Удавка для бессмертных

Задом к подъезду подгоняют фургон. В открытые двери заносят трое носилок с крупными мужчинами на них. В смутном свете фонарей и фар видно плохо. Еще один фургон. Еще трое носилок. Январь поворачивает к Еве побледневшее лицо.

– Два моих охранника, даже не знаю, живы или нет, – говорит она, – двоих из нападавших я ранила, двоих убила. Ровно шесть. Неужели все?

Одна за другой уезжают машины. Расходится народ. Ева бежит в коридор, смотрит в «глазок». Никого.

Она заставляет себя просидеть неподвижно еще двадцать минут. Потом берет телефон. Набирает номер. Удивленно слушает старческий голос, нажимает сброс, набирает еще раз. Да, это квартира сорок два, и если необходимо куда-то прийти для регистрации, так они еще и не разделись.

– Ева, – вклинивается в разговор голос Далилы, – Ева, это ты?

Ева выходит из квартиры и медленно проходит лестницу – ступенька за ступенькой – сначала вверх, потом вниз, от решетки под чердаком до первого этажа, где веет холодом от открытых дверей, где скучившиеся в возбуждении жильцы обсуждают необычайные события и стрельбу, где она узнает, как именно лежали ее охранники у почтовых ящиков и что они скорей всего мертвы. Никого подозрительного. В квартире сорок два дверь ей открывает испуганная старая женщина, она цепляется напряженными глазами за лицо Евы, осматривает ее сверху вниз, потом опять – в лицо. Сзади женщины появляется Далила, говорит женщине, что Ева пришла за детьми, благодарит ее, обнимает и прижимает седую голову к груди, делая Еве глазами непонятные знаки. Женщина освобождается и вдруг кричит очень громко, показывая на Еву рукой:

– Лева! Лева! Ты только посмотри на нее! Наш народ, – она вдруг разом слабеет, пятится назад и нащупывает скамеечку, чтобы сесть, – наш народ – самый красивый…

Илия говорит, что он останется со стариками. И Сусанна останется. Стариков надо успокоить. Еву это больше чем устраивает. Она обнимает высокого худого мальчика, подмигивает Сусанне и желает им удачи. Поднимаясь по лестнице с маленькой Евой на руках, выслушивает возмущенное шипение Далилы.

– Ты работаешь в организации, которая может запрятать кого угодно и где угодно, но заталкиваешь нас в чужую квартиру, даже не проверив, уехали хозяева или нет?!

– Я больше не верю в возможности моей организации. Я разочаровалась. Этот трюк с пустой чужой квартирой в подъезде – моя идея. Самый лучший вариант спрятаться, при условии, что о моих намерениях не знают коллеги. Бывают проколы. В таких случаях показываешь удостоверение и говоришь, что квартира требуется на некоторое время для проведения особо важной операции.

– Но мы-то хотя бы не зря прятались? Не зря ворвались к старикам и напомнили им сладостное время погромов их молодости?!

– Не зря. Почему ты шипишь?

– Я не шиплю! – шипит Далила. – Я шепчу! У меня ребенок спит на руках, твой ребенок, кстати!

– Я ошиблась, приходили не за мной, – Ева открывает дверь квартиры и отдает девочку Январю. – Кто может, идет спать немедленно.

– А отчитаться по проделанной работе? – интересуется Январь. – Я не зря провел время. Я знаю, как тебе заплатят за выполненное по заказу через Интернет убийство.

– Я не убивала Карпелова! – тихо и зло говорит Ева.

– Тем более это интересно. Представь! На него поступил заказ, ты взяла заказ себе. Человек, которого ты должна убить, умирает случайно. А ты получаешь за эту случайность деньги. По факту смерти. И все.

– И все?

– Все.

– А если на тебя кирпич упадет, когда ты будешь выходить из подъезда, или горшок какой с балкона, то я и за тебя получу деньги?

– Конечно. А самое интересное знаешь что? Что получишь эти деньги принародно. Тебя в этот момент даже будут снимать для телевидения!

– Как хорошего киллера?

– Нет. Как выигравшего квартиру или машину. Лотерейный билет получала?

– Пойдем сядем, – говорит Ева, – у меня такое чувство, что за последние дни я совершенно повредилась мозгами. Я ничего не понимаю. Билет? Билет получала.

