Явка с повинной

– Смысла нет, – ответил Сеня. – Если все на одну лошадь ставят, выигрывает лишь ипподром.

– Однако платили три за рубль, – рассуждал Лева. – Сколько же людей против него играло?

– Ну, лишнего не заплатят, дорогой, – уверенно ответил Сеня. Услышав частые звуки гонга, сзывающего лошадей на старт, он повернулся к Леве спиной, смотрел, как лошади по двум бровкам друг за другом медленно направились к старту, развернулись к стартовым столбам. Перед лошадьми ехал «Москвич», сзади у него были развернуты как бы самолетные крылья, которые удерживали лошадей в одной шеренге. «Москвич» разогнался, убрал свои крылья, раздался гонг, лошади понеслись. Лева хотел еще поговорить с новым приятелем, однако Сеню сейчас ничто не могло отвлечь от бега.

Лева взглянул на «великого лошадника» Сеню, решив вернуться к их разговору несколько позже. Он чувствовал, что получил ценную информацию, обрабатывать ее следует в спокойной обстановке.

Он шел под трибунами, вдоль ограды, решил подняться, взглянуть на поле и бегущих лошадей сверху.

– Писатель! – крикнули из ложи, он повернулся и увидел конюха Колю. – Иди к нам, писатель.

Коля, одетый франтом, с еще мокрыми от недавнего мытья волосами, занимал с компанией целую ложу. Лева раскланялся, назвал себя, в ответ услышал: Аня, Наташа. Какой-то мужчина, лет около сорока, сидел, облокотившись на парапет, чуть привстав, он учтиво наклонил голову, имени не назвал, но улыбнулся открыто, покосился на Колю, вновь улыбнулся, словно извиняясь перед Левой за своего приятеля, который столь бесцеремонно окликнул его, отодвинул стоявший рядом с ним пустой стул и жестом пригласил «писателя». Только когда Лева сел, мужчина представился:

– Крошин Александр Александрович.

– Очень приятно, – ответил Лева и повернул свой стул так, чтобы не сидеть к девушкам спиной.

Александр Александрович положил ему на плечо руку и вновь улыбнулся.

– Бросьте, Лев, здесь на такие мелочи не обращают внимания. – Имя Гурова прозвучало у него очень естественно, Лева не уловил насмешки. – Слышал, собираетесь писать. Статья, очерк или что-то более серьезное? – глаза у Александра Александровича были лукавые и очень молодые. «Он не намного меня старше, – подумал Лева, – только держится не в пример мне очень уверенно и солидно».

– Журнал заказал очерк, – ответил он после небольшой паузы.

– Как здоровье Кирилла Петровича? – спросил Александр Александрович, делая какую-то пометку в программке.

Лева очень скверно запоминал имена и фамилии. Кто такой Кирилл Петрович? Он, вероятно, работает в журнале, на бланке которого была отпечатана бумажка, открывшая Леве ворота ипподрома. Не главный редактор, с которым Лева познакомился, получая задание. Может быть, зам? Или ответственный секретарь? Кто он, этот Кирилл Петрович? Как его здоровье? Может, неделю назад у него был инфаркт или он попал в автомобильную катастрофу? Или вопрос о здоровье Кирилла Петровича дежурная шутка в редакции, так как он какой-нибудь чемпион?

Александр Александрович сложил программку, смотрел Леве в глаза и ждал ответа.

– Спасибо, на здоровье он мне не жаловался, – ответил Гуров, считая, что инфаркты и катастрофы – вещь довольно редкая, а на все остальные случаи жизни ответ годился. Во избежание дальнейших осложнений Лева решил перехватить инициативу. – Я второй раз на ипподроме, очень интересно и совершенно непонятно.

– Я здесь почти каждый игровой день, – ответил Александр Александрович. – Тоже разбираюсь слабо.

Кто-то из девушек хихикнул, Александр Александрович взглянул строго, затем улыбнулся, не выдержал и рассмеялся. Хорошо он смеялся, мягко, искренне.

– Меня считают асом, – пояснил он Леве, – только потому, что, играя регулярно, я не оставляю здесь зарплату.

Начинался очередной заезд. Лошади приняли сразу, Лева увлеченно следил за бегом. Вперед сразу вырвалась гнедая лошадь, наездник был в красном камзоле и красной шапочке, он ярким пятном выделялся среди зеленых, синих и белых соперников. На повороте разрыв увеличился, на трибунах одобрительно шумели. Лева, заглянув в программку Александра Александровича, спросил:

– Какой это номер?

