Мафия

Она передала Яну Арнольдовичу последний «ультиматум».

— Голос один и тот же? — поинтересовался подполковник.

— Разные. Мужские и женские.

— Интересную я узнал новость, Ольга Арчиловна. Арест Мухортова здорово выбил наших противников из колеи. Им интересуются во всех больницах Южноморска. Сбились с ног, несчастные. Ну, выкладывайте, что там в Палермо?

— Там, к сожалению, не все однозначно. Свой перстень Гринберг признала…

— Очень хорошо.

— Но она опознала и грабителя — Станислава Ларионова. А у него, как выяснил Рунов, алиби. Я даже не знаю, как теперь расценивать опознание Фаины Моисеевны, — расстроенно проговорила следователь, — хотя секрет перстня мог знать лишь настоящий владелец. Даже внучка Шмелева не предполагала об этом. Честно говоря, Ян Арнольдович, я в замешательстве.

— И напрасно, — улыбнулся он.

Латынис торжественно раскрыл папку, достал фотографию и протянул Ольге Арчиловне. На ней был заснят полковник милиции.

— Ларионов? — удивилась Дагурова. Латынис кивнул. Но почему полковник? Когда он успел стать им?

— Не был и никогда не будет, — усмехнулся Ян Арнольдович.

— Ой, Ян Арнольдович, что-то вы крутите! — подозрительно посмотрела на оперуполномоченного следователь.

— Так вот, это действительно Ларионов, — сказал Латынис, — только не Станислав, а Лев. Лев Архипович.

— Брат, что ли? — вырвалось у Дагуровой.

— Вот именно. Старший. Разница у них два года.

— Фу ты! — с облегчением выдохнула следователь. — Кто бы мог знать! Похожи как две капли воды.

— Теперь понимаете Гринберг?

— Конечно! Выходит?..

— Да, — подтвердил Латынис. — У Фаины Моисеевны был тогда Лев Архипович. В сентябре восемьдесят четвертого года, когда Станислав находился в Звенигороде, его брат отдыхал в Южноморске. О том, что именно Лев ограбил Гринберг, свидетельствуют кое-какие вещи, изъятые при обыске.

Ян Арнольдович достал еще два снимка.

— Та самая ваза, — радостно проговорила Ольга Арчиловна, рассматривая цветную фотографию хрустальной вазы, обвитой золотой виноградной лозой.

— И старинные часы, — добавил Латынис, ткнув пальцем в другую фотографию, запечатлевшую изумительную работу неизвестного мастера в виде расписанного пасхального яйца. — Малахит, серебро, перламутр…

— А где этот самый Лев?

— В клетке, — улыбнулся Латынис. — Задержали.

— Признался?

— Пока молчит. Мне кажется, на что-то или на кого-то надеется.

— Он действительно работает в вашем ведомстве?

— Ни боже мой! — ответил Латынис и добавил: — Хотя мерзавцы с полковничьими погонами у нас, к сожалению, не перевелись.

— Кто же он?

— Страховой агент. Но, сдается, это крыша. Если не хуже — способ разнюхивать, где можно поживиться. Мои коллеги из Звенигорода подозревают, что он связан с рэкетом. Возможно, верховодил.

— Ну и рыбку вы поймали! — восхитилась Дагурова. — Акулу.

— Это точно. У него не квартира, а музей.

— Интересно, его брат Станислав работал на пару с ним? И вообще, зачем Лев Архипович снялся в милицейской форме?

— Ольга Арчиловна, дорогая, я сам могу назвать еще десяток «почему». Подождем сведений из Звенигорода… Лучше расскажите о Мухортове. Раскололся?

— Не до конца.

И Дагурова рассказала о результатах допроса. Когда она дошла до соучастников, некоем Жоре по кличке Борода и Генрихе — Сэре, Латынис перебил следователя:

— Постойте, постойте, Жора, Генрих — это ведь команда яхты «Элегия»!

— Вы так думаете?

— Факт. Белов подробно о них рассказывал. Да и по агентурным данным именно эти молодцы обслуживают Хинчука на яхте. Их фамилии — Георгий Бородин, Генрих Довжук, а капитаном Семен Кочетков, по кличке Боцман.

— Ваш знакомый? — улыбнулась Дагурова.

— Он самый. Но зачем Бородин и Довжук убили Шмелева? Как свидетеля?

— Боюсь, Ян Арнольдович, что Николай Павлович больше, чем свидетель. Соучастник…

— Шмелев?! — поразился Латынис. — Чей же?

— Киреева и компании.

— Но ведь он первый начал раскручивать дело. И весьма энергично. Горел, можно сказать.

