Царствие благодати

— Ну как, удалось детективам продвинуться? — по-норвежски спросил он.

— Удалось, и довольно далеко. По ложному следу, — ответил на своем родном языке Синсакер. Разговаривать с коренным норвежским бондом по-английски было как-то нелепо.

— Во всей этой истории с Йоханнесовой книгой меня всегда удивляло одно, — сказал Крансос. — Я много всякого слышал про книгу, подписал порядком бумаг, получил благодарственное письмо из Библиотеки Гуннеруса и все такое. Но о ножах больше не было ни слова.

— О каких ножах? — резко выпрямился Синсакер. Он заметил, что Сири Хольм сделала то же самое.

— Ну как, был у меня большой кожаный сверток, а в нем полно ножей, и еще сверла. Отец мой говорил, что они появились вместе с книгой. Господин, который в незапамятные времена к нам ее привез, отдал и эти ножи. Очень старые, но немало и годных. Я их отдал Йенсу Далу, когда он забрал эту самую книгу. Думал, я и о них много нового услышу. Книга с ножами в довесок — это же славная история получается. Но ножи как в воду канули.

— А не напоминали какие-то из этих ножей скальпель? — живо спросил Синсакер.

— Вот вы сейчас это сказали, и точно, напоминали. Много было таких, навроде хирургического инвентаря, но старинного. Я никакому доктору не дал бы такими ножами мне живот ковырять.

В голове Синсакера зароилось сразу множество мыслей.

— А хозяйство родителей Дала, — спросил он, чтобы хоть с чего-то начать, — где оно?

— Чуть подальше отсюда, если идти к воде. Просто идите дальше по дороге мимо дома, в котором вы уже были, до двора.

— До двора?

— Ну да, они это место двором называют. Дом-то сгорел. Такая вот смерть выпала родителям Йенса. От пожара. Поговаривали о поджоге, но виноватых так и не нашли. Йенс через несколько лет на пепелище домик построил. Да, если Йенс говорит «на дворе», он про родительский участок говорит. А то место, которое от Гунн Бриты, они всегда называли просто домом. Когда они всей семьей приезжали, жили всегда в доме. А двор был Йенсовым местом. Местом, чтобы побыть одному. Гунн Брита говорила, муж не любит, когда она к нему туда приходит. Но похоже, ее это не обижало. Она только и повторяла: «Мужчине нужно иметь свое логово».

— То есть если дети Йенса Дала сказали, что папа был на дворе, то они говорили про отцовский домик, который ближе к воде? — Синсакер чувствовал: кусочки головоломки начинают вставать на свои места.

— Точно так, — ответил Крансос.

— А не знаете, родители время от времени оставляли ребят одних дома, то есть в доме, который просто дом?

— Могу в это поверить. Детишки у них очень самостоятельные. Думаю, на несколько часов они бы нашли себе занятие. Играли бы себе в эти свои электронные машинки. Ребятня ведь теперь только этим и занимается.

— А нет ли у Йенса Дала в том втором домике лодки? — вмешалась Сири Хольм.

— А то. Есть и лодка. Он на ней иногда в город ездит. Шустрая такая моторка. Говорит, выходит так же быстро, как на машине.

— То есть пожелай он съездить в Тронхейм на несколько часов и вернуться так, чтобы его нигде не засекли, Дал сможет сделать это на лодке, правильно я вас понял? А если кто-нибудь спросит его ребят, где был папа, они ответят, что на дворе?

Булькнул мобильный телефон — пришло смс-сообщение. Фелиция Стоун вытащила свой айфон из кармана куртки, которую почему-то не сняла, и молча прочла послание.

— Да, я бы сказал, что все это может быть. А куда это вы клоните? — заволновался Крансос. — Вы же не думаете, что Йенс в это дело замешан? Не такой он человек, он же спокойный и рассудительный парень.

Фелиция кашлянула.

— По вашим лицам я понимаю: у вас в самом разгаре важный разговор, — сказала она, — но, мне кажется, тебе, Одд, стоит кое-что услышать.

— Хорошо, — нехотя согласился Синсакер.

— Имена людей, которых ты просил проверить на предмет въездов в США незадолго до ричмондского убийства…

— Дай угадаю, — перебил ее Синсакер. — Вам встретилось имя Йенса Дала.

— Откуда ты знаешь? — Фелиция посмотрела на него взглядом, который можно было бы назвать восхищенным. А может быть, она просто удивилась?

— Если бы ты понимала по-норвежски, то не удивлялась бы. Пойдем, в машине все объясню. — Он поднялся и направился к двери.

Но прежде чем выйти из комнаты, Синсакер обратился к Сири:

— Нет, ты остаешься здесь. — И сам на себя рассердился за то, что ведет себя как заботливый папочка.