– Так вот, – идет за ней в комнату Январь, подбирая с пола вещи, которые бросает Ева, – если на меня не упадет кирпич или горшок, ты выиграешь в лучшем случае однокомнатную квартирку, ну а если упадет! Минимум – двухкомнатную или хороший автомобиль. Потому что за попавшего в аварию Карпелова тебе сколько светит? Около двух тысяч, так? А за нас двоих – все четыре. Вот это не надо снимать, – советует Январь, и Ева, опомнившись, перестает стаскивать с себя майку.

– Мне нужно поспать, – говорит она. – Я перестаю удивляться, а это, как говорит Далила, первый признак нервного истощения. Что-то я должна была спросить… А! Это правда, что ты поставил прослушки у Далилы в Центре психологической помощи женщинам и вскрывал ее файлы?

– И еще у сексопатолога в этом же центре, и еще много где. Заказ по Далиле шел для одного писателя. Я давно для него жизнь качал, года два с половиной. Бить будешь?

– За что? – удивляется Ева, бросаясь на кровать ничком. – Далила тебя уже отдолбила лбом по столу.

– Ну как тебе сказать, – спокойно укладывается рядом поверх покрывала Январь, – главной героиней все-таки была ты.

– Ногу отодвинь. Героиней чего?

– Романов, сценария. Ты была героиней Пискунова. Как его там по псевдониму…. А, Велис Уин.

– Первый раз слышу. Не читаю современных писателей. Засыпаю, Январь, давай по делу.

– Так я же все по делу.

В приоткрытую дверь просовывается мордочка Кеши, он оглядывает комнату и вежливо тихонько стучит, на всякий случай.

– С кем будет спать Январь? – интересуется Кеша. – С тобой или с мамой?

– Январь будет спать на полу с зайчиком, – говорит Ева и ногой толкает Января. Тот падает с грохотом на ковер, сверху на него падает запущенная с силой подушка.

– А это что? – закрывается руками Январь от падающего сверху огромного толстого страшилища синего цвета с длинными мягкими конечностями и выпуклыми искусственными глазами.

– Это зайчик.

В пять часов сорок две минуты – Ева спросонья первым делом уставилась на подсвеченный циферблат часов – в дверь квартиры требовательно и сильно постучали. Ногами.

– Ева Николаевна. Откройте. Мы должны произвести осмотр квартиры на предмет местонахождения гражданки Ли.

Ева, натянув халат и приготовив оружие, сначала слушала копошение нескольких человек за дверью, потом посмотрела в «глазок». Больше всего ее огорчил сварочный аппарат и балон с аргоном – его как раз доставали из объемного чемоданчика. Она чертыхнулась шепотом и открыла бронированную дверь.

Два человека, подстраховывая друг друга, метнулись по коридору, припадая у углов, за ними, пригнувшись, вползли еще двое, продвинувшись к кухне.

– Эй, – зевнула она и медленно положила на пол пистолет, а потом запахнула халат. – Я здесь.

Мужчины стали в полный рост, расслабились, но оружие держали на взводе. Они очень быстро обошли все комнаты, стараясь особенно не шуметь, осмотрели ванную и туалет, шкафы с одеждой, балкон, кухонный стол и затихли, сгрудившись напоследок в ее спальне. Трое направили автоматы, один подошел поближе к спящему на полу Январю и ткнул его дулом в плечо.

– Медленно откинь одеяло. Без резких движений, – удивленно моргавшему Январю показали на вздутие под одеялом.

Январь откинул одеяло и продемонстрировал огромного мягкого зайца, приподняв его за ухо, которое по длине равнялось лапам и хвосту.

– Это мой старшенький, – объяснила Ева, зевая, пока четверка переглядывалась, – без зайчика и колыбельной ни за что не заснет!

Виктор Степанович Хрустов приехал из аэропорта в четыре часа утра. После райского климата Океании Москва встретила его, как зловредная старуха, брызнувшая с перепугу в лицо из огромного баллончика колючую морось зимы. Он не был здесь полгода. Вытаскивая на стоянке такси из чемодана теплую куртку, Хрустов вдохнул тяжелый запах большого города, и вдруг тоскливо заныло сердце предчувствием печали и неприятностей.