Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный сам

— Выпьем с устатку, Тема?

— Сейчас холую скажу, — согласился Артем.

— Холуй теперь ты. Мой холуй, — ласково сказала Катерина и улыбнулась. В шутку ли, всерьез сказала — непонятно. Не понял и Артем — обиделся:

— Я холуем ни у кого не был.

— Ну, не холуй, — уступила Катерина. — Верный слуга женщины, имеющей к нему слабость. На это согласен, принципиальный наемник?

— На это согласен, — Артем тоже улыбнулся, понял: надутым болваном быть не следует.

— Тогда действуй. Одна нога здесь, другая там, — Катерина обрушилась в кресло и пояснила: — Выпить очень хочется.

Для приведения взбудораженных организмов в состояние относительного покоя пили шампанское. И как бы отмечая рубежный акт, собачью свадьбу, что ли?

Выпустив из ноздрей шампанский газ, прямо-таки рыгнув носом, Артем поставил бокал на столик, глянул на развеселившуюся от содеянного им Катерину и сдавленно произнес:

— Пардон.

— Миль пардон, — поправила Катерина. — Маленький-маленький пардон. Вот если бы ты рыгнул при открытой пасти и высморкался на пол — тогда уж полный пардон.

— Катя, а ты действительно считаешь, что я — сявый дурак?

— Запомнил! Насчет дурака еще не разобралась. Ну, а сявый… Есть самую малость.

— Ты — беспощадная, — решил Артем.

— Бабы — все беспощадные, Тема. Только все старательно скрывают это, а я — от лени, наверное, — нет У тебя-то какая-нибудь беспощадная имеется?

— Была, — признался Артем.

— А теперь?

— Теперь ты.

Катерина вертела за талию бокал на столе. Поинтересовалась:

— Ты какого года?

— Шестидесятого.

— Я в том году во второй класс ходила. Ужасное было время.

— Тебе, значит, тридцать семь? Никак не дашь! — по-простому восхитился Артем.

— Ты все-таки сявый.

— А что я сказал? Я тебе комплимент сделал!

— Ты — не дурак, Тема, ты — дурачок, — Катерина, наконец, рассмеялась. — Знаешь, что такое настоящий комплимент? Будучи полной неправдой, комплимент должен быть прост, как правда. Чем грубее он, тем выше ценится. Он начинается с отрицания дамочкиного признания: Вы меня обманываете! Этого не может быть! Никогда не поверю! И сразу же: Ты — моложе меня. Вот правда!

— Так стыдно, — сказал Артем.

— Кому? — удивилась Катерина.

— Как кому? Тебе. Такое вранье слышать.

— А кто тебе сказал, что вранье слушать стыдно?

— Ты меня запутала, Катя, — признался Артем.

— Как же ты, простая душа, в бандиты попал?

— Я — не бандит.

— Да знаю, знаю я: ты — наемник.

Артем безнадежно махнул рукой, встал, подошел к магнитофонному столику. Копался в пленках. Выбирая. Зазвучало пугачевское «Пригласите даму танцевать». Он подошел к Катерине, склонил голову.

— Это Пугачева просит, чтобы ее пригласили. А я никогда не прошу. Запомни это, Тема.

— Разреши, пожалуйста, мне пригласить тебя на танец, — торжественно попросил он.

— Разрешаю, — соблаговолила она согласиться, и они пошли танцевать.

Пугачева жалостно и лукаво пела, а они еле заметно, но очень точно по ритму двигались под это пенье. Он держал ее за талию, он смотрел в ее глаза.

— Объявилась на мою беду, — шепотом сказал он.

— Почему на беду? — тихо спросила она.

— Я боюсь тебя.

— Я страшная?

— Ты прекрасная.

Они замолчали и еще немного потанцевали. Пока музыка не кончилась. Уселись, и она предложила:

— А сейчас коньячку, — он мгновенно наполнил рюмки, а она спросила вдруг: — То, что ты сейчас сказал — результат моих уроков?

— Нет. Ты учила меня врать. А я сказал, что чувствую. За тебя, Катя, — он залпом хватанул рюмку, с треском поставил ее на столик, не закусывая, выдохнул шумно и уточнил за что пил: — За женщину, которую я встретил впервые в жизни.

— Ну, что ж, выпьем, — решила Катерина и выпила тоже. Закусила сыром, пожевала. — Эффект монополии, Тема. Лучше меня нет никого только потому, что я одна.

