьим глазом, мне оставался один бросок до выхода. Он у меня остается до сих пор. А я никогда не оставлял партию недоигранной. Ты знаешь, что такое выход?

Йельм не отвечал. Он просто смотрел.

Андерсон занес дротик.

— Чтобы дойти точно до нуля, нужно попадать в определенные сектора внутри зоны удвоения. Именно так я сейчас и должен метнуть дротик. Но обычно игра длится меньше четырех месяцев.

Он поднялся и подошел к отметке на полу.

— 237 сантиметров. Ровно столько, сколько я отмерил в гостиной.

Андерсон занес дротик, прицелившись в Йельма. Йельм просто смотрел на него. Аня Парикка в ужасе наблюдала эту сцену. Даже Винге приоткрыл глаза. Они тоже были устремлены на дротик.

— Это тот самый дротик, который я пятнадцатого февраля вытащил из глаза Быка дома в Альготсмоле, — сказал Андерсон. — Настало время для выхода.

И он метнул дротик в Альфа Рубена Винге. Дротик попал в живот. Глаза Винге широко раскрылись, но из заклеенного скотчем рта не вырвалось ни звука.

— Зона удвоения, — пояснил Йоран Андерсон. — Выход. Игра закончена. Очень длинная партия.

Он снова подошел к Йельму и сел на корточки рядом с кроватью. Его пистолет все еще был направлен на полицейского.

— Когда я играю, — спокойно произнес Йоран Андерсон, — я становлюсь очень сосредоточенным. А когда игра заканчивается, я снова становлюсь обычным. Напряжение исчезает. И я могу окунуться в будни с новыми силами.

Йельм все еще не мог разомкнуть губ и не произнес ни слова.

— А будни, — продолжал Йоран Андерсон, — будни означают смерть. Я бы очень хотел, чтобы ты подхватил мое тело, когда оно упадет.

Он засунул глушитель пистолета себе в рот. Йельм не мог пошевелиться. «Окаменевший освободитель заложников», — мелькнуло у него в мозгу.

— Выход, — невнятно объявил Йоран Андерсон.

Прогремел выстрел.

Звук вроде бы оказался громче, чем ожидалось.

Андерсон упал прямо на Йельма. Тот подхватил его тело. Ему показалось, что стекающая по нему кровь была его собственной.

Он посмотрел на окно над Аней и Винге. Повсюду валялись осколки стекла. Шторы были разорваны. Черная голова Хорхе Чавеса виднелась в проеме окна.

— Плечо, — констатировал он.

— Аа, — только и смог вымолвить Йоран Андерсон.

Глава 32

Здесь был даже Гуннар Нюберг. Он сидел на своем обычном месте, его голова была туго обмотана бинтами, так что он напоминал мумию из старого фильма ужасов. Ему, конечно, рановато было приходить сюда.

Но они сидели на своих местах, готовясь попрощаться друг с другом и вернуться назад в свои полицейские отделения в Худдинге, Сундсвалле, Гётеборге, Вэстеросе, Стокгольме и Нака. Позднее июньское утро. Летний отпуск спасен.

Настроение у всех было какое-то нерешительное. За столом царило молчание.

Ян-Улов Хультин вышел из своей таинственной двери и оставил ее открытой. За ней виднелся обычный туалет.

Тайна исчезла, осталась только дымка.

Хультин со стуком положил на стол толстую карту, сел и вздел очки на свой большой нос.

— Так-так, — произнес он. — Маленькое подведение итогов ночи. Йоран Андерсон находится в больнице, где ему лечат легкое ранение плеча. Альф Рубен Винге находится в той же больнице из-за столь же легкого ранения прямой кишки. Аня Парикка, как неожиданно выяснилось, находится в самом плохом состоянии: она проходит курс интенсивного лечения от психического шока. Мы очень надеемся, что она скоро поправится. А как ты, Пауль?