Последний маршал

Потому не судите меня строго за то, что я пристал к этому помешанному на своих усах водителю. Я знал, что Грязнову здесь появиться сейчас так же трудно, как, скажем, Косте Меркулову.

Тем неожиданнее был ответ:

— Здесь.

Я уставился на усы:

— Здесь?!

— Здесь, — невозмутимо повторил водитель.

И, как подтверждение его слов, из подъезда вышел Вячеслав Иванович Грязнов, сыщик от Бога и мой хороший давний товарищ.

Завидев меня, он тут же поспешил навстречу.

— Как там Киселев? — без всяких «здравствуйте» спросил он.

— Я просто восхищаюсь твоей проницательностью. Я вложил в свои слова максимум сарказма. — Как это ты догадался, что я именно от него? Очень интересно.

— Элементарно, Ватсон, — легко откликнулся он. — Мне только что сказали, что он был последним, кто приходил к Смирнову. Зеркалова, в свою очередь, показала, что ты здесь уже был и куда-то ушел. Зная твою неуемную энергию, об остальном догадаться было нетрудно.

— Действительно. — Я в восхищении покачал головой. — Вот за что люблю МУР! За смекалку и сообразительность.

— Так что там Киселев?

Рассказывать о нашем с Киселевым разговоре мне было почему-то трудно. Мучили сомнения по поводу здоровья маршала.

— Чего молчишь, Саня? — с удивлением смотрел на меня Грязнов.

Нужно было как-то отвечать. А я действительно был в затруднении. Рассказать ему все — значит поставить себя в дурацкое положение. Стратегическое управление, понимаешь!..

— Слушай, знаешь что? — предложил я ему. — Ты давай-ка сам по-быстрому дуй к нему и обо всем у него расспроси. Составь протокол допроса. Посмотрим, что он и тебе еще наговорит, а потом мы сверим его показания. Идет?

— А почему, собственно? — насторожился Грязнов. — Ты думаешь, что он мог?..

— Ничего я не думаю, — перебил я. — Даже более того, я уверен, что он не убивал Михаила Смирнова. Но это так, частности. Официально подобная версия сохраняется. Сходи сам и допроси. По горячим следам, так сказать.

Я вспомнил, как выглядел Степан Алексеевич перед моим уходом, и поначалу решил, что самое лучшее будет — оставить его в эту ночь в покое. Ведь в конце нашей, так сказать, беседы Киселев понес уже несусветную чушь. Якобы это самое Стратегическое управление, будь оно неладно, уже прибрало к рукам и золотой запас страны, и военно-промышленный комплекс, и энергетический комплекс, и лесной, и еще Бог знает какие комплексы. Словом, такие страхи навел, что я и сам готов был комплексовать. Ну просто очень плох стал Степан Алексеевич перед моим уходом. Так что, конечно, лучше было бы, если бы Грязнов не трогал его. Хотя бы до утра. Но, с другой стороны, и протокол допроса свидетеля или, что не исключено, подозреваемого никогда не повредит следствию.

— Вообще-то он был очень недоволен, когда я уходил. — Лжи в моих словах было немного — смотря под каким углом глядеть на это. — Так что можешь допросить его и завтра. Никуда он не убежит.

— Думаешь? — с сомнением посмотрел на меня Вячеслав. И махнул рукой: — Ладно, пусть пока отдыхает. Ты мне лучше вот что скажи. Твоя контора возьмет это дело к своему производству. Или поручит следствие Мосгорпрокуратуре?

— Слава, солнце мое, — ответил я, — ты что же думаешь, я сплю и вижу, как это дело передают мне? Да берите вы, МУР и горпрокуратура, его со всеми потрохами!

— Начальству виднее, — сказал Грязнов.

Я понял, что устал донельзя. Еще немного, и я нагрублю этому хорошему человеку, своему большому другу. Поэтому я сдержался и спросил:

— Где Таня?

— Таня?

— Ну, Зеркалова, дочь убитого, — объяснил я. — Она наша знакомая. Нельзя же ее сейчас оставлять одну. Хочу отвести ее к нам.

— Молодец! — с иронией посмотрел на меня Грязнов. — Красивая баба никогда не должна оставаться ночью одна.

— Пошел ты! — Тут я разрядился предложением слов так примерно из пятнадцати, и среди них не было ни одного печатного.