— Ты и есть — одна. Другой такой нет.

— Есть, Тема, есть! И имя им — легион. Длинноногие, мордашки свежие, титьки твердые… Молодые, стервы!..

— Я не собираюсь сравнивать.

— А ты сравни.

— Где и с кем?

— В любом кабаке их как собак нерезанных.

Он грустно смотрел на нее. Она догадалась, что он понял ее желание вырваться отсюда хоть куда.

— Значит, в кабак хочешь, Катя?

— Ага, — подтвердила она.

— Будет тебе кабак.

Он протянул руку и помог ей пролезть в щель. Через соседний двор вышли в переулок. Здесь светлее было: горели кое-какие фонари.

— Не боишься, что сбегу? — полюбопытствовала Катерина.

— От меня не убежишь.

— А если закричу?

— Здесь твой крик никто не услышит.

— Я буду орать громко и долго.

— Тогда придется отключить, — объяснил Артем и для убедительности показал ей короткую резиновую дубинку, которую извлек из внутреннего кармана куртки. — Но ты же в кабак собралась — не бежать?

— Именно так, мой благородный рыцарь.

— Тогда поехали, — пригласил Артем и открыл дверцу серого «жигуленка».

— Машина-то чья? Твоя? — спросила Катерина, усаживаясь.

— Дежурная, — неопределенно ответил он.

Кабак этот существовал на перекрестке старомосковских улиц — узких, зеленых и тихих. Артем загнал «жигуленок» под густые деревья, вылез, открыл дверцу с Катиной стороны.

— Прошу.

— Спасибо, — она вылезла и огляделась. — А я в этом заведении еще не была.

— Его совсем недавно открыли.

— Кто?

— Мы.

— Кто это — мы?

— Наш профсоюз, — уточнил он и взял ее под руку.

— Значит, кричать здесь вообще бесполезно?

— Даже опасно.

И они вошли в помещение, где кричать опасно. Кабак, как всякий кооперативный кабак: с потугами на интим, роскошь и западный стиль. Загончики-полукабинеты, разновысокость пола, торшеры, настольные лампы — нижний свет, что-то вращается, где-то тихо музычка журчит, народец малоподвижно прожигает жизнь.

Артем и Катерина заняли свободный загончик. Катерина по-женски цепко оглядела зал и оценила:

— Ограниченный контингент.

— Такой уж наш кабак.

— Но все равно: выбирай.

— Сейчас официант меню подаст и выберем.

— Я про баб, Тема.

Он через стол протянул руку и погладил ее плечо.

— Мы договорились сравнивать, а не выбирать.

— Выбор, Тема, всегда можно списать на твой провинциальный вкус, а сравнение… сравнение теперь чаще всего не в мою пользу. Ну, раз договорились — давай сравнивай.

Он изучал зал, а она смотрела на него. Наконец, Артем повернул голову и остановил свой взгляд на Катерине — всерьез оценивал и ее.

— Все равно лучше тебя нет.

— Спасибо, — Катя потянулась через стол, ладошкой прикоснулась к его щеке.

— Тебя любят, Артем! — бодро догадался материализовавшийся из ничего официант.

— Если бы… — откликнулся Артем, глядя в Катины глаза.

— Ну, тогда полюбят, — для официанта проблем не было. — Что будем есть?

— Есть не будем, — решила Катерина. — Мороженое, кофе, бутылка шампанского.

— Делай, что говорят, — добавил Артем.

Они сдвинули бокалы. В свете настольной лампы было видно, как в зеленоватом замкнутом пространстве шустрые пузырьки беспринципно, хитрыми зигзагами рвались вверх.

— Я сегодня счастливый, — признался Артем. — Поехали домой.

— Домой? — удивилась Катерина.

Вышли. Москва спала. Под сенью дерев у машины он обнял ее и поцеловал. Целовал долго, задохнулся, оторвался. Оторвавшись, взял ее руки в свои, ее ладошками провел по своим щекам. Она, улыбаясь, смотрела на него. Он завел руки ей за спину, и вдруг что-то металлически щелкнуло.

— Дешевка, — презрительно сказала Катерина. — Наручники-то зачем?

— Для порядка, — пояснил он и попытался поцеловать ее еще раз.

Она вертела башкой, не давалась, визжала.

— Ну, как знаешь, — грустно решил он и неуловимым движением залепил ей рот широким пластырем. — Извини.