— Но почему я? Ты сделал большую ошибку, — сказал Ваттен. — Я главный подозреваемый: ты что, не в курсе? Если бы ты меня не трогал, скорее всего меня бы арестовали и осудили, а ты бы наверняка остался на свободе.

Йенс Дал повесил свою жертву на потолочной балке. Ваттен висел вверх ногами, голова его была в метре от пола. Так что он смотрел на своего убийцу снизу вверх. В таком ракурсе Йенс Дал казался каким-то сверхъестественным существом.

— Возможно. Одну ошибку в этом деле я действительно совершил, но не тогда, когда поднял на тебя руку, — проговорил Дал, пристально изучая лезвие скальпеля. — Во-первых, ты спал с этой толстой шлюхой, и ты тоже. Ты ведь не рассчитывал остаться безнаказанным? Думаешь, я не видел бутылку из-под вина и два стакана, когда пришел в субботу в библиотеку? А тебе не приходило в голову, кто потом убирал посуду? Прежде чем перерезать ей горло, я добился от нее признания. Очень мило с вашей стороны оставить книгохранилище открытым — я смог сделать там всю работу и закрыть за собой дверь. Это дало мне неплохое преимущество перед полицией.

— Я ничего этого не помню, но, думаю, ты прав. Я спал с твоей женой. Но разве сесть в тюрьму за убийство не стало бы для меня достаточным наказанием?

— Сначала я тоже так подумал. Но потом я допустил ту ошибку. Помнишь пергамент, который я послал тебе после того, как убил твою семью? Помнишь, что там было написано?

«В первый раз он произнес это вслух», — подумал Ваттен. С тех самых пор как увидел тело Гунн Бриты, он знал: ее убил тот же человек, который отнял жизнь у Хедды и Эдварда. А вот и признание.

— «Центр Вселенной везде, а предела — нет».

— Правильно. Я не сомневался, у тебя отличная память. Так вот, я оказался столь беспечен, что наговорил лишнего об этой цитате одному полицейскому. Потом я понял: это было не очень умно с моей стороны. Знаю, ты полиции о полученном по почте пергаменте не сообщал. Это многое о тебе говорит. Но, узнав, что будешь осужден за убийства, ты мог бы изменить свое решение. И если бы ты показал ту записку полиции, боюсь, этому Синсакеру пришла бы на ум наша с ним беседа.

— Кожу Хедды я сжег, — проговорил Ваттен.

Дал замер на месте. Ваттен с трудом мог расслышать его дыхание. Кровь стучала у него в висках. «Как долго, оказывается, может человек провисеть вниз головой, не теряя сознания», — поражался он про себя.

— Ладно, не имеет значения, — наконец заговорил Дал. — Главная причина, по которой я привез тебя сюда, заключается в том, что я хочу закончить. После того как я тебя вскрою, все остальное потеряет для меня смысл. Кстати, тот пергамент был не из кожи твоей жены. Этот маленький кусочек — со спины мальчишки. Первосортный материал, такой мягкий и податливый.

У Ваттена потемнело в глазах. Только ярость не давала ему потерять сознание.

— Ты наверняка размышляешь, почему я выбрал именно их. Не знаю, утешит ли тебя, если я скажу, что такова оказалась воля случая. Я много раз видел вас по соседству и хорошо знал ваши привычки. Ты часто допоздна задерживался на работе, а она редко запирала ворота. Помнишь всю эту чушь про то, как бесследно они исчезли? Мне просто повезло. Как везет только новичкам. Не было никакого продуманного плана. В тот день я открыл ворота, задним ходом въехал к вам на участок и позвонил в дверь. Дверь открылась. Твоя жена была вместе с мальчиком. Я ударил ее монтировкой по голове и сразу бросил к себе в багажник. За мальчиком пришлось забежать в дом. Но он рассуждал как все мальчишки. Я нашел его под кроватью и вытащил за волосы. С него тоже хватило одного удара. Я положил его рядом с матерью, закрыл багажник и поехал своей дорогой. Помню, как позабавил меня свидетель, на следующий день утверждавший, будто он весь вечер просидел на балконе. Прежде чем заехать к вам на двор, я наблюдал за ним из машины, стоя на некотором расстоянии. Он пил пиво и каждые четверть часа отправлялся на кухню за новой банкой. Очевидно, тогда же он ходил отлить. Он проводил в квартире примерно столько же времени, сколько и на балконе. Для меня до сих пор загадка, почему полиция так уцепилась за его слова. Когда он отправился за четвертой банкой, я решился и успел сделать всю работу прежде, чем он вернулся. Я и сегодня не знаю, почему он задержался в квартире именно в тот момент, когда мне это оказалось нужней всего, или почему сказал полиции, будто все время оставался на балконе, и, видимо, не узнаю этого никогда. Как я уже говорил, новичкам везет. Никакого хитроумного трюка, просто удача, как это иногда в жизни бывает.