Уложив Таню на диване и прикрыв ее пледом, Ирина еще долго сидела около нашей гостьи, слушая, как та постепенно затихала. Таня все еще всхлипывала, но в конце концов лошадиная доза снотворного сделала свое дело, и в итоге потрясенная женщина заснула.

Все это время я просидел на кухне и отчаянно дымил, куря сигареты одну за другой.

Вошла Ирина и поморщилась:

— Форточку бы открыл. Хоть топор вешай…

— Угу, — сказал я.

Она села напротив и внимательно посмотрела мне в глаза.

— Между вами что-то было? — спросила неожиданно.

Я так закашлялся, что, казалось, никогда не перестану. Наконец прохрипел:

— Ты о чем?

— Саша, — нежно проговорила моя жена. — Неужели ты думаешь, что женщины не чувствуют таких элементарных вещей? Ты ошибаешься, Саша.

— Слушай, Ирина! — возмутился я. — О чем ты сейчас говоришь?! У человека только что отца убили! А ты… Как не стыдно, Ира?!

Она кивнула и встала.

— Значит, было. Кобель ты, Саша. — Она еще раз смерила меня взглядом, полным презрения, и вышла.

Ну, было. Мало ли что… Если интересно, я потом и поподробнее могу рассказать об этом романе. Хотя о чем там рассказывать, обыкновенная история. Зачем же из-за пустяка сцены устраивать? Глупость какая-то, ей-богу.

Зазвонил телефон, и я выругался вслух:

— Дадут мне эти сволочи сегодня поспать или нет?

Я снял трубку с аппарата, который стоял тут же, на кухне:

— Турецкий слушает.

Услышав голос в трубке, я чуть не грохнул телефон о стену.

— Это господин старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры? — ласково спросил меня Грязнов. — С вами говорят из квартиры Степана Алексеевича Киселева.

— Какого хрена тебе там надо? — мрачно поинтересовался я. — Ты же говорил, что не будешь его беспокоить. Он тебе там не надрал еще уши?

— Не успел, — ответил Грязнов. — Александр Борисович, не будешь ли ты так любезен подойти сюда, к нам? Очень тебя прошу.

— Слушай, Грязнов, оставь свои шуточки для сопливых поклонниц, — пока еще спокойно попросил я его. — Я, понимаешь ли, спать хочу. Завтра предвижу тяжелый день, и мне хочется хоть немножечко покоя. Ясно тебе?

— Как сыщик сыщику могу с полной определенностью предсказать, что завтра тебе предстоит действительно тяжелый день, — сообщил он. — Возможно, ты даже не представляешь, Саня, насколько он у тебя будет тяжелый. А насчет покоя… Покой нам только снится. Подойди сюда, и как можно быстрее. Это в твоих же интересах, старик, поверь мне.

— Ну что там у тебя? — устало спросил я. — Степан Алексеевич напускает на тебя страхи, а ты наделал в штаны и некому тебя подтереть? Так, что ли?

— Почти, — серьезно проговорил он. — Я действительно чуть не обделался, когда вошел в эту квартиру. Не догадываешься почему?

— Слава, дай-ка трубочку Степану Алексеев…

— Он мертв, — перебил он меня голосом человека, которому надоели розыгрыши.

— Что?!

— Степан Алексеевич Киселев убит. — Голос Грязнова звучал ровно и официально. И потому убедительно.

Во всяком случае, мне и в голову не пришло не поверить ему. Он, как-никак, занимает в МУРе не последнюю должность первого замнача, да и сам я, как говорится, не помочиться вышел.

Тем не менее я сказал:

— Врешь, — хотя и знал уже, что это правда.

— Александр Борисович, — проникновенно звучал голос Грязнова. — Будьте так добры, приходите к нам. Машину за вами я уже послал.

— Я бы и сам дошел, — перестал я сопротивляться. — Здесь недалеко.

— Ну что вы, — сказал этот иезуит. — Мы же понимаем, как вы устали…

Последний Маршал Советского Союза был убит точно так же, как и Михаил Александрович Смирнов. Ему снесли половину черепа.

— О Господи! — только и смог я выдавить из себя.

Грязнов внимательно за мной наблюдал. Я поймал себя на мысли, что точно таким же взглядом, наверное, смотрел на Киселева, когда сообщал ему о смерти Смирнова. И мне стало чуточку не по себе.