– Второй, Ринг, – ответил Александр Александрович, – едет на нем Виталий Тенин. Ринг отличный рысак, почти равный Гладиатору.

На последней прямой разрыв между лидером и ближайшими конкурентами составлял метров тридцать, наездник ослабил вожжи и неторопливо финишировал под дружные аплодисменты. Ринг нес славу достойно, бежал, скромно опустив голову, как бы впечатывая стальные копыта в дорожку.

– Красавец, – сказал Лева, поворачиваясь к девушкам. – Верно, девчата?

Как зовут девушек, Лева не помнил, но, взглянув, понял, что недавно смеялась, конечно, брюнетка. Хрупкая, изящная, она быстро, как-то по-мальчишески курила, ей, безусловно, хотелось говорить и двигаться, однако она сидела молча, закинув ногу за ногу. Лева сидел на ступеньку ниже и, повернувшись, почти ткнулся лицом в обтянутые ажурными чулками колени. Девушка быстро оглядела свои ноги, насмешливо взглянула на Гурова, как бы спрашивая: «Здорово, верно?»

Уши у Левы уже пылали, всегда начиналось с них. Конюх Коля о чем-то шептался с двумя подошедшими ребятами. Вторая девушка была мягкая и женственная, сидела, свободно откинувшись, полулежала, вытянув ноги. У нее были каштановые длинные ухоженные волосы, девушка смотрела на Леву неприятно равнодушно и цинично. Сдерживая зевок, девушка отвела взгляд и, видимо, на какой-то знак Александра Александровича, ведь больше сзади Гурова никого не было, капризно надула губы и, лениво выговаривая слова, спросила:

– Простите, вы что-то сказали?

В некоторых случаях Лева умел быть злым и решительным. Он легко поднялся, поклонился Александру Александровичу, который тоже встал, пытаясь удержать Гурова.

– Благодарю, очень приятно было познакомиться, – сказал Лева, не подчеркивая, однако и не скрывая насмешки. – Всего доброго, – поклонившись девушкам, он вышел из ложи.

Он действовал импульсивно, не отдавая себе отчета, почему так резко распрощался и ушел. Ему не понравилась атмосфера в компании.

Остался один заезд. Интересно, Григорьева еще на конюшне? Хорошо бы ее застать. Гуров шел быстро, почти бежал, однако конюх Коля догнал его, остановил и, задыхаясь, спросил:

– Ты чего? Обиделся, что ли?

– Я? – Гуров сделал шаг назад, оглядел Колю. Хорош. Джинсы, замшевая курточка, фирменная рубашечка. Он взял растерявшегося конюха за лацкан, взял грубо, а заговорил очень мягко. – Старайтесь быть вежливым, Коля. Старайтесь, вежливость вам в жизни не повредит. – Лева вновь торопливо зашагал к конюшне.

Коля трусил рядом, торопливо говорил:

– Извините, не хотел обидеть, думал, можно по-простому. Поймите, Лев, простите, не знаю вашего отчества, у нас не разрешают ходить на трибуны. Нина Петровна может меня выгнать.

Лева понял, что конюх не отстанет, хотел спросить: зачем же ты меня окликнул? Я шел и не видел тебя. Лева не спросил, остановился, вздохнув, медленно произнес:

– Идите, Коля. Идите, я даже в школе не ябедничал.

Коля отстал, Гуров прибавил шагу и вскоре оказался у конюшни. Навстречу шли три женщины и Рогозин. Плотная, однако стройная молодая женщина с русыми коротко стриженными волосами строго спросила у Гурова:

– Вы где были? – лишь по голосу Лева узнал Григорьеву. – Не расслышали? Я спрашиваю, где вы были?

– На трибунах, – ответил Лева, совершенно не понимая, почему отчитывается.

– Я вас прошу, – приказным тоном сказала Нина, повернулась к спутникам. – Минуту, – и пошла назад к конюшне, не сомневаясь, что Гуров идет следом. Он действительно шел. – Я вас прошу, – входя на конюшню, повторила наездница. – Либо здесь, либо там.

– Меня интересуют не только лошади, но и люди, – Гуров остановился у стойла Гладиатора, Нина прошла дальше одна, повернулась и громко повторила:

– Либо здесь, либо там. Вы наверняка достаточно побывали на трибунах, – она остановилась у висевшего на стене ящика, где в разных отделениях-ячейках лежали подковы, персональные для каждой лошади. Тоненькие точеные подковы, согнуть такую, пожалуй, сумеет любой мужчина. Нина придирчиво оглядывала какую-то пару, Лева подошел и спросил: