Ушел и не вернулся

— Нашел время пропадать! Может, все-таки по пьянке где?

— Ты его пьяного видел?

— Вроде нет… Петр Иваныч, а вдруг это… Вдруг его по-тихому взяли?!

— Тьфу ты! — озлился Зурин. — Уже готов, уши прижал! Ничего эти столичные не раскопали. И не раскопают. Сам-то другорядь не знаешь, с прибылью будешь или в убытке!

— Тогда какая же ваша гипотеза? Насчет Миловидова?

— Давай прежде времени в панику не вдаряться. Мог кто и вызвать по делу. Осенью ж уезжал. Он сам себе голова, нам с тобой не доложит.

— Нам-то — понятно. Но жене должен был сказать, чтоб шум не подымала. Если только от нее скрыть хотел?.. — И тут ему в голову пришло объяснение, близкое его сердцу волокиты. — Петр Иваныч, вдруг он с Митькой-механиком сцепился?! Митька за Аленой вовсю ухлестывал, то и дело из Дворца под локоток. Может, у них треугольник вышел? И дальше какая-нибудь петрушка?

Зурин сплюнул.

— Слушай, ну любой разговор у тебя под конец на баб сворачивает! Уйми ты свой этот… секс. Вон уж лысеть начал.

— Петр Иваныч, это не в первый раз, и я попрошу! Вам, положим, нравится многосемейность, а я ответственно выбираю достойную подругу жизни!

— Ну выбирай, выбирай. На нашей фабрике аккурат до гроба хватит. Чем гипотезы выдумывать, лучше с Аленой потолковать.

— Пока что не в себе она.

— Сегодня пускай еще повоет. А завтра пойдешь.

Между тем Знаменский надумал, что пора вплотную заняться сушильным цехом. Заглянул в именной список. «Нач. сушки — Миловидов Сергей Иванович». Знакомая фамилия. Уже треть фабрики знакомых фамилий, а дело ни с места.

Позвонил по внутреннему в цех, чтобы вызвать начальника. Чей-то прокуренный голос поинтересовался, кто спрашивает, и, удивленный неосведомленностью следователя, сообщил, что Миловидов еще с четверга исчез.

— Как то есть исчез? — переспросил Знаменский.

— Ну запропастился куда-то, жена ищет, с ног сбилась.

У Знаменского в голове прояснело, всплыла сцена в милицейской дежурке. Всплыл и сам Миловидов: был у них короткий разговор при знакомстве.

На фоне прочих представителей «руководящего звена», включая директора с замом, Миловидов выглядел как-то крупнее, культурнее… Стало быть, так и не вернулся. Подобные вещи следователю полагается знать!

Затрещал аппарат, и озабоченный голос Зины сказал:

— Ты один? Я зайду.

Знаменский связался с горотделом милиции: ищут ли Миловидова?

— По силе возможности, — ответили без энтузиазма.

Другими словами, не ищут. Да и что с них спросишь? Людей мало, навыка розыскного вовсе, наверное, нет; водолазов тралить речку без высоких санкций не дадут…

Зина резко распахнула дверь, резко захлопнула:

— Что ты думаешь о выступлении Миловидова?

— Он объявился?!

— Да нет же! На собрании, в четверг еще!.. Или ты вообще не слыхал?

Нет, Знаменский не слыхал. Чтобы обойтись пока без ревизоров, зарылся в бухгалтерские дебри, выстраивал для сверки длинные колонки цифр: поступление рулонов и отправка. В столь тихом омуте жулики вряд ли неусыпно пеклись о полном ажуре в документах. Под праздник ли иль спохмела могли махнуть рукой: «Да вези так: чего канитель разводить!»

Но сегодня Знаменский сел и подумал и признал возню с колонками непродуктивной. Еще подумал — и позвонил в сушилку. И обнаружил, что опоздал на четыре дня!

Не было рядом человека, который следил бы за повседневным фабричным бытом, вращался в сфере ее новостей, слухов, склок, симпатий-антипатий. Ну видел Знаменский объявление о профсоюзном собрании с повесткой дня о текущих вопросах и выборе делегата… не дочитал какого. Зачем стал бы он туда соваться? А оказывается, Миловидов выступил перед всеми с сенсационным призывом «покончить с хищениями» и прямо назвал виновных.

После чего… ушел и не вернулся.

— Однако крепко здесь держат язык за зубами. «День добрый», «Вечер добрый», а по делу молчок! Никто и не заикнулся про собрание!

— Нет, Пал Палыч, все наоборот. Поскольку Валетный меня держит в осаде, я общаюсь с людьми только в столовой, да в здешнем, пардон, туалете. Оттуда и прибежала. Девочки судачили про тебя и про Миловидова. Общее мнение, что следователю все известно. Но из хитрейших соображений он ни о чем не расспрашивает. Даже полагают, что нахождение Миловидова нам известно!

— Прямо в открытую при тебе?

— Я была в кабинке, но знали они, кто там. Когда вышла — ничуть не смутились.

— Зина, задание номер один — чаще посещай туалет! На Валетного плюнь. Надо искать Миловидова.

— А как мы его намерены искать?

— На то сыщики есть. Пусть Скопин раскошелится.

Звонок Скопину, видно, попал в добрую минуту. Не вникая в подробности, он только кашлянул насмешливо:

— По Томину соскучились? Ладно, попробую устроить.

И благо столица все же не за высокими горами, Томин прибыл на следующий день.

Не застав друзей в гостинице, подробно осмотрел городок.

Экое захолустье! Даже светофоров нет. Да и зачем: машин кот наплакал. По окраинным улицам куры бродят. Тишина, скука, как люди живут? Недаром все будто сонные. Домишки старорежимные стоят вежливо, друг от друга отодвинувшись, огородившись заборчиками. Впрочем, не домишки — особнячки. Крепенькие еще. И везде что-то цвести собирается. Да и люди не сонные, они замедленные. Куда тут спешить сломя голову? Везде к сроку своими ногами поспеешь. Нормальный народ. Это мы в Москве, наверное, сумасшедшие.

Перед горотделом милиции Томин постоял, подивился несуетливости стражей порядка. Вон подъехал «козлик», никто из него не кинулся опрометью в дежурную часть. Шофер «бибикнул» — доложился, — нацедил ведро из крана возле газончика и вооружился тряпкой.

Надо походку притормозить, встречных пугаю… Да, давненько не заносило меня в столь благословенное местечко. Я тут, братцы, отдохну. Одно дело. Одно! Да и то небось плевое. Да Паша с Зинаидой для общения. Курорт.

И впрямь курорт после постоянно накаленной обстановки в Московском угрозыске, где происшествие налезало на происшествие и больше половины их значилось «на контроле» в секретариате министра или в прокуратурах — главной, республиканской, городской. Каждое утро пачка оперативных сводок требовала, чтобы инспектор запомнил еще ряд физиономий и примет убийц, насильников, сбежавших зэков и т. п., а кого-то из прошлых сводок (в связи с задержанием или чем там еще) позабыл. Память трещала по швам, давала сбои. Горячка и множество одновременных задач мочалили нервы. Но все это были цветочки по сравнению с решением самих задач. Редкая «ягодка» падала в руки без обильного пота и интенсивного шевеления извилинами.

Возвратясь с фабрики, друзья застали Томина расслабленным и настроенным блаженствовать. Он раскинулся в единственном на всю гостиницу кресле, принесенном из холла. В люксе, куда столичный сыщик вселился, очаровав гостиничных женщин, уборщица пылесосила извлеченный из парадных резервов ковер. Администрация кончала протирать окна. Буфетчица укутывала полотенцами кастрюлю с отварной картошкой.

— Ребята! — обрадовался он, словно век назад расстались. — Я срочно прибыл ужинать с вами и пить чай!

Дежурная принесла и расстелила на столике скатерть.

Вся щепетильность Кибрит и Знаменского кошке под хвост.

— А вот туточки — домашние гостинцы! — Томин вжикнул «молнией» и начал извлекать из сумки разную снедь, закупленную и заготовленную матерью, считавшей, по-видимому, что всем троим угрожает жестокий голод.

Гостиничные женщины сразу деликатно удалились, пожелав:

— Приятного аппетита!

— Приятного вечера!

— Приятного свиданьица!

Томин полез в холодильник и извлек бутылку вина чем окончательно сразил друзей. Не бутылкой, а тем, что холодильник работал!

Это уж был форменный разврат.

«Но Шурик-то, Шурик! — изумлялась Кибрит. — Кто бы заподозрил его в страсти к комфорту? Ради дела он случалось, ночевал буквально под забором, сутками сидел в засаде не жравши, шлялся по вонючим притонам, мерз, мок, непритязательный, как бездомная собака, трудился каторжно. Поесть, правда, любил — в свободное от работы время, но ел все подряд и где придется. Если в Шурике укрепятся сибаритские настроения, я тут нахлопочусь с его прокормом…»