— И очень быстро потух. Сразу, как только приехал Чикуров. И еще: откуда у Шмелева перстень Гринберг?

— Да-да-да, — закивал Ян Арнольдович. — Смотрите, какая выстраивается цепочка. Фаину Моисеевну ограбил Лев Ларионов. Его брат — правая рука Киреева. Именно в тот момент, когда Шмелев уходит на пенсию, он почему-то дарит своей внучке перстень Гринберг…

— Вы знаете, я думаю, не перстень ли искали убийцы в его квартире? Очень серьезная улика. Ведь Шмелева убили именно тогда, когда по инициативе Измайлова Рунов занялся поисками грабителя Фаины Моисеевны.

— Вроде сходится. Ладно, пора, как говорится, на боковую. Завтра много дел.

— И первое — допрос Мухортова. Поедем прямо с утра.

— Я считаю, нужно немного повременить. Есть идея. Но ее нужно проверить.

Латынис рассказал о том, что наконец установлена личность убитого возле ресторана «Воздушный замок», которым оказался член-корреспондент Академии наук Ляпунов.

В Бузанчи поехали через день. Допрашивала Евгения Мухортова одна Ольга Арчиловна, а Латынис поджидал ее в коридоре больницы.

— Расскажи, за что ты убил Ляпунова? — был первый вопрос Дагуровой обвиняемому.

— А кто это?

— Его пристрелили в телефонной будке. Неподалеку от «Воздушного замка». Девятнадцатого сентября прошлого года.

— Хоть голову режьте — это не я.

— Ах, Евгений, Евгений, — покачала головой Дагурова и достала из портфеля бумагу. — Вот заключение экспертизы. Пуля, которой был убит Ляпунов, выпущена из того же пистолета, из которого ты стрелял в Латыниса. Ознакомься…

— Знаю, что из того же. Но стрелял в Ляпунова не я. Сэр.

— Генрих Довжук?

— Он, — кивнул Мухортов, даже не заметив, что следователь произнесла фамилию Генриха.

— Как это было? — спросила Дагурова.

— Мы приехали шмонать Карапетяна, — начал сбивчиво Евгений.

— Кто это «мы»? Назови фамилии, клички.

— Ну, Генрих Довжук, по кличке Сэр, Жора Бородин — Борода, Сеня Кочетков, кликуха Боцман, и я…

— Твоя кличка?

— Муха.

— Хорошо, продолжай.

— Еще раньше, дня за три, Генрих предупредил Карапетяна: мол, будешь платить каждый месяц пять тысяч. А Карапетян стал жаться… Мы договорились, что в случае нового отказа обработаем ресторан как надо и еще его дочку того… — Он смущенно опустил глаза. — Прямо при папаше.

— Выходит, Карапетян не дал денег?

— Не дал. Ну, мы и устроили хипиш. А этот мужик, Ляпунов, побежал в кабинет директора и стал права качать. Сэр врезал ему в поддых, но он не успокоился. Тогда Генрих пшикнул ему газом. Ляпунов отключился. Вроде свихнулся, по полу катался, хохотал. Мы и забыли про него. Сделали дело, рванули когти. Отъехали от ресторана. Вдруг Генрих тормознул и подал задом к телефонной будке. Там Ляпунов названивал кому-то. Сэр в него и выстрелил. Мужик упал, а мы рванули дальше.

— Так за что все-таки убили? — спросила следователь.

— Генрих сказал, что он наверняка стучал в милицию. Ну и убрал его, чтоб не сдал нас.

— А Пронина за что? — продолжала допрос Дагурова. — Сторожа автостоянки у ресторана?

— Это то же самое… Свидетель…

— Кто принимал участие в убийстве Пронина?

— Генрих, Жорка и Семен.

— А ты, выходит, и тут был ни при чем? — усмехнулась Ольга Арчиловна.

— Я тогда здорово закайфовал.

— А для чего труп Пронина подложили в машину Карапетяну?

— Припугнуть. Из Москвы следователь приехал, так Генрих боялся, что Карапетян заложит нас.

— Да, Евгений, — как бы вскользь поинтересовалась Дагурова, — за работу на яхте с вами рассчитывался Кочетков?

— Нет, лично Хинчук.

— Владелец «Элегии»?

— Какой он владелец, — махнул рукой Мухортов. — Хинчук сам шестерка.

— У кого?

— Генрих как-то сказал, что всем заправляет какой-то пахан по кликухе Сова, кто он, что — не знаю…

На обратном пути в Южноморск Ольга Арчиловна рассказала Яну Арнольдовичу о допросе и заключила: